Наталия Гутман: «Когда дело дошло до валторн, я чуть не заплакала»

Корреспондент газеты ВЗГЛЯД Борис Лифановский встретился с выдающимся музыкантом, почти не дающим интервью, чтобы расспросить ее о Венесуэле, игре со студентами, фестивале памяти Олега Кагана, взаимоотношениях со спонсорами и проблеме наполняемости залов.

Президент Венесуэлы Уго Чавес очень хорош тем, что он преклоняется перед этим доктором Абреу и дает ему столько денег, сколько надо

– В течение многих лет вы руководите в Москве фестивалем памяти Олега Кагана. Первоначально фестиваль носил камерный характер, даже вы сами играли сольные концерты в Рахманиновском зале Московской консерватории. Сегодня он стал намного более масштабным. Вам не хотелось бы сохранить ту камерность, которая имела место в начале? Это связано с организационными моментами?
– Сегодня этот фестиваль мы делаем вместе с Московской филармонией и некоммерческим Тарусским фондом Святослава Рихтера, который существует при поддержке РАО «ЕЭС» и Мастер-банка. Благодаря этому есть возможность не платить за залы, а это очень важно – у нас почти нет спонсоров. Есть один замечательный спонсор – Мастер-банк, и один из его руководителей господин Булочник, и его супруга.

Я очень люблю эту супружескую пару. Они ценят музыку, и вообще это какие-то очень особенные люди, тонкие и светлые. После того как они услышали передачу о фестивале памяти Кагана, где я говорила о том, что мы нуждаемся в помощи, они пришли на концерт и сказали: «Мы будем помогать». Мне было очень приятно. Но этого, к сожалению, все равно не хватает на то, чтобы полностью осуществить все задуманное. Хотя я всем очень благодарна за любую поддержку.

Ведь это большая проблема – устроить такой фестиваль в Москве. Сейчас консерватория сдает в аренду залы знаете за какую цену? Примерно как Карнеги-холл в Нью-Йорке, от 12 до 15 тысяч долларов.

Поэтому без поддержки филармонии фестиваль, конечно, не смог бы сейчас существовать. С другой стороны, иногда у нас возникают разногласия. Например, насколько мне известно, для филармонии важно, чтобы собирались полные залы. Так что они стремятся выполнить эту задачу любым способом, который кажется им подходящим.

«Я первый раз в жизни сыграла Симфонию-концерт Бриттена для виолончели с оркестром»

– Но ведь в вашем случае проблем с наполняемостью залов быть не должно?
– Действительно. Но дело в том, что даже если на концерт приходит много слушателей, но нет аншлага – с их точки зрения, это неблестящий результат. Может возникнуть мысль о том, что это была не очень подходящая программа, слишком много новой музыки…

В любом случае для меня самое важное – что они поддерживают этот фестиваль и стремятся к тому, чтобы он продолжал существовать.

– А если абстрагироваться от фестивалей, необходимости находить общий язык с менеджментом, спонсорами, обосновывать свой выбор произведений… Если представить, что можно все, что бы вы сделали? Вы, к примеру, хотели бы просто остановиться и отдохнуть?
– Нет, я боюсь этого.

– А что бы вы хотели сыграть? Как вы видите для себя идеальный концерт или даже фестиваль?
– Это очень непростой вопрос, мне надо подумать. Хотя у меня была мечта, которая осуществилась недавно. Я первый раз в жизни сыграла Симфонию-концерт Бриттена для виолончели с оркестром. Это было в Санкт-Петербурге, и в публике почти никто не знал этого произведения. В России его много лет назад играл Ростропович, есть его запись – он гениально играет. Но с тех пор живьем у нас я этой музыки не слышала.

– Вы не хотели бы сыграть это произведение в Москве?
– Я бы очень хотела. Может быть, даже на фестивале, но кто его возьмет? Понимаете, когда я предлагаю, например, Хиндемита, мне сразу отвечают: «Ой, только не Хиндемит! Ой, только не Бриттен!» Совершенно не понимают, насколько важно играть разную музыку, а не только всем хорошо известную. Одно, только одно: раскручивать то, что уже и так раскручено. Вот это их основной принцип.

Хотя могут существовать очень разные подходы. Я, например, второй год под огромным впечатлением от Венесуэлы.

На эту тему
• Свет и звук
• По Волге-матушке с оркестром
• Его современники
• Закольцевалось
• Михаил Плетнев: «Я не сторонник конкуренции в искусстве»
• Полжизни за литургию
• Сопоставление смыслов

– Что вы имеете в виду?
– Вы даже не знаете! Меня уже давно звали в Венесуэлу, играть Второй виолончельный концерт Шостаковича и сюиты Баха. Удивительно, да? Причем один раз я отказалась, но то же самое они предложили во второй раз. Я недоумевала – что такое с этой Венесуэлой? Поехала. Нехотя очень.

Когда я приехала, мне сказали, что со мной хочет познакомиться доктор Абреу. Я не знала, кто такой Хосе Антонио Абреу. Вошел маленький человечек – небольшого роста, лысенький такой, скромный. Это потом я узнала, что он и органист, и экономист, и политик… И даже лауреат Нобелевской премии, которую ему дали за его деятельность. Сейчас расскажу за какую.

На следующее утро я иду репетировать в ужасе – что это будет вообще? Мне сказали, что играть нужно с молодежным оркестром. Мало того что это Венесуэла, так еще и молодежный оркестр… Что там может быть хорошего?

Прихожу на репетицию – сидят человек сто черных голов, молодых ребят, некоторые в кепках… Как только я вошла, они вскочили и устроили буквально овацию.

А Второй виолончельный концерт Шостаковича начинается с группового соло виолончелей, и я боялась этого. Но слышу – идеально играют, как один, и с той выразительностью, которая там нужна. Стали играть дальше. Когда до валторн дело дошло, я вообще чуть не заплакала – никогда не слышала, чтобы эта валторновая каденция была так сыграна.

– И все это местные музыканты?
– Все венесуэльцы. Этот оркестр называется Венесуэльский национальный молодежный оркестр имени Симона Боливара, в нем играют ребята от 14 до 20 лет. Вот этот доктор Абреу уже в течение 35 лет занимается такой деятельностью: бедных или бездомных, уличных детей он набирает, выдает инструменты и начинает учить музыке.

К прошлому году 250 тысяч детей в Венесуэле играли в молодежных симфонических оркестрах, которых там около 120. Они этим зарабатывают, содержат свои семьи… А после того как доктор Абреу рассказал мне про 250 тысяч, он добавил, что через два года будет 500 тысяч. Он уже знает, каких детей и где возьмет.

Он выстроил там Дом музыки, для всех. Там есть классы для занятий, тут же гостиница, общежитие для них. Президент Венесуэлы Уго Чавес очень хорош тем, что он преклоняется перед этим доктором Абреу и дает ему столько денег, сколько надо.

Недавно в Севилье я играла с этим оркестром под управлением Клаудио Аббадо. И слышала, как во втором отделении они играли Четвертую симфонию Чайковского. Это было просто невероятно хорошо.

Наверное, каждый из них по отдельности играет не так уж здорово. Но зато они сразу начинают играть в оркестре. Их начинают одновременно учить играть и на инструменте, и в оркестре. То есть у них сразу начинает развиваться ансамблевое чутье, из них получаются замечательные оркестранты.

Кстати, известный сейчас на Западе молодой дирижер Густаво Дудамель – как раз из этого оркестра. Ему 26 лет, но буквально недавно объявили, что через сезон он возглавит Лос-Анджелесский филармонический оркестр, заменив Эса-Пекка Салонена.

Аббадо тоже говорил мне, Дудамель невероятно талантлив. Рассказал, что как-то он устал репетировать Пятую симфонию Малера с каким-то оркестром, вызвал Дудамеля из зала и попросил подирижировать дальше. А сам сел в зал. И, говорит, когда я услышал, что происходит, я сказал: «Ты дирижируешь концерт». Ну, Клаудио широкий человек, помимо всего прочего…

Что я хотела бы? Я хотела бы играть много камерной музыки, делать какие-то фестивали камерной музыки с разными составами. В следующем году, например, в рамках консерваторского абонемента мы сделаем камерные программы вместе со студентами Московской консерватории.

– Вам интересно играть со студентами?
– Очень. Если, конечно, это хорошие студенты. Мне и с моими детьми уже интересно играть. Если есть хорошие партнеры, мне все интересно.