В письме Алексей Пушков озвучил семь аргументов против проекта «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима». В частности, он написал, что «программа обострит ситуацию идейной гражданской войны», что неверно и «политически глубоко порочно смазывать разницу между СССР и гитлеровской Германией» и что борьба с тоталитарным наследием «не должна превращаться в повод для превращения России в унтер-офицерскую вдову». Письмо было выслано по почте членам совета. Ирина Ясина опубликовала его у себя в блоге с комментарием: «Рассылка была открытой, поэтому я считаю возможным публиковать».
ВЗГЛЯД: Является ли ваше письмо, опубликованное Ириной Ясиной у нее в блоге, выступлением против позиции совета по вопросу так называемой «детоталитаризации»?
Нельзя призывать к «десталинизации», когда в центре страны, на Красной площади лежит мумия вождя революции, у которого Сталин ходил в подчиненных
Алексей Пушков: Председатель совета господин Федотов предложил всем членам совета определиться по отношению к этой программе. И сказать, поддерживают они ее или отвергают. Это предложение господина Федотова было разослано всем членам совета. Более того, он сказал, что не только ваша позиция «за» или «против», но и аргументы, которые вы выдвинете в поддержку вашей позиции, будут выложены на сайте совета. То есть он предложил провести голосование и обосновать свою позицию. И я высказал свою позицию: я отрицательно отношусь к этой программе. Поскольку мне было предложено высказать мои аргументы, я их высказал – те семь пунктов, которые, по всей видимости, опубликовала Ирина Ясина.
Это не является открытым письмом, это не является акцией протеста. Более того, господин Федотов в своем письме отметил, что поскольку до сих пор это было предложение рабочей группы и многие не считают его консолидированным мнением совета, то есть смысл провести голосование.
ВЗГЛЯД: Вы входили в рабочую группу по проекту, но не участвовали в его создании и обсуждении. Почему?
А. П.: Действительно, я был включен на начальном этапе в рабочую группу по проекту, однако я не получал со стороны руководства группы предложений об участии в заседаниях, не получал рабочих бумаг и тезисов. Впоследствии я был ознакомлен сначала с тезисами, а потом и с конечным продуктом, как и все члены совета. Но никакого участия в работе над предложениями в составе группы я не принимал.
ВЗГЛЯД: По какой причине вас не приглашали на заседания?
А. П.: Не секрет, что люди, которые включены в состав совета, придерживаются разных политических взглядов. Я высказал на одном из заседаний совета некоторые критические замечания еще на этапе подготовки предложений рабочей группы, когда мы знакомились с тезисами, с которыми выступил Караганов. Возможно, некоторые из моих предложений были учтены. Во всяком случае из текста были убраны некоторые наименее продуманные формулировки. В частности, я выступил против термина «десталинизация». Я исхожу из того, что нельзя призывать к «десталинизации», когда в центре страны, на Красной площади лежит мумия вождя революции, у которого Сталин ходил в подчиненных. Нельзя вырывать один период большевистской истории и подвергать его критике, не трогая основоположника и красного террора, и теории уничтожения враждебных классов, и, кстати, создателя ГУЛАГа, потому что ГУЛАГ начал создаваться в 21–22 годах по указанию Ленина и Троцкого, а Сталин продолжил это дело.
#{interviewsociety}ВЗГЛЯД: Один из ваших аргументов в том, что общенациональное покаяние не принято в мировой политической системе. Почему бы России не нарушить это правило условного этикета?
А. П.: Международная политика беспощадна. Страны, совершающие ошибки, за них потом расплачиваются. Все прекрасно понимают, что как только само государство возьмет на себя ответственность за те или иные действия, оно может оказаться не только предметом жесточайшей критики, но и предметом многочисленных финансовых исков и требований компенсаций со стороны других государств. В Литве, например, уже давно думают о том, чтобы выставить нам иск за «оккупацию» в объеме 28 млрд долларов Что же будет, когда мы сами признаем себя виновными во всех грехах?
Вторая причина – я не вижу прецедентов. Я не вижу, чтобы польское правительство каялось за гибель 30–40 тыс. военнопленных красноармейцев, которые оказались в польском плену во время польско-советской войны 1919–1920 годов и которые в плену содержались в жутких условиях – вопреки всем конвенциям. Польское правительство не взяло на себя ответственность за действия того польского правительства. Я не слышал, чтобы Соединенные Штаты Америки взяли на себя ответственность за ядерную бомбардировку и уничтожение 350 тыс. человек в Хиросиме и Нагасаки, двух мирных городах Японии. Хотя там было уничтожено примерно в 20 или 30 раз больше людей, чем было убито в Катыни. Я не слышал о том, чтобы какая бы то ни было из колониальных держав каялась за те массовые убийства и расстрелы, которые совершили когда-то правительства этих стран в африканских и азиатских государствах. То есть я не вижу практику покаяния, и я знаю, что такое покаяние превратит сегодняшнюю Россию, не Советский Союз, а именно сегодняшнюю Россию, в международного изгоя, в «мальчика для битья». Осуждать нас будут прежде всего те страны, в которых сейчас свободно маршируют бывшие войны СС, которые воевали на стороне Адольфа Гитлера. Латвийское правительство не кается за зверства латышских эсэсовских дивизий на территории Псковской области. А мы должны покаяться по нашей собственной инициативе! Если бы мы жили с вами в каком-то другом мире, можно было бы об этом говорить. Но мы живем в реальном мире.
ВЗГЛЯД: Но были же покаявшиеся Япония и Германия.
А. П.: Это были державы побежденные, оккупированные, подписавшие капитуляцию и вынужденные совершить это покаяние. У них не было альтернативы. И последний момент, очень важный. Мы – правопреемники СССР. Мы же не сказали, что мы совершенно новое государство, которое не имеет никакого отношения к Советскому Союзу. Мы унаследовали долги Советского Союза, большую часть территории, международные договоры, Калининградскую, кстати, область, которая была, между прочим, немецкой, и почему бы тогда и ее не отдать, если уж мы решили покаяться? И мы унаследовали некую историю. История развязывания Второй мировой войны не такова, чтобы нам как правопреемнику Советского Союза надо было за нее каяться. Это была история, в которой все играли по жестким правилам, где западные демократии заключили сделку с Гитлером и отдали ему Чехословакию на оккупацию, где Польша, которая потом выставляла себя жертвой, не стеснялась отнять и оккупировать целую область растерзанной Чехословакии. Тогда Советский Союз стремился обезопасить себя и играл по правилам, по которым играли все. И я не понимаю, почему мы должны каяться в большей степени, чем остальные государства, которые тоже в этом участвовали. А поскольку я не вижу с их стороны ни малейшего стремления к покаянию, то я не считаю, что мы должны начинать этот процесс.
ВЗГЛЯД: Зачем, на ваш взгляд, нужно было именно сейчас выносить подобное предложение?
А. П.: Такой информации у меня нет. Это была инициатива группы членов совета. Но уверен: это не главная проблема, перед которой стоит страна. У нас есть проблемы, требующие повышенного внимания и участия со стороны общества. Это чудовищная коррупция, невысокая степень эффективности государственного аппарата, попытка найти более эффективную экономическую модель, это, кстати, неразвитость демократических институтов, произвол представителей правоохранительных органов – все то, о чем говорит президент. И если мы сейчас вдруг сместим центр общественной дискуссии на сталинскую эпоху, мы отвлечем общество от действительных проблем, к которым Сталин не имеет ни малейшего отношения. И создадим не основу для «национального примирения», как написано в докладе, а спровоцируем очередное национальное размежевание. Если посмотреть, что пишут в Интернете по поводу предложений рабочей группы совета, мы увидим, что возвращается тот градус, тот накал взаимного неприятия, который был характерен для нас в 90-е годы, во времена столкновений ельцинистов и сторонников Хасбулатова и Руцкого. Когда мне говорят, что все это может быть основой для национального примирения, мне грустно и смешно одновременно. Это вызовет новый приступ идейной гражданской войны, из которой мы не выходим вот уже 20 лет.