За американца Майкла Калви просили самые разные люди – от западных финансистов до российских олигархов и экс-министров. В итоге он не просидел под арестом и двух месяцев. Следствие продолжается, обвинения в хищении остаются, но в четверг Калви, скорее всего, выйдет из СИЗО для дальнейшего нахождения под домашним арестом.
За Кирилла Серебренникова, который находился под домашним арестом с августа 2017-го, просили еще больше и громче. Вот только за футболистов Кокорина и Мамаева, уже полгода сидящих в СИЗО по делу о хулиганстве, просят куда меньше и тише – но у них хотя бы суд уже начался.
Смягчение меры пресечения Калви и Серебренникову многих удивило. Либералы даже стали рассуждать о начинающейся «оттепели», то есть смягчении как методов работы правоохранительных и судебных органов, а то и всей политической системы.
В ответ стало раздаваться возмущение тех, кто считает всю политику властей недостаточно жесткой. И все время тревожится насчет того, как бы коррумпированные элиты не ушли от наказания, а курс Путина на национализацию элиты не был свернут. Какая оттепель, еще и заморозков нужных не было!
Но и то, и другое имеет мало отношения к реальности –
нет ни оттепели, ни сворачивания борьбы с коррупцией.
А что же есть?
Есть желание общества сделать так, чтобы элиты перестали жить отдельной от страны жизнью – не воровали, не врали, не считали себя безнаказанными. Речь не об элите как таковой (в ней полно порядочных людей), а том ее собирательном образе, который сложился у нормального обывателя. Причем речь идет не только об управленческой элите, а и о крупном бизнесе, и о звездах, будь то шоу-бизнеса или спорта. Неслучайно в ряду самых громких арестов последних месяцев, наряду с бывшими министрами Михаилом Абызовым и Виктором Ишаевым, стоит и дело Кокорина – Мамаева. Неважно – воровство или хулиганка, богатые и знаменитые не должны стоять выше закона.
Понятно, что такого идеального равноправия нет ни в одной стране мира – и даже советский опыт лишь был в этом смысле правильным, но не совершенным. Однако нужно хотя бы стремиться к выстраиванию такой системы, к созданию способствующей ее общественной атмосферы и в обществе, и во власти. Можно установить самые правильные законы, но соблюдать их должны ведь люди. Как и следить за тем, как другие соблюдают законы, тоже приходится обычным людям – пусть и работающим в правоохранительных органах.
Общество и Путин хотят борьбы с коррупцией, с воровством, с неподсудностью богатых, влиятельных и знаменитых? Конечно – вот следствие и органы в целом и пытаются вести ее. Так, как они могут – преодолевая при этом сопротивление этих самых богатых и влиятельных, потому что многие все еще верят, что можно откупиться, замять, улизнуть. Это тяжелейший процесс, в котором нет чудодейственных рецептов.
Понятно, что и органы часто ведут себя неподобающе. И коррумпируются, и выбивают показания, и давят на подозреваемых. Одной из форм такого давления и является арест до суда, что практикуется у нас часто. И столь же часто вызывает нарекания – как справедливые, так и лукавые.
Понятно, что есть ситуации, когда подозреваемый коррупционер может на свободе развалить свое дело или просто пуститься в бега (благо за границей осели тысячи вовремя не арестованных казнокрадов). Понятно, что от помещенного в СИЗО проще добиться признаний (что, кстати, вовсе не означает самооговора или фабрикации дела).
Но точно так же понятно, что смысл борьбы с коррупцией и уравнивания всех перед законом не в том, чтобы на больший срок посадить виноватого. Важно, чтобы у тех, кто на свободе продолжает заниматься теми же преступлениями, появился страх и понимание того, что больше так делать нельзя. Этот страх возникает в тот момент, когда люди видят неотвратимость наказания – которое, как известно, в качестве профилактики преступлений действует куда лучше, чем даже смертная казнь.
Богатые и влиятельные должны понимать, что нельзя заниматься финансовыми махинациями, нельзя воровать, нельзя бить людей стульями – то есть вспомнить все то, что они и так знали, пока были обычными людьми. Если мы хотим оздоровить наше общество, нашу власть и элиту, нужно создавать атмосферу нетерпимости к казнокрадству и понимания того, что оно неотвратимо будет наказано.
Это куда важнее того, будет ли сидеть в камере до суда бывший министр или американский банкир. Важно, чтобы они не могли уйти от ответственности, чтобы получили соответствующий их преступлениям приговор. Тогда другие коррупционеры тысячу раз подумают, а многие идущие на госслужбу или в бизнес молодые ребята будут понимать, что «окно» таких возможностей закрыто.
Поэтому нет никакого противоречия в том, что, с одной стороны, Путин призывает не кошмарить бизнес и в целом гуманизировать систему наказаний, с другой – усиливает и расширяет национализацию элиты и борьбу с коррупцией. Нужно сажать и наказывать – но без жесткости, за дело и без стремления выслужится любой ценой.
Печальное дело генерала Сугробова из МВД, как и знаменитые миллиарды полковника Захарченко, свидетельствуют, насколько велика опасность перерождения силовиков в «оборотней в погонах». При этом нельзя мешать им делать свою работу. Нужен контроль – общественный и ведомственный, нужны установки от самого общества и от Путина на гуманное обращение с подозреваемыми. Закон должен быть в мягких перчатках – но с неотвратимым и суровым наказанием.
Смягчение меры пресечения Калви и Серебренникову не отменяет главного – они продолжают обвиняться и подозреваться в финансовых преступлениях. И понесут наказание, если их вина будет доказана. Или будут оправданы, если так решит суд. Так что сменилась форма, но не содержание, не суть происходящего.
А оттепель у нас наступит тогда, когда народ убедится, что национализация элит привела к тому, что эти самые элиты стали честнее и ближе к народу. Вот тогда и оттают сердца людей, и перестанут они требовать расстрелов для казнокрадов – это и будет настоящей оттепелью для русского сердца.