В выходные Владимир Путин дал интервью телеканалу «Россия», в котором рассказал о целях российской операции в Сирии и реакции на нее других государств. Ключевой темой интервью стало подтверждение главной цели нашей военной операции: стабилизировать сирийскую власть и создать условия для поиска политического компромисса, то есть мирного урегулирования:
Если бы я не знал, что реально думают лидеры тех или иных государств, может быть, мы бы этого и не сделали в Сирии
«Когда рядом со столицей стоят подразделения международных террористов ИГИЛ* и иже с ними, то тогда, наверное, никакого желания договариваться с властями Сирии, которые чуть ли не в осаде сидят в своей собственной столице, наверное, не возникает.
И наоборот: если сирийская армия покажет свою жизнеспособность и готовность, самое главное, бороться с терроризмом, покажет, что власть может это сделать, тогда и возможности достичь политических компромиссов будут значительно выше».
Эти слова уже попытались представить чуть ли не как изменение первоначально заявленных планов. Мол, раньше речь шла о борьбе с международным терроризмом в лице халифата, а теперь о спасении Асада. Но, конечно же, никакого противоречия здесь нет. Россия как предлагала, так и предлагает всем странам региона и Западу объединить усилия для ликвидации халифата. Но, кроме Сирии, Ирана и потенциально Ирака, никто пока что не готов воевать бок о бок с нами. А победить халифат одними российскими ракетами, сирийской армией и иранскими добровольцами невозможно. Нужны боевые действия на территории Сирии и Ирака и общие усилия как минимум всех соседей Сирии и Ирака, в первую очередь Турции, Саудовской Аравии и Иордании.
Без этого речь может идти только о вытеснении халифата и исламистов с части территории Сирии – в чем Россия и помогает сирийской армии. И даже относительно небольшие победы Дамаска – подкрепленные самим фактом российского участия – способны переломить ситуацию в пользу начала реальных мирных переговоров между нехалифатовскими исламистами и Дамаском. То есть Москва рассчитывает, что после поражений на фронте сирийские повстанцы получат от своих иностранных покровителей сигналы о необходимости переговоров с Асадом. Почему Москва так уверена в правильности своей тактики – ведь и большинство соседей Сирии, и Запад однозначно настаивали на уходе Асада как главном условии начала переговоров?
Во-первых, потому, что сразу же после начала российской операции тон Запада и арабских соседей в отношении Асада начал меняться. Пусть с оговорками, но сейчас уже многие признают, что сирийский президент «может остаться на переходный период» и вообще быть стороной переговоров. Это прогресс – притом что все только начинается.
А во-вторых, Москва исходит из того, что все в регионе понимают, что, в отличие от того же Асада, халифат представляет собой реальную угрозу для всех соседей Сирии. А так как никто, кроме России, не предлагает реальную программу борьбы с халифатом, то рано или поздно, по мере укрепления Асада, все будут вынуждены если не по форме, то по сути присоединиться к нашей коалиции.
Пока что все происходящее подтверждает правоту логики Кремля. Интервью Путина было записано между двумя важными событиями, произошедшими в выходные: терактами в турецкой столице и посещением Сочи двумя руководителями стран Персидского залива. Взрывы в Анкаре, унесшие жизни около ста человек, конечно, во многом связаны с предстоящими через три недели в Турции парламентскими выборами и курдским вопросом, но, естественно, являются и прямым следствием войны в Сирии, в которую Турция вовлечена едва ли не больше всех остальных соседей Дамаска. Исполнители теракта, скорее всего, имеют прямое отношение к боевикам «исламского халифата», который Турция одновременно считает и своим врагом, и «врагом своего врага», то есть курдов.
Отсюда и двойственное отношение Анкары к вооруженным исламистам – без использования турецкой границы им было бы значительно сложнее получать иностранную помощь. Но чем дальше, тем опаснее становятся для Турции любые попытки использовать халифат против сирийских курдов – и теракт стал лишь трагическим подтверждением этому.
Естественно, что, выражая соболезнования по поводу теракта, Путин подчеркнул, что в борьбе с террором мы будем эффективными только тогда, когда будем бороться с ним вместе – то есть снова призвал Турцию к совместным действиям в Сирии. Одновременно это является и ответом на те резкие заявления об угрозе российско-турецким отношениям, исходящей от российской операции в Сирии, что делал на прошлой неделе президент Эрдоган. Москва понимает, что они вызваны предвыборной борьбой, и оценивает их соответственно, предпочитая говорить о совместных целях, то есть борьбе с халифатом.
Об общих целях речь шла и на двух встречах в воскресенье в Сочи – со вторым человеком в Объединенных Арабских Эмиратах принцем Мухаммедом аль-Нахайяном и третьим человеком в Саудовской Аравии Мухаммадом ибн Салманом. Оба принца уже разговаривали с Путиным этим летом – и, конечно же, уже тогда обсуждали сирийскую войну. Причем гость из Эмиратов приезжал в Россию в конце августа – когда уже были сообщения о резком увеличении количества рейсов российской транспортной авиации в Сирию и можно было догадаться о приближении новой фазы российской помощи Дамаску. Впрочем, эмиратскому принцу, вполне вероятно, и не нужно было сильно гадать – Путин вполне мог дать знать своему хорошему знакомому о ближайших планах России.
С саудовским принцем Путин говорил в июне – и тоже о Сирии. После начала нашей военной операции было множество «пророчеств» об обострении отношений между двумя странами. Саудиты, поддерживающие так называемую умеренную сирийскую вооруженную оппозицию, действительно, как и турки, после начала российской военной операции назвали поддержку Москвой Асада ошибкой – но затем король отправил в Сочи Мухаммеда.
Потому что Салман тоже не может сказать, что наши действия в Сирии стали для него сюрпризом – Путин в сентябре дважды говорил с ним по телефону, а за два дня до начала операции встречался с ним в Нью-Йорке. Сам по себе факт приезда Мухаммеда означал, что после того, как Россия стала главным игроком на сирийско-халифатской доске, саудиты приняли это как факт и крайне заинтересованы в обсуждении будущего региона.
Понятно, что волнует Эр-Рияд больше всего – это Иран и халифат. Будет в Дамаске Асад или нет – все это для саудитов глубоко вторичные вопросы по сравнению с тем, как будут складываться их отношения с историческим противником Ираном и что делать с халифатом. Королевство все последние годы дрейфует в сторону от США. Причем война в Сирии, где они с Вашингтоном были по одну сторону фронта, по факту лишь усилила недоверие Эр-Рияда к США, потому что американцы так и не решились нанести удар по Дамаску. Вдобавок Штаты еще и заключили ядерную сделку с Тегераном – что не могло не навести принцев на мысли о том, что сирийская нерешительность Обамы была неспроста и гарант их безопасности (так подают себя Штаты) готовит большое замирение с Тегераном за счет интересов Саудовской Аравии. Интерес к Москве в этих условиях был предопределен. Россия никогда не вела двойной игры и честно говорила, что хочет иметь хорошие отношения и с Тегераном, и с Эр-Риядом.#{smallinfographicleft=769722}
Точно так же и с халифатом – Москва последовательно поддерживала Асада и единую Сирию и не заигрывала ни с какими исламистами. Получается, что для саудитов внятная стратегия Москвы в регионе оказывается понятней и ближе, чем американская. Эр-Рияду нужны гарантии безопасности – как против Ирана, так и против халифата – и формально Америка их дает. Но королевство само тяготится такой зависимостью от Штатов – ведь за него приходится платить как военными базами, так и риском стать разменной монетой в геополитической игре своего покровителя. Для страны, претендующей на роль лидера арабского мира, такое положение унизительно.
Россия же не требует военных баз, не держит компромата на принцев через спецслужбы – и, судя по Сирии, держит свое слово. Способствовало укреплению отношений и сотрудничество по Египту – обе страны поддержали фельдмаршала Сиси, отстранившего от власти выгодных американцам «Братьев-мусульман». Саудиты даже дали денег Каиру на покупку российского оружия. Война в Сирии остается главным препятствием взаимопониманию Москвы и Эр-Рияда – и благодаря российской военной операции и эта проблема может быть смягчена.
Для этого Россия должна всего лишь убедить саудитов в том, что у нее нет планов региональной экспансии и перекройки карты региона – то есть мы не собираемся стать там новыми американцами. Сделать это несложно – потому что мы и в самом деле не собираемся манипулировать клубком ближневосточных противоречий для того, чтобы стать жандармом региона. Россия хочет сохранить единую Сирию и уничтожить халифат – и в этом наши цели совпадают.
Как сказал после переговоров в Сочи Сергей Лавров, «президент подтвердил наше понимание тех озабоченностей, которые возникают в королевстве, и было подтверждено полное совпадение тех целей, которые Саудовская Аравия и Российская Федерация преследуют в отношении Сирии». А его саудовский коллега Джубейр добавил, что «мы высказали свои опасения, что можно трактовать эту операцию как союз между Ираном и Российской Федерацией. Но во время беседы наши российские друзья объяснили, что главная цель – это борьба с ИГИЛ».
То есть саудитов заверили в том, что Россия не будет разыгрывать шиитскую карту против суннитской (а эту страшилку активно продвигают наши западные «партнеры») и хочет уничтожить халифат, для чего приглашает к совместным действиям и Саудовскую Аравию. Заявления саудитов о том, что они по-прежнему поддерживают умеренную оппозицию и уход Асада должен стать результатом мирного урегулирования в Сирии, ничего принципиально не меняют. Гораздо важнее, что Эр-Рияд согласился на совместную работу спецслужб по Сирии.
Для того, чтобы понять ту относительную легкость, с которой ключевые региональные игроки фактически смирились с российским планом военных действий в Сирии, вовсе не нужно сводить все к «праву сильного» – вот, дескать, увидели, как решительно действует Россия, и поспешили договариваться с новым регулировщиком. Этот фактор имеет скорее дополнительное, психологическое значение. Гораздо важнее то, что Москва перешла к активным действиям в правильный геополитический момент – в то время, когда акции США в регионе находились на историческом минимуме.
И самое главное – нужно было провести правильную подготовительную работу к российской военной операции, то есть к переходу России на более высокий уровень влияния на ситуацию в регионе. В ходе этой работы, которую Путин вел последние несколько месяцев, он выяснял и прощупывал позицию руководителей стран региона по отношению к сирийской войне и халифату. И лишь убедившись в том, что действия России будут поняты всеми, начал боевые действия. В воскресном интервью президент фактически прямым текстом сказал об этом:
«Мы заранее предупредили наших партнеров – и американских партнеров, многих, во всяком случае, других партнеров, особенно страны региона – о наших намерениях и о наших планах.
Кто-то говорит, что мы сделали это слишком поздно, но хочу обратить ваше внимание на то, что нас вообще никто и никогда при планировании и начале операций подобного рода не предупреждает. А мы это сделали... Из доброй воли, исходя из соображений целесообразности и из желания показать, что мы открыты для совместной работы...
Мы же постоянно в контакте с людьми, и мы знаем, что они думают. И, больше того, если бы я не знал, кроме общих пропагандистских клише, которые выливаются в средства массовой информации, что реально думают лидеры тех или иных государств, может быть, мы бы этого и не сделали в Сирии.
– То есть наши египетские товарищи нас поддерживают?
– Дело не только в Египте.
– Есть и другие тоже?
– Уверяю вас, что опасность терроризма маячит над очень многими странами региона. Один из лидеров стран региона мне как-то сказал, и действительно, так и есть, что именно мы, страны региона, и именно исламские государства*, являемся первыми жертвами терроризма. И мы хотим и готовы с ним бороться».
«Если бы я не знал, что реально думают лидеры тех или иных государств, может быть, мы бы этого и не сделали в Сирии» – это ключевые слова Путина. Их можно отнести к Турции и Саудовской Аравии, Иордании и Объединенным Арабским Эмиратам – со всеми ними Путин общался в последние недели. Так что в Кремле не только в военном и геополитическом плане готовились к сирийской операции, но и на региональном личностном уровне все было проработано.
Поэтому решение о начале операции в Сирии было безальтернативным – если ты видишь проблему, знаешь отношение к ней разных сил и готов действовать, то нужно начинать делать дело. «Надо на опережение действовать», – сказал Путин про борьбу с терроризмом, но это относится и ко всей внешней политике нашей страны в послекрымскую эпоху.
Точно так же, как слова о том, что после использования Каспийской флотилией нового российского оружия наши «партнеры» убедились в том, что «у России есть воля его применить, если это соответствует национальным интересам нашего государства и российского народа», относятся не столько к ракетам «Калибр» или оружию вообще, сколько к самой решимости Путина победить в геополитической борьбе.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ