Крыша-домик, крыша-пирамидка, крыша-розочка – все они служат великой цели: как можно лучше обыграть и направить естественный свет к выставочным экспонатам. В то же время по неведомому замыслу устроителей временные экспозиции размещают в залах, где естественный свет отсутствует вовсе. Прошедшая в Национальной галерее выставка «Караваджо. Последние годы» – первая, которая от этого только выигрывает.
В шести залах – всего шестнадцать картин
Картина Караваджо «Мученичество св. Урсулы» |
Выкрашенные в черный цвет стены и приглушенное направленное освещение как нельзя лучше оттеняют полотна позднего Караваджо, на которых человеческие фигуры вырисовываются из темноты в лучах тусклого «погребного» света. В шести залах – только лишь шестнадцать картин; в пустующих темных углах – застывшие фигуры полусонных музейных смотрителей.
Последние годы жизни Караваджо – годы мучительных скитаний, еще более омраченные мучительной рефлексией. 26 мая 1606 года, на пике своей популярности, Караваджо в драке убивает человека. Справедливости ради надо отметить, что это была не первая и не последняя его драка, но в этот раз все зашло слишком далеко. К тому же его соперником оказался представитель знатного рода Томассони, так что замять дело не было никакой возможности. Спасаясь от смертной казни, Караваджо бежит из Рима.
Выставку открывают две версии «Ужина в Эммаусе» – сцены встречи воскресшего Христа с апостолами. Первая версия, написанная за несколько лет до побега из Рима, выполнена в лучших традициях столь типичного для раннего Караваджо «бравурного» реализма. Яркие краски, простые, безо всякой идеализации фигуры учеников в потрепанной одежде, аккуратно выписные детали натюрморта. Христос – цветущий безбородый юноша в ярко-красном одеянии, на его лице нет и следа пережитых им смертных мук. Неудивительно, что апостолы не сразу поняли, кто перед ними. И лишь когда он, «взяв хлеб, благословил, преломил и подал» его ученикам, «тогда открылись у них глаза, и они узнали Его» (Лука, 24). Правая рука Иисуса в указующем жесте выпростана далеко вперед, широко раскинул руки один из апостолов, в изумлении привстает со стула другой. Сцена узнавания показана утрированно, и это разрушает драматизм момента. К тому же фигуры ничто не удерживает вместе: композиция разваливается на части и теряет в весе.
Написанная в изгнании вторая версия выполнена в гораздо более темных тонах, Христос на ней выглядит старше, фигуры учеников еще менее харизматические. Со стола убраны дичь и пышущие свежестью фрукты – только хлеб и вино. Жесты героев стали сдержаннее, но их руки теперь как бы образуют полукруг, внутри которого разыгрывается драматическое действие. Сцена выглядит гораздо более цельно и психологически убедительно.
Прощение и смерть Караваджо
Картина Караваджо «Давид с головой Голиафа» |
После года скитаний по Южной Италии Караваджо приезжает на Мальту. Он надеется получить здесь рыцарский титул, что дало бы ему возможность просить снисхождения у Папы. Самое известное полотно мальтийского периода – «Усекновение головы Иоанна Крестителя» – из-за внушительных размеров на выставку привезти не смогли. В «мальтийском» зале представлены только две картины: неформальный, но с большим уважением исполненный рыцарский портрет и сатирический «Спящий купидон». Вместо пышного красавца Караваджо изображает рыхлого нескладного мальчишку, который, по-видимому, еще и храпит во сне. Возможно, сарказм художника объясняет тот факт, что картина была написана по заказу рыцаря, давшего обет безбрачия. Однако насмешка над идеалами оказалась пророческой и для самого Караваджо: вскоре после посвящения в рыцари он ввязывается в драку с другими рыцарями и попадает в заключение. С удивительной легкостью (и, по-видимому, не без посторонней помощи) он сбегает из тюрьмы и перебирается обратно на юг Италии, однако его надежды на папское снисхождение меркнут.
Работы, собранные в двух последних залах, пронизаны темами вины и смерти. Караваджо дважды возвращается к притче об Иоанне Крестителе. Однако внимание сосредоточено теперь на скорби Соломеи в момент, когда во исполнение ее желания на серебряном блюде приносят голову Иоанна. В «Мученичестве св. Урсулы» Караваджо изображает момент, когда стрела, выпущенная отвергнутым Урсулой гуннским принцем, только коснулась ее груди. Ужас на лице принца контрастирует с почти благоговейным смирением, с которым Урсула принимает смерть. Один из свидетелей сцены, выглядывающий из-за плеча Урсулы, – сам Караваджо. Его взгляд обращен к убийце, в нем читаются одновременно и отчаяние, и сочувствие.
В 1610 году Караваджо наконец обещано папское прощение. Он отправляется в Рим, однако в дороге умирает от горячки. В Рим попадает лишь его своеобразный автопортрет «Давид с головой Голиафа»: в огромной голове Голиафа, свисающей на руке Давида, легко угадываются черты самого Караваджо. И жертва и злодей в одном лице, поверженный торжествующим, но сострадающим героем.
Выставка имела такой успех, что билеты на нее приходилось бронировать заранее, а в последнюю субботу залы были открыты до полуночи. И это неудивительно: творчество неуемного хулигана и неугомонного гения Караваджо приходится как нельзя ко времени сегодняшнему Лондону, испытывающему горькую ностальгию по живой эмоции. Эмоции, которую не может выразить ни холодный концептуальный арт, ни рафинированный шоу-бизнес. Эмоции, которая вырисовывается в тусклых лучах «погребного» света, но гибнет в кондиционированном воздухе ярко освещенных лондонских офисов.