Умер Михаил Горбачев. Последний советский генсек ушел, когда от его политического наследия, главным содержанием которого он считал окончание холодной войны, не осталось ничего. Даже доброй памяти, потому что в конце концов обиженными, озлобленными, иногда до озверения, остались все. И те, кто должны быть ему по гроб жизни благодарны.
Горбачев – подходящая фигура, чтобы свалить на него все: и то, что было до него, и то, что стало после. Особенно сейчас, когда творится вакханалия, непосредственные корни которой уходят именно в то время – распада СССР как единой страны и как системообразующей части мира. Истории неважно, чего хотел и к чему стремился государственный деятель, судят его по практическому результату.
Те, кто помнят атмосферу, которая предшествовала приходу Горбачева, знают, насколько сильно к тому моменту обрыдло предшествовавшее и как хотелось другого. Может быть, не всем поголовно, но очень-очень многим. Так что Горбачев возник не из инопланетных сфер и не из пробирки ЦРУ, а из чаяний утомленного общества. И попытка к этому обществу обратиться была чрезвычайно им желанна, отсюда и феноменальная популярность МС на первом этапе реформ.
Ошибки перестройки, усугубленные соратниками и использованные оппонентами (а может – наоборот – использованные соратниками и усугубленные оппонентами), привели к краху политического курса Горбачева. Но то самое обращение к обществу, которое на некоторое время воспряло и испытывало душевный порыв к переменам, осталось неповторимым. Не повторенным. Пришедшие на смену деловито конвертировали порыв во власть и собственность для себя, довольно быстро сделав вывод, что этим самым обществом лучше управлять в ручном режиме – от греха.
Маятник русской истории качается мерно – из одной крайности в другую. Светлые, с наивным перехлестом, зачастую идеалистические до откровенного невежества, но искренние мечтания второй половины восьмидесятых обернулись мрачной мизантропией сегодняшнего общественно-политического гиперреализма, умудренного опытом обманутого доверия и желающего отплатить сполна.
Дышать было, несомненно, вольготнее тогда. Хотя то, что мы имеем сегодня, – тоже отдаленные дуновения того дыхания.
