Вам надоело слышать о том, что «территория Израиля подверглась ракетному обстрелу», а «израильская армия вновь нанесла удар по сектору Газа»? Нам тоже надоело.
Нам надоело, что прежде чем отвести ребенка в садик или отправить в школу, мы проверяем, есть ли в здании бомбоубежище и высчитываем, успеют ли дети до него добежать за полторы минуты (полторы минуты – это роскошь. В некоторых местах приходится находить убежище за пятнадцать секунд).
Нам надоело, что, выходя на улицу, мы машинально ищем место для укрытия в случае сирены (обычно это общественное бомбоубежище или крытые парковки, или просто здания с бетонированными стенами).
Нам надоело, что первым делом, соскочив с кровати в шесть утра, мы бежим проверять сводку новостей за ночь. Нам надоело, что самые рейтинговые передачи – это новости, а самые уважаемые люди – это военные.
Нам надоело, что двухлетние дети с музыкальной точностью повторяют звуки сирены.
Нам надоело, что прогрессивная общественность клеймит израильскую военщину и лицемерно призывает стороны к миру.
Нам надоело, что нам приходится оправдываться за то, что мы евреи.
При этом мы прекрасно понимаем, что жителям Газы или, например, Славянска с Донецком намного хуже. У них нет системы предварительного оповещения граждан, которая включает сирены, шлет СМС на мобильные телефоны и онлайн-сообщения на интернет-сайтах. Для глухих граждан, между прочим, разработаны специальные пейджеры, которые начинают вибрировать особым образом во время атаки.
У них нет лучшей в мире системы ПРО, которая способна перехватить более 90 процентов летящих на страну ракет, филигранно просчитывая траекторию полета. Те, которые летят на города, сбивают немедленно. Если же ракета должна упасть на пустыре, ее просто не трогают, потому что экономят деньги (запуск одной ракеты-перехватчика стоит до 50 тысяч долларов).
У них нет мощнейшей армии и высокопрофессиональной разведки.
Но от этого не легче. Ведь началось с того, что трое пареньков ехали домой и не приехали. Три семьи ждали детей и не дождались. И целый народ, каждый представитель которого знает: завтра это может случиться рядом. И ладно бы со мной, себя вроде как не жалко. А если это сын? Внук? Брат? И не важно, поселенец он или солдат. Он просто еврей, и этого достаточно.
Целая армия была брошена на поиски. Целый народ повторял слова молитвы. Но надежды было мало. Слишком долго их искали, слишком подозрительно тихо вели себя похитители.
Когда стало известно о гибели студентов, мне впервые подумалось о том, что в Израиле никогда не объявляют национальный траур. Потому что людям не надо специально объяснять: вот сейчас все вместе поскорбим. Это настолько естественно и очевидно, что официальные напоминания просто неуместны.Поразило тогда всеобщее горе, охватившее страну. На рынке, в автобусе, в кабинете у зубного врача – мысль рано или поздно подводит к этому убийству. И кроме сочувствия и сопереживания возникает еще одно ощущение, предчувствие: что-то будет дальше...
И вот это «дальше» наступило. И мы всей страной, организованно и без паники, прячемся в бомбоубежищах, читаем сводки новостей и молимся за то, чтобы это поскорее кончилось и никто на пострадал.
И это не значит, что мы кровожадно желаем, чтобы перебили как можно больше палестинцев. Большинство из нас этих палестинцев в глаза не видели и никакой личной неприязни к ним не испытывает. Мы хотим, чтобы это прекратилось. Чтобы мы не боялись за наших детей. Чтобы нас перестали ненавидеть. Ненавидеть просто так, потому что мы евреи. И израильтяне.
