В общем и целом, «простота» – понятие положительное. В частном и конкретном – легко извращаемое. Более всего удобное и чаще других используемое для нужд классической демагогии упрощения.
В советские времена слово «национальный», помнится, вовсе не имело негативной подоплеки, кроме, может быть, несколько тревожного сочетания «национальный вопрос
Подкупает легкостью восприятия и свободой от дальнейших мозговых затрат: упростил и вроде бы понял, классифицировал, заготовил «опознавательный знак» – этикетку, клеймо. Клеймо – это aпофеоз упрощения.
С классиками я не согласна: не думаю, что упростить – значит понять. Мне кажется, упростить – это только снять крышку с будильника. А что там за шестеренки внутри и как они между собой взаимодействуют, чтобы он тикал в такт задуманному, не спешил и не отставал – это уже все остальное, что лежит-отлеживается за изначальным упрощением.
Поэтому я тоже сейчас здесь один интересный вопрос упрощу, а с шестеренками еще долго придется разбираться.
В данный момент западной истории самой популярной «этикеткой» с отрицательной боеголовкой безусловно является упрощение понятия «национальный». Поэтому для нужд боеспособной идеологии его при каждом удобном случае незамедлительно упрощают универсальным суффиксом «-изм».
В советские времена слово «национальный», помнится, вовсе не имело негативной подоплеки, кроме, может быть, несколько тревожного сочетания «национальный вопрос». Были национальная культура и национальные интересы, многонациональное государство и национальный фольклор.
В том «союзе», скрепленные то ли общей идеей, то ли хитрой идеолoгией, хоть и не слишком жирно, но мирно и почти безоблачно, существовали пятнадцать республик (не считая Монголии, как на этом настаивала в мою бытность преподавательница одного московского вуза. Да, она твердо верила, что Монголия тоже наша!)
Bалюта была единая, a языки разные, для удобства щедро окроплённые великим и могучим соединяющим. Но все «национальное» усердно сохранялось, поощрялось и даже лелеялось как народное достояние.
К памятникам национальной культуры, архитектуры, литературы, к обычаям и традициям, устным и письменным, и даже к национальным костюмам относились трепетно и крайне серьезно. «У москвички две косички, у узбечки – двадцать пять!» – и никому не мешало.
Потом оказалось, что нам наврали (опять!), что все было шито белыми нитками той самой, «порабощающей личность идеологии». Нитки сгнили, каждый потащил свой лоскут на себя, одеяло с треском распалось на смятые в спешке куски, уже не прикрывающие голую и бесстыжую действительность.
Чтобы достойно нести собственную наготу, и вспомнили «национальную гордость», каждый – свою. Взаимные претензии поползли на свет прогресса, как тараканы из щелей. Слово «национальный» заобрастало пушком, местами заколосилось густой шерстью и начало приобретать несколько зловещую тональность. Что из всего этого получилось, уже вписано в учебники по новейшей истории, которая, как выяснилось, у каждого тоже своя (в современном геополитическом покере у каждого своя даже география: совсем недавно, например, официальная представительница самого белого из домов обещала привести флот к берегам Белоруссии. Так что та наша, которая с Монголией, в свое время тоже не ахти как ошибалась).
Наверное, это был какой-то неправильный союз. Или, может, это были какие-то неправильные республики, раз понятие «национальный» никому там не мешало.
Нынешний, европейский, всем союзам союз, скрепляя своих членов не общей, но единой идеей и повязывая по рукам и ногам новейшей идеологией всеобщего уравнения, откровенно не любит каких бы то ни было отличительных черт, и потому любую попытку «национального обособления» клеймит и порицает беспощадно. На поражение.
И это понятно. Если общая валюта необходима для хождения по объединенным финансовыми интересами территориям, то равно необходима полная однородность масс, эти территории населяющих. Для удобства управления оными массами.
Знаете, как с пластилином: куда как удобнее лепить из цельного куска единого цвета и консистенции, нежели из разных сортов – один суше, другой вязче, третий липнет к рукам, четвертый под пальцами в крошку рассыпается.
А если среди однородной пластилиновой массы еще и будут попадаться, например, гвозди или шурупы, или камушки, или вообще пенопласт – то лепить, чего пожелаешь, в таких условиях становится гораздо накладнее, согласитесь.
Поэтому, если каждый из кусков, то есть, простите, из членов союза, вдруг начнет тянуть ностальгическую волынку, захочет сеять, жать, молотить, рожать и воспитывать по своей личной «старинке», как это делали праотцы в эпоху доисторического материализма, а вовсе не как для него, например, француза, решил уполномоченный в Брюсселе дяденька, например, датчанин, никогда во Франции не сеявший, не жавший и даже не рожавший – то ведь, согласитесь, француз может обидеться. Может.
Или, наоборот, какой-нибудь француз возьмется учить датчанина, как ему в родной Дании сеять, жать и рожать – по опыту солнечной Франции. Что важно: не в форме дружеских советов, а в форме безапелляционных указаний сверху. Наплевав на отдельные особенности данной конкретной страны и даже на климатические условия.
Не говоря уже об обычаях, традициях и национальном менталитете. Тогда обидится датчанин. Ну, это я так, для примера, упростила с перебором, чтоб понятнее.А если оба еще и потребуют большей самостоятельности в решениях, чего и как производить, кому и с кем потреблять и каким авторитетам поклоняться, а там еще и англичанин какой-нибудь затребует того же для родного Альбиона – то обидится, сами понимаете, Брюссель. И заклеймит обидчиков суффиксом национализма. Не разбирая толком всех внутренних шестеренок и другим не давая разобрать.
Вы, дескать, каждый за свою личную шерсть бьетесь, вам плевать на интернационал, а мы, дескать, отстаиваем «наши общие интересы», у нас за весь «союз» душа болит.
Душа болит, а никто не верит. Говорят, болит не за союз, а за личную шерсть, обильную и лоснящуюся. Одно время еще модно было поверх «национализма» клеймить «фашизмом», дескать, где тот, там и другой, но сейчас заметно воздержание: многие, опять же, не верят на слово, а как докажешь? Национализм, он как-то невнятнее, без четких контуров и запатентованных характеристик.
Главное вовремя упростить и побыстрее отштамповать клеймцо, пока не вникли остальные. Прилепил позорный ярлычок – и всем понятно, кто благородный пастырь и где паршивая овца. Кому должно быть гордо, а кому стыдно.
Сегодня стыдно должно быть проникшим в Европарламент (в результате честных выборов*) французскому, английскому и датскому элементам, слишком уж дорожащим своими «национальными» культурами и интересами. Как-то незаметно накипело – и они прорвались.
Многого, конечно, не изменят, но нервы потреплют, прецедент создадут и дурным примером поделятся с прочими членами. Если в оба не смотреть, перебудят всех дремлющих пока еще собак и понавешают их на Европарламент – снаружи! Стыдa не оберешься!
Еще неприятнее у этих трех новоиспеченных – недопустимо дружеское расположение к России. Достаточно для срочного заклеймения пособников «русского мракобесия», не разделяющих новых европейских ценностей. Клеймить, только клеймить, призраком национализма, бредущего по Европе!
Bедь у каждого имеется своя какая-нибудь национальная гордость или традиция, как ни выкручивай ей руки, которую каждому хочется уважать и хранить, и холить, и лелеять. Даже если она мешает брюссельскому уравнению, согласно утвержденному прейскуранту.Тем более что до сих пор брюссельское уравнение вместо значимых сколько-нибудь плодов приносит лишь значимые разочарования с растущим в гомерической пропорции недоумением.
Мне в этом будильнике вот что кажется особенно занимательным: то ли все «союзы» по некоему первородному проклятию обречены на участь Вавилонской башни, как только встающие ребром «национальные вопросы» прорываются сквозь идеологию и требуют немедленного разрешения вечных проблем.
То ли это шутка такая, викторина свыше: раз мы все на одной земной корочке существуем, значит непременно есть способ сосуществовать в каком-нибудь союзе всех со всеми.
И мне даже кажется, что когда-то у кого-то получалось (очень старые книги намекают, что было дело, но темнят и конкретных ответoв не дают. Все больше ребусами да катренами. А секрет утерян).
Одно уже сейчас можно сказать с уверенностью: «нерушимых» союзов не бывает». Это точно. Вот один такой упростили – теперь сидим по уши в шестеренках.
Секрет утерян. Значит, надо искать.
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента
