Глеб Простаков Глеб Простаков Украина между военным поражением и дипломатическим крахом

Зеленский проиграл войну, но «битва за Берлин» – взятие Киева – еще впереди. И здесь Россия сделает ставку не на штурм, а на дипломатию. Потому что Киев для нас важнее любого Берлина.

0 комментариев
Илья Ухов Илья Ухов Табор русофобов проигрывает плану России

Владимир Путин смог в ходе сложнейшей геополитической игры разбить позицию европейской коалиции по украинскому вопросу и сделать план России доминирующим.

2 комментария
Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Шоу в Белом доме завершило подчинение Европы

Унижение руководителей крупных европейских стран в Белом доме хоть и граничило с абсурдом, но это очень и очень серьезно с точки зрения российских подходов в Европе.

6 комментариев
6 августа 2008, 14:46 • Культура

Быть вещью

Быть вещью
@ sxc.hu

Tекст: Дмитрий Воденников

Показалось забавным. В одной телевизионной программе соведущая (замечательная писательница) спросила: «А если вам надо было бы выбрать, в какую вещь превращаться, в какую бы превратились?» В вещь превращаться не хотелось. Но выбора не было.

– В подоконник. А вы в какую?

Чтоб сверху два мелких ящичка, а внизу еще три больших. И конечно, чтоб там было свое потайное отделение

– А я в комод. Такой высокий, по грудь. Чтоб сверху два мелких ящичка, а внизу еще три больших. И конечно, чтоб там было свое потайное отделение. И много всякой ерунды в ящиках: и пуговицы, и тряпочки, и флаконы неполные, и старые письма. И чтоб еще лежала там, под кучей нужных и ненужных вещей, такая подушечка, расшитая бисером (в руки ее даже взять страшно: возьмешь, и бисер летит, настолько ветхое все, а пришить обратно нельзя – ведь и иголок таких уже нет). Тонкая вещь. Невозможная.

И она рассказала, какой это должен быть комод, и даже показала руками, какие должны быть у комода ножки и ручки (латунные, за которые можно поднять крышку) и как там внутри темно и пахнет специально сваренным янтарным мылом.

... А я думал: нет, если уж в вещь, то пусть в подоконник.

Покрашенный белой масляной краской, широкий, с небольшой трещиной посередине. Возможно, с жучком. Но обязательно белый, широкий и под дубом. И если повезет – то на тебе по утрам косое осеннее солнце.

И коричневый лист спланирует иногда.

Ш-ш-ш-и-и-и-х-х.

_____

***

В тот день, когда меня не станет,
ты утром встанешь и умоешься,
в прозрачной комнате удвоишься
среди пейзажа воздуха и стен:
моей души здесь завалилось зданье,
есть лень и свежесть, нет воспоминанья.

***

И шейный срез, пахучий и сырой,
от делать нечего он трогает порой,
по слойке круговой закон моей природы
стараясь разгадать, пережитые годы
обводит пальцем он без всякого усилья,
скользит по связкам и по сухожильям,
упорствует в насвистываемом марше:
«О больше тридцати? Так ты меня постарше» –
откинулся, прилег, и лес стоит над ним,
над неказненным, неказистым, никаким.

1934

***

Вот и кончились эти летние услады,
ах, зачем же не вечны вздоры!
Я читал, что увядший листик
загорится золотом в песнопеньи,
так и наши боренья, паренья,
развлеченья, влеченья, волненья,
лишь материал для стилистик,
как и вялые на заборе афиши –
найдется потом, кто их опишет,
эти ахи да охи, вздохи
занимательнейшей, увы, эпохи.

1929