На просторах Евразии

Нынешний обзор необычен и по географическому охвату – от Греции до Сибири, – и по тематике.

1. Альтернативная история

Афанасий Никитин стал первым агентом московской разведки, собиравшим сведения о далеких странах

Евгений Касимов. Первый русский разведчик // Сибирские огни. № 2. 2008.

Смелая гипотеза Евгения Касимова: Афанасий Никитин был не просто разорившимся купцом и бескорыстным путешественником. Он стал первым агентом московской разведки, собиравшим сведения о далеких странах, так необходимые для первого «броска на юг».

«Хождение за три моря» – не что иное, как обширное агентурное донесение.

Смело и остроумно. Только вот был Афанасий Никитин не московит, а житель враждебного Москве Тверского княжества. Твери же тогда было не до завоеваний – она доживала последние годы своей независимости.

Да и в Москве об Индийском царстве вряд ли мечтали. Восточная граница Великого княжества Московского едва доходила до Среднего Поволжья и Прикамья.

2. Альтернативное литературоведение

Марьям Вахидова. Нана Каренина // Сибирские огни. № 2. 2008.
Очень неожиданная для нашего литературоведения работа известной в Чечне исследовательницы творчества Л.Н. Толстого.

Вахидовой принадлежит безумная гипотеза о чеченском происхождении автора «Войны и мира» (журнал «Вайнах». № 12. 2006).

М. Вахидова не воспроизводит всю сложную творческую историю романа «Анна Каренина». Главное для нее: в «Анне» запечатлен образ матери писателя Марии Николаевны Волконской.

«В этот период не вел дневников, потому что все сказал в «Анне Карениной» и ничего не осталось».

Признание Толстого для М. Вахидовой –прямое указание на автобиографичность романа. Она приводит множество аргументов в подтверждение своей гипотезы, находит психологическое объяснение некоторым несоответствиям в тексте романа.

«…Закинутая назад уцелевшая голова со своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках…»

У Анны не могло быть после болезни тяжелых кос.

«Кого видит перед собой на столе Лев Толстой? Женщину, которую переехал целый товарный состав? Вряд ли. Но двухлетний ребенок с цепкой зрительной памятью на всю жизнь запомнил тяжелые косы домашней прически своей матери».

3. Nota Bene

На эту тему
• Апология Уго Чавеса
• На любителя
• Однофамилицы и знакомые
• Зимние небылицы
• Двадцать новогодних воспоминаний

Андрей Илларионов. Слово и дело. Беседа в редакции // Континент. № 134.

Знаменитый экономист, бывший советник президента рассказывает о своей жизни. О школе, где написал первый научный труд и впервые привлек внимание КГБ. О знакомстве с молодыми еще Чубайсом и Гайдаром. О Черномырдине, Путине, Геращенко. А еще о дефолте, экономическом росте, «голландской болезни».

Много интересного, даже сенсационного.

Например, Геращенко, «высококлассный сотрудник спецслужб с более чем сорокалетним стажем», по словам Илларионова, вел упорную подрывную деятельность, стараясь «свалить» Ельцина и реформаторов: «Получив вновь в руки такой мощный и эффективный ресурс, как Центральный банк, он сделал все возможное для того, чтобы поддержать развязанную правительством Гайдара инфляцию. В отличие от Гайдара, он, очевидно, лучше помнил слова Дж.М. Кейнса о том, что инфляция – самое эффективное средство по свержению правительства».

Дефолт можно было предотвратить, но Чубайс и глава Центробанка Дубинин перевели полученные от МВФ 3,8 млрд долларов крупным российским банкам, «просубсидировали самых «слабых» и «нищих» в России – своих друзей-олигархов».

«Экономический рост начался еще до начала повышения цен на нефть… в октябре 1998 года…

Это был по-настоящему экономический бум. Реальный бум. Бум на уровне азиатских «тигров» (Гонконга, Сингапура, Кореи, Тайваня)…

Если кто-то и что-то заслуживает признания за эти впечатляющие результаты, то это политика, проводившаяся, мягко говоря, розовым, если не сказать красным правительством Е. Примакова с Ю. Маслюковым в качестве первого вице-премьера, М. Задорновым в качестве министра финансов, а также с В. Геращенко в качестве руководителя Центрального банка».

Евгений Ермолин. Убитое время. Живые лица // Континент. № 134.

Известный и влиятельный литературный критик, определяющий редакционную политику «Континента», подводит итоги литературного года. Оценивает работу жюри престижных премий.

Итоги неутешительны, жюри поработало плохо и вручило премии не тем, кому следовало.

Людмилу Улицкую критик упрекает в «морализирующе-редукционистском неотолстовстве, упрощающем и самого Толстого до детской азбуки».

Иудео-христианство Улицкой – Штайна – «комфортабельная вера потребительского века. Как по близкому поводу шутил Виктор Пелевин, солидный Господь для солидных господ».

«Матисс» Александра Иличевского, по мнению Евгения Ермолина, – «рыхлый и бессмысленный роман», впрочем, не лишенный достоинств, а сам автор и его поклонники (в том числе и ваш покорный слуга) спутали «духовное странничество и паломничество… с простым бродяжничеством и попрошайничеством».

У Евгения Ермолина свои фавориты: Юрий Малецкий («Конец иглы»), Александр Вяльцев («Круг неподвижных звезд»), Виктор Пелевин («Ампир В»), Владимир Маканин («Испуг»), Владимир Сорокин («День опричника»).

«Малецкий. Редкостный опыт фиксации экзистенциального прорыва на пороге небытия.

Пелевин. Умная попытка интеллектуального обобщения исторической ситуации в форме притчевого гротеска.

Маканин. Максимально чуткое сканирование текущего момента.

Вяльцев. История нашего современника как путь духовного роста.

Сорокин. Жутковато-убедительный сон о будущем».

4. Медленное чтение

Смелая гипотеза Евгения Касимова: Афанасий Никитин был не просто разорившимся купцом и бескорыстным путешественником (фото: litkarta.ru)

Февральский номер «Иностранной литературы» особенный. Не только потому, что весь он посвящен новогреческой литературе. Это последняя работа недавно ушедшей из жизни Ирины Игоревны Ковалевой, поэта, переводчика новогреческой и англоязычной поэзии, филолога-классика, исследователя поздней античности. Этот номер журнала Ирина Ковалева задумала и составила. Большая часть поэтических текстов номера в ее переводах. Это стихи Мильтоса Сахтуриса, Манолиса Анагностакиса, Михалиса Ганаса и других.

Здесь же эссе Ирины Ковалевой «Гаспаров в зеркале Серафиса / Серафис в зеркале Гаспарова: Три тайные поэмы».

Впервые после двадцатилетнего перерыва в «Иностранной литературе» греческая проза.

Костас Тахцис. Третий брак. Роман // Иностранная литература. № 2. 2008.

Действие происходит в Афинах в 30–40-е годы.

«На первой же странице, казалось, были только огромные черные буквы: Греция, защищая родную землю, противостоит сокрушительно превосходящим силам врага… У меня возникло ощущение, что я читала… некролог».

События Второй мировой войны определяют судьбы героев. Но прежде всего это семейный, психологический роман. Несколько семей: мужья, жены, родители, дети. Читая роман, убеждаешься в универсальности закона, выведенного Львом Толстым в «Анне Карениной»: все несчастливые греческие семьи несчастливы по-своему.

Повествование ведется от лица женщины. Нина – сильная, жизнелюбивая и жизнестойкая, как «серебристый тополь во дворе соседнего дома».

«У меня кость крепкая. Глядишь, я еще и до ста протяну… Был бы только муж мой жив и здоров, мы бы вместе потихоньку старели, опирались бы друг на друга и в горе, и в радости, и в зрелости, и в старости и прогуливались бы под ручку в парке… Но если не дай бог случится что-то и с ним, то попы, как я слышала, разрешают и четвертый брак, так что я вполне могу выйти замуж и еще разок».

Менис Кумандареас. Бледный юноша. Рассказ // Иностранная литература. № 2. 2008.

Герой рассказа Еврипид. Но не великий античный драматург, а современный парикмахер. Впрочем, не совсем обыкновенный. Клиенты так часто открывали ему душу, что он постепенно открыл в себе призвание и способности психоаналитика. Разговоры парикмахера Еврипида с бледным юношей, очень странным клиентом, и составляют содержание рассказа.

Димитрис Ноллас. Кутья на земле. Рассказ // Иностранная литература. № 2. 2008.

Немолодой вдовец Статис – завсегдатай таверны, у него здесь открытый счет. Вместо платы он должен подсаживаться к иностранцам и рассказывать что-нибудь зажигательное.

«То, что он не знал языков, делу не мешало. Его повествования были столь выразительны, что гости обычно делали вид, будто понимают, о чем он говорит, а он устраивал целые представления… Покуда сотрапезники Статиса, а иной раз и он сам, не доходили до того, что не могли уже ни пить, ни слушать».

* Признан(а) в РФ иностранным агентом