Квазиреалити

«Сталин. Live» начался с фантасмагории. Голос Иосифа Виссарионовича, расхаживающего по Ближней даче, рассказывал в третьем лице про Иосифа Виссарионовича. Эта штука будет посильнее «Мастера и Маргариты» в трактовке Владимира Бортко. Шедевр «олитературивания» Сталина затмил многое остальное. Но вдруг монологи прекратились. И тогда стало обидно за жанр.

Об Иосифе – гламурно

В сериале действуют откровенно фальшивые, сусально-пряничные Сталин, Берия и Хрущев

НТВ позиционирует «Сталин. Live» чуть ли не как реалити, а руководителя проекта Григория Любомирова даже именует пионером данного жанра. Реалити можно любить или ненавидеть, однако желательно для начала его иметь. В незабвенном сериале «Рублевка. Live» стилистика реалити топорщилась и рвалась во все стороны, ежесекундно крича о своей непохожести на все остальное.

В «Сталин. Live» элементы реалити протираются бочком, по стеночке, среди приемов, которые жанру реалити откровенно противопоказаны. И жанр мстит как умеет.

Например, густой грим на лице бодрого и благообразного Сталина (Давид Гиоргобиани) слишком заметен.

Но по законам реалити очевидный грим следует рассматривать как косметику, которую наложил себе на лицо сам товарищ Сталин. Злоупотребляет косметикой и товарищ Берия, – тоже благообразный и стройный.

Очевидная идеализация внешности исторических персон вопреки другим, всем известным источникам в реалити тоже наказуема. В историческом боевике или романтической драме – пожалуйста. Там Талейран может не хромать и даже Ленин имеет право не картавить. Но в реалити образ исторической персоны, созданный без учета общеизвестных достоверных характеристик, автоматически становится недобросовестной «копией» или просто «другим персонажем». Вот в сериале и действуют откровенно фальшивые, сусально-пряничные Сталин, Берия и Хрущев. Такой гламурненький тоталитаризм.

Это не мешает герою, выдающему себя за сына Сталина, снимать штаны и присаживаться под кустом в лесу, сорвав предварительно пару листиков. Но и откровения телесного низа не отменяют халтурно снятой сцены неудачного побега советского пленного. Бежит он как-то лениво, собака хватает его за рукав как-то чересчур ласково, и убивают его фашисты как-то ненатурально. А рассказать историю о том, почему некто решил спровоцировать свой расстрел, сериалу некогда и неохота.

Легче перейти к живописным страданиям раненого Якова Джугашвили (Давид Иашвили), который, лежа на зеленой травке и глядя в свое «небо Аустерлица», выглядит святым мучеником, буквально созданным для красивой смерти. Если Сталина сериал приглашает уважать без всяких «но», то Якова Джугашвили сериал явно рекомендует оплакивать и превозносить как искупительную жертву.

Квазиреалити становится от серии к серии все более матерой. А формулировки, объясняющие намерения авторов, – все более беззастенчивыми. Недаром в двойники Якову Джугашвили выбран филолог по образованию. Он-то и втемяшивает фашистам, что Сталин – это вообще не человек, но вера народа в победу и надежда на справедливость.

Не худо бы еще добавить что-нибудь про эстетический идеал нации, чтобы замотивировать голливудское очарование наших вождей. Развивается метафора Сталина как антропоморфного средоточия духовной силы нации. Новоявленный «настоящий» – то есть предельно виртуальный – Сталин вообще никакого отношения к политике какого-то там Сталина не имеет.

Таких зигзагов телевизионные сериалы еще не проделывали. По настроению «Сталин. Live» является апологетикой отечественного тоталитаризма. Но не старомодной красно-коричневой, а новейшей, продвинутой, то есть условной, игровой, как компьютерные стрелялки.

Сериалу могут приписывать далеко идущие социальные заказы. Однако существует он на самом деле ради развлечения массового зрителя. А развлекать этого самого зрителя приходится столь странно из-за дефицита на положительные образы и позитивные явления в настоящем. ТВ борется с дефицитом художественными методами – изображает мертвых злых как добрых.

О грязи – «стерильно»

«Тридцатая глава» бьет все рекорды. Юрист Леся Колесник и криминальный журналист Михаил Фролов каменны и сумрачны

С живыми такого не проделаешь. Поэтому приходится культивировать то, что есть. То есть копательство в самых негативных сторонах нашей реальности. Новый проект НТВ «Тридцатая глава» должен будет закрыть дыру бессодержательности воскресного дневного эфира.

Хотя, судя по всему, данное ток-шоу – неизбежное дитя культурной ситуации, когда народ уже устал развлекаться, но не может не развлекаться. И когда телевидение старается реанимировать свой гражданский запал, но в состоянии только варьировать развлечения.

Сама тридцатая глава уголовного кодекса посвящена коррупции. А коррупция в России – это не изъян общества, но проявление ментальности, почти как пьянство. Говорильня о коррупции обязана стать популярной.

И рискует остаться всего-навсего популярной, так и не сделавшись по-настоящему аналитической и общественно значимой. В силу той развлекательной стихии, в объятиях которой теперь существуют телевидение и социум.

Сейчас в любой новой программе главное – удачный выбор стилистики. Пока НТВ идет проторенным путем, наращивая филигранность деталей. Есть немало программ, где ведущие по должности и по формату имеют постные или очень серьезные лица. Но «Тридцатая глава» бьет все рекорды. Юрист Леся Колесник и криминальный журналист Михаил Фролов (который вел некогда программу «Криминал») каменны и сумрачны, как было бы уместно в программе с названием «Эшафот» или «Вышка».

Дизайн студии отсылает к «Воскресному вечеру с Владимиром Соловьевым», словно заранее вселяя надежду: «доживем до праймтайма». Холодная светлая гамма и геометрическая правильность стеклянно-ледяного интерьера более всего напоминают о замке Снежной королевы. Если учесть, что коррупция в нашей стране обещает быть неискоренимой, в самый раз складывать из льдинок слово «вечность», как старался Кай.

Применительно к «Тридцатой главе» студийный дизайн читается как изоляция от жизненной органики. Но изоляция, в отличие от андерсоновской сказки, спасительная и приятная. Нет в этом интерьере замысловато неправильной действительностис ее грязными руками, грязными деньгами, грязными средствами и нечистыми целями.

Стерильность пространства гарантирует эстетическое отдохновение от нечистоплотности должностных лиц, которая остается где-то далеко, только на экранах, как кино.

На эту тему
• Кому нужен «Остров»?
• Трудно быть новогодним
• Новая песня о главном
• Телевидение все то же
• Мертвый Дон
• Наследники красного дня календаря
• Нечисть

Созерцая «Тридцатую главу», телезрители должны как бы почувствовать себя в спасительной пробирке. Где царит закон и порядок – в виде тяжелых судебных врат, то есть деревянных дверей, и толстой красной линии, то есть ковровой дорожки.

Уюта нет, покоя нет – именно это гарантирует программа, апеллируя к тем, кому диванный уют утренних передач уже наскучил. Но неискореним, как коррупция, комфорт – за него отвечает сам формат ток-шоу. Сидеть и разбираться в чем-то наболевшем всегда приятно.

Немаловажен и ближайший телеконтекст. В минувшее воскресенье им оказался старый французский «Граф Монте-Кристо» с длинной сценой суда. Герой Жана Маре в благородном гневе обвинял своих злейших врагов, коррумпированных в прямом и переносном смысле. И «злым» стало от этого плохо. Способна ли аналогичных результатов достичь «Тридцатая глава», это большой риторический вопрос.