Борис Кагарлицкий: Удержать на плаву

Разумеется, техническое объяснение происходящего состоит в том, что сохраняются высокие цены на нефть, своего рода спекулятивный пузырь, надутый за счет вливаний западных центральных банков, которые, поддерживая свои финансовые институты, наполняют рынок необеспеченной наличностью. Эти-то «лишние» деньги и направляются на спекуляцию сырьем, в первую очередь нефтью. Тем самым выходит, что западные центральные банки косвенно субсидируют российскую экономику.

Правительство, готовясь к выборам, провело серию «популистских мер», вызвавших среди экспертов бурю негодования

Однако реальный механизм роста в России значительно сложнее, и при внимательном взгляде на происходящие события мы легко обнаруживаем, что одной лишь ссылки на нефтяную подпитку нашей экономики оказывается недостаточно. Показательно, что снижение цен весной и в начале лета не привело к аналогичному резкому ухудшению ситуации у нас, и наоборот, повышение цен к концу лета экономический рост в России не оживило. Больше того, позиции рубля в конце августа ослабли, несмотря на стабильность нефтяных цен. Можно, конечно, списать эти расхождения на некоторую инерцию, отставание отечественных процессов от международных, но как минимум это доказывает, что сводить всё к ценам на нефть будет некорректно.

В первом полугодии текущего года правительство, готовясь к выборам, провело серию «популистских мер», вызвавших среди экспертов бурю негодования. В лучшем случае экономисты, близкие к Кремлю, готовы были смириться с необходимостью подобных решений во имя поддержания стабильности, но даже они подчеркивали, что ничего хорошего от «популизма» ждать не приходится. Мало того, что правительство выделило дополнительные средства на увеличение заработных плат, пенсий и других социальных выплат, оно ещё и принудило естественные монополии на полгода отложить повышение тарифов и цен. К тому же резко повысился оборонный заказ – надо было обеспечить лояльность рабочих и инженеров Уралвагонзавода и других подобных предприятий. Экономисты единодушно предвещали, что все эти меры тяжким бременем лягут на бюджет, будут стимулировать инфляцию и вообще нанесут стране непоправимый урон.

Летом пришли новые статистические данные, свидетельствующие о том, что рост в стране продолжается, но заработная плата – в результате принятых решений – повышалась быстрее, чем производительность труда. Это вызвало новую волну критики. «Новые известия» цитируют главного экономиста Центра развития НИУ Высшей школы экономики Валерия Миронова, который объясняет, что Россия встала на путь Греции, у которой накануне кризиса валютная зарплата росла быстрее, чем производительность труда. «Сейчас они сокращают зарплаты, добиваясь опережающего роста производительности труда над зарплатами. У нас не такие большие задолженности, как у Греции, но я бы сказал, что мы в периоде «ранней Греции», то есть какой она была за несколько лет перед началом кризиса» («Новые известия», 21.08.2012). Винит в этом экономист государственный сектор, где правительство повысило зарплаты, тем самым вынудив частные корпорации подтягиваться, чтобы не потерять кадры.

Проблема в том, что никакого опережающего роста зарплат в Греции как раз не было. Дело обстояло совершенно противоположным образом. Французский экономист Мишел Уссон, проанализировав динамику заработной платы в Греции за период с 1970-го по 2010 год, обнаружил, что на протяжении этого периода доля зарплаты на единицу продукции снижалась неуклонно, что отражает долгосрочную тенденцию опережающего роста производительности труда по отношению к его оплате. Самый резкий спад заработков наемных работников пришелся на период 1973–1974 годов, во время экономического кризиса, после чего, по странному совпадению, произошли политические потрясения и в Греции пала военная диктатура. После этого возобновление экономического роста было связано с интеграцией Греции в Европейский союз, и в тот момент мы действительно видим рост заработной платы – как номинальной, так и реальной. Но после вступления Греции в еврозону номинальная зарплата перестает расти, а реальные заработки работников на фоне растущих цен снижаются. В период 2005–2008 годов действительно наблюдался некоторый рост заработной платы, но речь шла о лишь о частичном восстановлении её уровня после резкого падения в начале десятилетия. Иными словами, производительность труда постоянно опережала заработную плату, что и стало одним из факторов долгового кризиса.

На эту тему
• Александр Разуваев: России все равно
• Алексей Чадаев: Опасные сдвиги
• Василий Колташов: Некрепкие банки
• Борис Кагарлицкий: Европу вновь похитили

Цены после вступления страны в еврозону стремительно росли, доходы работников за ними не поспевали, а рост производительности труда создавал растущее предложение товаров и услуг, на которые надо было стимулировать спрос. Выходом стало массовое распространение кредита – на уровне частных лиц и компаний, а конечным итогом стал катастрофический долговой кризис.

На самом деле разрыв между заработной платой и производительностью труда в России не так велик, чтобы поднимать панику, а в целом по промышленности производительность труда даже растет немного быстрее заработной платы. Опережающий рост зарплаты наблюдается только в химической, добывающей и текстильной промышленности, причем о сколько-нибудь серьезном отрыве можно говорить лишь в химической отрасли, явно испытывающей дефицит квалифицированных кадров.

Тезис о порочности опережающего роста зарплаты по отношению к производительности труда был вполне оправдан в закрытой плановой экономике советского типа, где из-за этого возникал «отложенный спрос», который никто и никак не мог удовлетворить, но о том, что рост доходов рабочих в условиях рынка является стимулом для производства, известно ещё со времен Дж. М. Кейнса, если не раньше. Рост заработной платы создает спрос, на который реагирует производство. То же самое, кстати, относится и к оборонным расходам. В своей знаменитой работе «Общая теория занятости, процента и денег» Кейнс приводил знаменитый пример с огромной ямой, в которую правительство закапывает бутылки, набитые банкнотами. Потом частные компании эти бутылки откапывают и получают прибыль. Действие вроде бы бессмысленное, но в итоге стимулируется развитие строительной техники, дорог, производство товаров для рабочих, выкапывающих бутылки, начинается подъем сельского хозяйства... С военным производством, заключает Кейнс, дело обстоит похожим образом. Правда, продолжает он свою мысль, лучше было бы тратить деньги на образование и медицину, но обосновать военные расходы правительствам всегда легче.

Аргумент либеральных экономистов состоял в том, что оборонные и социальные расходы будут стимулировать инфляцию. С этим трудно спорить. «Независимая газета» сообщает:

«С января по июль инфляция в РФ составила 4,5%. Это в пять раз больше, чем в среднем по Европе. Так, инфляция в Европейском союзе (ЕС) за тот же период равнялась 0,9%. При этом европейские страны по отдельности тоже в большинстве своем отстают от России по индексу потребительских цен. Наиболее близкий к российскому уровню показатель у Венгрии – 4,3%. Между тем в Италии инфляция за тот же период составила 0,2%, в Испании – 0,3%, в Англии и Франции – 0,7%, в Германии – 0,9%. В Швеции цены за указанный период не изменились. А в некоторых странах случилась даже дефляция. В Бельгии цены снизились на 0,3%, в Греции – на 1,1%» («Независимая газета», 27.08.2012).

Откуда, однако, такая уверенность, будто снижение инфляции до минимума в условиях кризисной экономики является таким уж достижением? На протяжении последних лет все правительства, особенно в Италии, Испании, Греции и Португалии, отчаянно боролись с инфляцией. Результат этой борьбы хорошо известен. Инфляция и вправду снизилась, но только достигнуто это было ценой полной хозяйственной катастрофы. Заметим, что в приведенной цитате фактически демонстрируется закономерность – дела с экономическим ростом обстоят лучше в странах, где инфляция выше. Испания и Италия дают показатели инфляции в 3–4 раза более низкие, чем Франция и Германия. Но кто рискнет утверждать, будто испанская экономика работает лучше немецкой?

Сокращение социального стимулирования работающих людей оборачивается ростом безработицы

В результате антиинфляционных усилий правительств Южной Европы людям и предприятиям хронически не хватало денег, спрос падал, производства закрывались, а долг увеличивался. Вообще антиинфляционные меры в условиях широкого распространения и доступности кредита неминуемо приводят к возникновению банковского кризиса, это было зафиксировано ещё в Америке начала 2000-х годов. Надо надеяться, что знаменитая книга Роберта Бреннера «Экономика глобальной турбулентности», где это очень хорошо продемонстрировано на американской статистике, будет, наконец, переведена на русский язык, после чего было бы желательно отослать по экземпляру каждому из наших либеральных гуру, дабы они немного задумались над собственными словами и действиями.

Конечно, ничего хорошего в инфляции самой по себе нет, но в условиях спада она является меньшим злом по сравнению с разрушением хозяйственных связей, ростом безработицы и появлением новых кредитных пузырей, которые, лопаясь, порождают новые кризисы. Тем более что сокращение социального стимулирования работающих людей оборачивается ростом безработицы. После чего социальные расходы всё равно надо увеличивать. Только в первом случае людям доплачивают, чтобы они делали что-то общественно полезное, а во втором им вынуждены платить потому, что они ничего не делают.

Заметим, что рост цен вызван не только расходами правительства. Распространение и удешевление кредита тоже стимулирует рост цен, как и решения, принимаемые на корпоративном уровне. Однако большинство экспертов, весьма сурово относящихся к увеличению социальных расходов, почему-то находят массу аргументов в защиту руководства банков или крупных компаний и доказывают, что, передавая деньги им, а не врачам, учителям или пенсионерам, государство поступает крайне мудро и ответственно. И про инфляционную составляющую подобных подачек (часто под видом льготных кредитов) эксперты тактично умалчивают.

Всячески осуждая рост социальных обязательств правительства в начале года, либеральные экономисты не были в восторге и от замораживания цен естественных монополий. Между тем это решение как раз вело к сдерживанию инфляции. Ведь именно рост цен на транспорт, электроэнергию, жилищно-коммунальные услуги разгоняет инфляцию быстрее всего.

Рост заработных плат, пенсий и социальных выплат при параллельном замораживании цен на «бытовые» расходы как раз и оказался важным фактором роста. Если бы все цены росли одновременно, мы бы имели увеличение инфляции при довольно незначительном росте производства. Но поскольку цены на ЖКХ, транспорт и т. д. в первом полугодии не выросли, у людей появилась возможность потратить их на различные товары и услуги. К тому же значительная часть выделенных средств попала в руки более бедной части населения и низших средних слоев. Именно эти категории покупателей в большей степени ориентированы на местные товары и услуги, меньше зависят от импорта.  

Короче говоря, спрос стимулировал предложение, экономика росла.

Подведем некоторые итоги. Можно сказать, что с точки зрения стимулирования экономического роста «популистские меры» правительства в первом полугодии 2012 года оказались, если можно так выразиться, «непреднамеренно эффективными». Задача-то ставилась совершенно другая, думали не о росте производства и борьбе с кризисом, а о политике, о сохранении лояльности избирателей, особенно в провинции. Политический кризис вынудил власти пойти на «неправильные» с точки зрения либеральной доктрины действия, отступить от общих норм европейского антикризисного курса. Протесты в столичных городах, не достигнув своих провозглашенных целей (роспуск Думы, новые выборы), объективно обеспечили перемену гораздо более для страны важную, вынудив власть к корректировке экономического курса. Именно это вынужденное отступление от либеральной ортодоксии позволило нам поддержать рост в момент, когда страны еврозоны переживали спад. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Увы, стабилизировав политическую ситуацию к лету, власти склонны думать, будто пропадает и необходимость в «популистских мерах». Вступление России в ВТО демонстрирует совершенно иную логику развития, причем единственное, что может сейчас помочь находящимся под ударом отраслям (в частности, аграрному сектору), – это постепенное снижение курса рубля. Оно и происходит у нас на глазах. Нетрудно догадаться, что это усилит инфляцию. Цены на транспорт, электроэнергию и ЖКХ повышены, так что свободные средства, появившиеся у части населения в результате «популистских» социальных мер, будут в значительной степени поглощены монополиями.

Обратная корректировка курса, наблюдающаяся сейчас, ставит под удар достаточно хрупкое основание экономического роста. И если эта ситуация усугубится снижением цен на нефть, спада нам не избежать. Другое дело, что спад и растущее массовое недовольство могут вынудить власти на очередное изменение политики, чтобы всё-таки удержать экономику на плаву.