Виталий Сероклинов: Корейка на косточке

И, в конце концов, «я, мы, наше поколение хотим знать, для кого мы жили и боролись, в чьи руки попадет воздвигнутое нами здание», как говорил один из героев славного, но этим самым нынешним поколением забытого по малолетству или вовсе не увиденного фильма Карена Шахназарова.

Каждый из работников отрезал самые мясистые и постные куски, оставляя покупателям сало и кость

Особенно нервно я реагирую на утверждения некоторых представителей, с пушком на губах, «третьего сословия» о том, что они, такие все креативные, формировались в условиях, когда их поколению «приходилось работать с юных лет», в отличие от нас, чьё поколение они считают «потерянным» и подверженным влиянию режима, мирового кризиса и розы ветров.

На такое остаётся только переспросить, тихо и вкрадчиво: где, с позволения сказать, протекли их суровые будни и боренья? Неужто не в салонах сотовой связи, где они трудились, не покладая, «менеджерами торгового зала» или курьерами по доставке пахучих китайских кушаний? Или, может, мерчендайзеровский рабочий график добавил к их контрстрайковым мозолям на указательном пальце ещё и трудовые мозоли?.. Что-то не слышал я, чтобы кто-то из нынешних юнцов заявил, что хочет повкалывать на летних каникулах в соседнем магазинчике или походить с кайлом по путям, мол, внесу копеечку в семейный, тянущий меня на последних жилах бюджет...

В наше время (тут мне положено покряхтеть, усаживаясь в продавленное стариковское кресло) всё было совсем иначе... Работа грузчиком в продуктовом магазине считалась не просто престижной в студенческие годы, но и весьма дефицитной – освободившаяся вакансия передавалась из рук в руки, исключая приход левого человека, а заведующей гастрономом Торгового центра Академгородка студенты казались более привлекательными кандидатами в грузчики, нежели спившиеся кандидаты и доценты. Именно там, в ТЦ, я узнал, почему любимая корейка на косточке оказывается на прилавке такой жирной – до момента вывоза тележки с дефицитом в торговый зал каждый из работников отрезал самые мясистые и постные куски, оставляя покупателям сало и кость.

Приятным дополнением к сторублёвой зарплате грузчика была возможность приобретать дефицит, в числе которого тогда было всё, включая, конечно, самое нужное, от «Алабашлы» до «Посольской. Особой».

На эту тему
• Александр Разуваев: Не ешь кашу с чертом
• Елена Зелинская: Все включено
• Егор Холмогоров: Нашествие воинствующих совков
• Виталий Сероклинов: Моя страна

Не чурались мы в юности и разовых выездов на шабашку – на грузовой железнодорожной станции были даже целые бригады из студентов, которым доставались лучшие и наиболее хорошо оплачивающиеся грузы – фрукты, за отсутствие порчи и кражи которых при перегрузке башляли особо, посуда, над которой сопровождающие квохотали и умоляли не разбить, копчёности, которыми от щедрот приёмщицы можно было угоститься тут же – до чего мы однажды и дорвались, обожравшись холодной, из рефрижератора, «одесской» копчёной колбасой, без хлеба и прочих помочей, а потом страдая полночи (на разгрузку выезжали преимущественно ввечеру, дневной смене доставались грузы победнее) и лечась с помощью всё той же «Посольской», купленной на заработанный в ночи четвертак – больше половины месячной стипендии, между прочим.

После первого курса, просохатив стипендию на пересдачах, я даже поработал бригадиром на лесопереработке в родном городе, приняв бригаду «пятнадцатисуточников» и получив в пяти сантиметрах от уха пролетевший топор – за то, что не отдал утром на бригаду первую и последнюю свою взятку в жидком виде, сунутую благодарным клиентом за выписанный и быстро отгруженный дефицитный, как и всё тогда, тёс. К вечеру, поучив тем же топором наиболее отъявленных, порядок в бригаде я восстановил, а в конце августа меня даже не хотели отпускать в универ и предлагали повышение до начальника участка...

А как-то по лету, повздорив из-за своего дурного гонора с родителями и оказавшись без средств к существованию в вымершей общаге, мне пришлось вспомнить батины рассказы о том, как он во время учёбы в техникуме ездил «на картошку» – не так, как мы в школьные и первокурсные годы (кстати, а знают ли нынешние, что это вообще такое – «поехать на картошку»? Сомневаюсь...), а по собственной инициативе, на окраину города, помогая одиноким старушкам выкопать урожай и получая за это честно заработанный мешок картохи. Отцовские рассказы пошли мне впрок, с ближайшей деревеньки я вернулся с парой мешков картошки, а заодно сочувствующие старушки наложили с собой сальца да смальца, чтобы было на чём жарить, да яблочек-паданок, да помидоров с лучком – и жил я кум королю до самой осени без всяких родительских вливаний и государственных стипендий.

#{ussr}А потом, когда заиграла кровь и ещё что-то и захотелось немного повыпендриваться, а родительской помощи было мало для столь обширных планов по обольщению очередной фемины, шабашки стали уже более серьёзными – и мы с приятелями с утра до ночи стелили рубероид, выпивая по двадцатилитровой канистре воды на троих на раскалённой крыше, только тогда поняв, зачем рядом с автоматами с водой в горячих цехах заводов оставляют куски обыкновенной поваренной соли – чтобы не вымывалась из организма такими темпами.

А ещё был кирпичный завод, где вручную, ежесменно, как я однажды подсчитал со своим недоученным математическим, приходилось переставлять больше двадцати тонн; какое-то время после того я с непривычки отламывал горлышки у стеклянных бутылок, так накачались пальцы. Именно там за филигранную работу садчика, выставляющего кирпичи для обжига строго определённым образом и рисунком, мне платили невозможные для тех времён деньги – и уже к концу первой «кирпичной» недели я держал в руках заработок раз в пять выше, чем месячная зарплата простого советского, тогда ещё, человека – и купил, купил той вожделенной корейки, только не в ТЦ, а в кооперативном, мог себе позволить, магазине, раз в пять дороже. И оказалась она, заработанная в буквальном смысле потом и кровью, во столько же раз вкуснее – в том числе и нынешней, искусственной и непонятно из чего произведённой...

В общем, глядя на нынешнее младое и незнакомое племя, я для себя понял: в этом самом переданном им здании всё будет прекрасно – с мерчендайзингом и менеджментом, с салонами связи и даже травой, пусть и не зелёной, но рухнет оно уже совсем скоро – и никто из них не сможет в этом здании перевесить петли или поправить раскрошившуюся кирпичную кладку.

Зовите тогда уж нас, из потерянного поколения, – поправим... Не впервой.