Прошлую мою колонку – про «понаехавших» чужаков – перепечатали на многих сайтах с тысячами комментариев – хвалебных и негодующих. Читая эмоциональные выпады против героев колонки, я поймал себя на мысли, что с некоторыми комментаторами мы будто родились в разных странах, да так оно, наверное, и есть. Ведь страны, в которой я родился, давно уже нет. Я не любитель плакать о прошлом, но, поверьте, это была великая страна...
И снова аэропорт, уже Баку, какие-то неправильные кузнечики, даже стрекочущие, кажется, с акцентом
В той стране была красавица Алма-Ата, пока что столица и еще не «...Аты», с её огромной раскалённой центральной площадью, через пекло которой у местных не принято ходить – обходили вокруг, в тени деревьев и домов. И Медео, и зелень улиц, и в любое время дня и ночи доброжелательный прохожий, который немедленно доставит тебя к нужному месту, подняв после смены свата или брата, – просто ради того, чтобы помочь незнакомцу...
И другая жара, ташкентская, и прохлада метро, и ма-а-анты слева от входа на рынок, знаменитые ташкентские манты, почти невесомые, душистые, исходящие таким запахом, что уже не помнишь, как мутило от жары и как зарекался есть в денный зной. И соседи-узбеки, пришедшие послушать сибирских гостей: как там, в России, чего ждут, как правят, долго ли Лёне, помогут ли московские врачи Рашиду...
И ночной Кишинев, зависший между временами и пространствами самолет, пустынный аэропорт, где сидит на скамейке напротив та, что полтора года назад в пионерском лагере казалась потерянной, а нынче – вот же она, только подойди, загляни в глаза и спроси, спроси о чем-нибудь, она наверняка вспомнит... А вдруг – нет? И я только перед самой её посадкой как бы случайно спотыкаюсь прямо у стойки регистрации, поднимая глаза и бормоча:
– Привет...
А она оглядывается недоуменно – и не вспоминает.
А утром, когда она уже улетела, позади на скамейке певуче и незнакомо признаётся в чем-то своём, в том, в чем я так и не смог, кучерявый мальчик черноокой молдаваночке...
И потом, много позже, через несколько лет, внеплановая посадка в Киеве. Почему – Киев? Ведь летели в Москву...
А там – газеты на неправильном языке, объявления, кои хочется слушать снова и снова, и огромные розы в феврале чудовищных, неправильных размеров – я не смог не купить их, раздарив стюардессам, одна из которых, самая красивая, чмокнула потом в щеку, прямо на трапе, уже в столице...
И снова аэропорт, уже Баку, какие-то неправильные кузнечики, даже стрекочущие, кажется, с акцентом, зелёная мартовская трава, горловые песни из окошка диспетчера, старенький «жигуль» и катания с молодой мамой по ночному Баку с открытыми форточками и распахнутыми глазами («Сестра, у меня сестренку Томой зовут, как тебя... Да, старшая, детдомовская, русская тоже... Ты садись, не бойся, я хочу показать город тебе и мальчику, чтобы помнили потом всю жизнь красоту нашу...»).
И ведь – помним.
И снова столица – Фрунзе. Конечно, аэропорт – а как же, всё начинается с него. И ночные тараканы, сбегающие от дезинфекции со второго этажа на первый, с тысячекратным шорохом маленьких ножек...
Но зато наутро – прямо перед глазами, как только открыл – тарелка прохладных свежесорванных абрикосов, капельки воды на них и сочная мякоть, которая вся на тебе, а ты не можешь остановиться и схлюпываешь всё новые и новые плоды...
Опять ночь – тбилисская, шумная, веселая, свадебная. И прохожий:
– Что не спишь, брат? Со свадьбы идёшь? Куда ехать? Далеко-о-о... У нас недорого, но тебе этого не хватит... На, брат, возьми, вот там за каменным домом стоит чёрная «Волга», сейчас туда сядет водитель, дашь ему эти деньги – увезет, куда скажешь.
И прохожий пропадает в ночи, сунув в руку несколько купюр. И везет «Волга» куда-то за город, и даёт водитель с собой бутылку минеральной воды да небольшую плошку соуса: возьми, с утра съешь и выпей, будет получше, сомлеешь с непривычки с нашей чачи, не ты первый...
И, да, Таджикистан, Туркмения, Армения...
И, конечно, Белоруссия.
Я у вас ещё обязательно побываю.
Это же моя страна.
Специально для газеты ВЗГЛЯД
