Мои бдительные читатели нередко говорят: но ведь Россия – впрямь многонациональная страна! Ведь надо же, чтобы в ней все языки и культуры пользовались равным уважением и вниманием. Ведь надо, верно?
Логично, чтобы каждый в России изучал помимо русского (государственного) еще какой-нибудь язык народов, проживающих в России
А давайте попробуем ответить на этот вопрос утвердительно. Что – в практическом смысле – из этого следует?
Рассуждение такого рода я хотела написать давно, но на прошедших выходных для него выдался информационный повод: конгресс «Производство, наука и образование России: новые вызовы», который проходил в московской мэрии.
Одна из секций была посвящена двуязычию в российском образовании.
Один из выступавших, руководитель переводческого агентства (как он сам отрекомендовался: «Корни у меня немецко-еврейские, но я чувствую себя русским»), неожиданно затронул то, о чем я думаю очень давно: если мы впрямь необычайно многонациональны, и это обстоятельство имеет для России такую небывалую ценность, что звучит в речах верховных правителей постоянно, значит, логично, чтобы каждый в России изучал помимо русского (государственного) еще какой-нибудь язык народов, проживающих в России.
Каждый, а не только русские жители Татарии, Башкирии, Коми, Тувы, виноватые только в том, что родились там, где родились.
Хочешь – вымирающий язык спасай, хочешь – свои нерусские корни вспоминай (фото: Александр Кряжев/РИА «Новости»)
|
И тогда это будет справедливо – ведь мы все должны ценить нашу многонациональность, не правда ли?
Это будет в высшей степени заботливо по отношению к вымирающим языкам – ведь каждый будет волен выбрать, например, язык енисейских кетов!
Это будет равномерным давлением на всю территорию РФ – а не только на те ее области, что и без того имеют склонность к региональному окукливанию. И у русских жителей национальных республик уменьшится стимул уезжать оттуда – все равно ведь нарвешься на обязательное изучение какого-нибудь языка в придачу к русскому.
Наконец, это будет прекрасно с точки зрения тех многих, кто рассказывает о том, что изучение каждого – любого! – языка имеет великую ценность само по себе. Не сомневаюсь, что все они охотно согласятся, чтобы их дети, в придачу к русскому и английскому, учили в школе, например, якутский.
Затруднительно такое организовать? Да, трудновато, но в пору информационных технологий – вполне выполнимо. Каждый выбирает себе индивидуальный электронный курс, с аудированием, диктантами, тестированиями, и – вперед!
Дорого? Ну, если учесть, что в Татарстане за четверть века принудиловки не удалось создать достаточно эффективной системы обучения русских детей татарскому языку (это до сих пор, после всех денежных вливаний, признается «проблемным») – не так уж и дорого.
А зато у каждого будет свободный выбор: хочешь – вымирающий язык спасай, хочешь – свои нерусские корни вспоминай, а хочешь – учи язык, который тебе покажется наиболее перспективным.
Он сможет – хотя бы приблизительно! – почувствовать себя и в шкуре русских жителей Украины, других бывших наших республик. Заговорив на разных языках, мы, фигурально выражаясь, сможем наконец понять друг друга!
Почему все это не будет сделано?
Потому что на самом деле, при всех словесах о прекрасной симфонии национальностей и равноправии всех российских языков и культур, в глубине души все все понимают.
Понимают, что национальные языки в национальных республиках принуждают учить не для прекрасного развития дружбы народов и интеллектуальной мощи школьников – нет, это делается по требованию региональных элит, которые не стремятся к «общероссийской симфонии», а стремятся именно к региональному окукливанию, к максимальной региональной обособленности.
На том же конгрессе было подтверждено: в Татарстане чиновники говорят – «нам наплевать, что там у чукчей, нас интересует только татарский язык».
И товарищ с немецко-еврейскими корнями, продвигавший на конгрессе идею массового изучения языков народов РФ, это понимал, ибо очень вскоре оговорился, что «по выбору» дети могут изучать языки где-нибудь в Москве, Пскове или в Ростове, а в Татарстане пусть изучают татарский, и нечего там защищать «бедненький русский язык». А не то «будет как в Донбассе». (Вот так и выглядит политический шантаж, о котором упоминал другой выступающий.)
Мы не готовы в этом признаться даже самим себе, но единственная культурная общность, которая до сих пор рассматривает многонациональность как ценность, – это русская культурная общность.
В массе других российских этносов совершенно преобладают другие подходы, их два.
Один распространен среди этносов, имеющих собственную, отданную им территорию и элементы самоуправления: выжать из этих привилегий как можно больше для развития именно своей национальной культуры. А не какой-то там «симфонии».
Другой подход характерен для малочисленных этносов, своей территории не имеющих.
Например, в Дагестане множество языков, и если в одном ауле говорят на лакском, в соседнем – на аварском, еще рядом – на кумыкском (а есть еще десятки диалектов!), то какой язык захочет изучать амбициозный молодой дагестанец?
Да, он захочет изучать русский. (С таким же рвением амбициозные столичные жители ныне изучают английский.)
Именно так – через амбиции и стремление перерасти ограниченность регионального уклада – создалась реальная слитная гармония большой русской культуры, а не искусственная многонациональная полифоничность. Но сейчас для ее развития нет условий – точнее, они целенаправленно уничтожаются.
Необходимо признать, что это люди русской культуры пытаются насаждать представления о «равноценности всех культур и языков» – и прогибают под эти представления именно русскую культуру.
Это люди русской культуры всерьез проповедуют необходимость сбережения всех-превсех языков и самостоятельную ценность всякого национального уклада. Причем даже в тех многих случаях, когда сами люди других народов не обладают обостренным национальным сознанием и в принципе готовы составить органичную часть русской нации.
Но в этом случае мы даже убеждаем, поощряем их помнить о том, что они дагестанцы и т. д. Если мы не делаем этого прямо – так делаем косвенно, давая, к примеру, дополнительные квоты и льготы, восхваляя «национальный колорит».
Во что же выливается наше умилительное благодушие?
Маленький пример: несколько лет назад пользовалась популярностью книга Наиля Измайлова «Убыр» – о том, как татарский подросток вспоминает свои татарские корни, произносит молитвы и только таким образом побеждает отвратительного злобного духа, упыря-убыра.
В книге подчеркнуто, что православный крест от убыра не помогает – только старинные татарские молитвы и традиции! – все русские знакомые мальчика оказались подвержены действию злых чар и нередко служат их проводниками.
Эта книга, повторюсь, получила массу положительных отзывов в российской прессе, она получила Крапивинскую премию. И когда я попыталась указать на звучащую в ней сильную ноту татарского национализма – меня никто не услышал.
Мы настолько благодушны, что в принципе отказываемся замечать то, что скачет прямо в глаза.
А ведь даже образцовая западная политкорректность, на которую мы вроде бы пытаемся равняться, подразумевает, что положительные персонажи не могут быть только белыми, рядом непременно должен находиться какой-нибудь героический афроамериканец.Что же происходит в результате?
Происходит то, о чем сказала на конгрессе модератор секции «Образование в России: проблемы двуязычия» О. И. Артеменко: если русских в республике больше половины – общероссийская идентичность в ней преобладает, если же меньше – гораздо сильнее становится региональная, которая формировалась целенаправленно.
Можно считать эту оценку за грубую. Но ведь действительно – так происходит не потому, что татары или башкиры в принципе негодные граждане.
Так происходит потому, что с самого начала 90-х годов (даже если выпустить из виду то, что было до этого) происходит вполне конкретная – и законодательно оформленная! – идеологическая работа на местах, а вот общероссийское делание ограничено декларациями, риторикой про «симфонию культур» и постоянным желанием «никого не обидеть», которое стопорит любой честный разговор.
Да, в том числе и тот, который состоялся 27 ноября на московском конгрессе.