Россия возвращается в Африку за своими деньгами

Прошедшие подряд встречи Сергея Лаврова с его коллегами из Танзании и Бурунди (стран-соседей) продолжили череду подобных контактов с представителями «черной» Африки (причем на уровне глав не только МИДов, но и других министерств и ведомств). В последнее время Лавров успел посетить ЮАР, Зимбабве, Мозамбик, Эфиопию, Анголу, Южный Судан, в ходе визита в Алжир активно обсуждались события вокруг Мали.

СССР не извлекал никакой экономической выгоды из своего обширного присутствия на континенте, напротив, тратил там чудовищные деньги

Ничего подобного не было уже давно. После 1991 года Россия не проста «ушла» с «черного» континента, она там аннигилировалась. В середине 90-х один из тогдашних заместителей Шойгу в МЧС заявил автору следующее: «Знаешь, мы же единственная государственная структура, которая представляет Россию в Африке». Имелись в виду периодические поставки гуманитарной помощи после стихийных бедствий и не менее стихийных геноцидов. И это было абсолютной правдой. Даже крупные энергетические компании тогда были представлены только в Нигерии. О «российском» присутствии африканцы судили по вольнонаемным экипажам украинских самолетов, что сновали с непонятными грузами по всему континенту и периодически падали на головы местным.

Для Советского Союза Африка представляла собой огромное поле боя с империализмом и неоколониализмом. СССР не извлекал для себя никакой экономической выгоды из колоссального присутствия на континенте, напротив, тратил там чудовищные деньги как непосредственно в виде займов, так и в виде инвестиций и бесконечного потока вооружений. Сейчас долги африканских стран – бывших союзников СССР остается разве что великодушно списывать, поскольку нет никакой надежды, что эти невероятные суммы когда-нибудь будут выплачены. Никто никогда не спросит и за промышленные предприятия, которые были построены на советские инвестиции. Кстати, списываем долги того периода африканским странам не только мы, но и многие европейцы. Например, Португалия, которая в последние лет десять очень активна в своей бывшей колонии, а затем союзнике СССР – Анголе. До самого последнего времени именно у португальцев там были наиболее сильные экономические позиции, в том числе в нефтедобыче. И лишь в последний год ситуация стала меняться в пользу России.

«Уход» России из Африки в начале 90-х – и это может стать откровением для многих россиян – был воспринят в бывших странах-союзницах очень трагично. Примерно как на Кубе. Многие расценили это как предательство, особенно те страны, где независимость и суверенитет базировались на советских военных советниках: Ангола, Мозамбик, Эфиопия. В последней наш «уход» вообще закончилось трагедией: эфиопская армия была быстро разбита эритрейскими повстанцами, которые шумной толпой вошли в Аддис-Абебу, изгнали оттуда президента Менгисту Хайле Мариама и в итоге провозгласили независимость Эритреи. Анголу и Мозамбик от подобного сценария спасло только то, что «враг № 1» – Южная Африка (как политический режим) – развалился одновременно с Советским Союзом. Только поэтому вывод советских военных советников и кубинских боевых частей с Каплина (приграничной зоны между Анголой и Намибией – вечного театра военных действий) не закончился падением «марксистских» режимов в Луанде и Мапуту.

На эту тему
• Глава МИД Танзании назвал Россию сверхдержавой
• Россия потребовала от Южного Судана компенсацию
• РФ отправляет военных в Африку
• Америка пытается удержать Африку, а Россия – туда вернуться
• Антон Хащенко: Визит делегации Зимбабве в Крым вызвал бурную реакцию
• Российских моряков оправдали в Нигерии
• Кто преследует христиан в современном мире

Обида на Москву довольно долго оставалась основным психологическим фактором, не дававшим восстановить нормальные отношения с бывшими африканскими союзниками. Идеология умерла, на первый план вышла экономическая составляющая, и оказалось, что нет в ней равных китайцам. Соперничество между СССР и КНР на африканском континенте началось практически сразу же, как только у Пекина нашлось достаточно средств для этого, то есть во второй половине 60-х годов. В этом эпическом противостоянии было много идеологии и геополитики, но, в отличие от Москвы, Пекин уже тогда активно вмешивался в экономику тех стран (и даже еще не стран, а так называемых «национально-освободительных движений»), до которых дотягивался. Классический пример: Зимбабве, тогда еще процветающая Родезия. Советский Союз поддерживал в борьбе с местными белыми и с ЮАР Народно-революционную армию Зимбабве (ЗИПРА) во главе с Джошуа Нкомо, а китайцы – Союз африканского народа Зимбабве (ЗАНУ) во главе с Мугабе. Победил Мугабе, и долго формировавшиеся позиции СССР в Зимбабве пошли прахом. Это был серьезный провал советской разведки, которая до последнего цеплялась за «верного марксиста» Нкомо в противовес «националисту» Мугабе, не разобравшись даже в том, что их противостояние не имело прямого отношения к идеологии. Просто Нкомо с его ЗИПРА представлял народ матабелов, а Мугабе со своим ЗАНУ – народ шона, родственный зулусам. И первое, что сделал Мугабе, придя к власти, – устроил локальный геноцид матабелов, прикрываясь революционными и даже маоистскими лозунгами.

Но дело было сделано. Китайцы укрепились в Зимбабве, богатой полезными ископаемыми, и плевать они хотели на идеологию, права человека и внутреннюю политику Мугабе – бессменного президента до сих пор. Все это время китайцы просто хозяйничали в Зимбабве, даже поощряя Мугабе за позорные конфискации земель у белых фермеров, что привело к краху сельского хозяйства, голоду и невиданной прежде инфляции (я храню как реликвию зимбабвийскую купюру в 1 триллион местных долларов, на которую даже коробок спичек не купишь). В случае же конфликтов между английскими и южноафриканскими (белыми) предпринимателями с предпринимателями китайскими российская сторона неизменно занимала сторону англосаксов – так в 90-е годы было и проще, и понятней.

Визит Лаврова в Хараре в сентябре прошлого года эту ситуацию резко поменял. Россия получила концессию на разработку третьего в мире платинового месторождения «Дарвендейл». А это 300 млрд долларов (американских, не местных) и, по сути, лидирующая позиция России на мировом рынке платины. При этом Москва начисто отказалась от идеологического компонента во взаимоотношениях с Зимбабве, сконцентрировавшись на экономике. Но вряд ли контракт по платине был именно вытеснением Китая из Зимбабве. За Пекином остался проект постройки гидроэлектростанции Кариба, да и из числа прежних «завоеваний» у китайцев никто ничего не «отжал». Скорее всего, речь идет о неформальном разделе сфер влияния в Зимбабве внутри БРИКС, поскольку и растущего интереса ЮАР к своему старому сателлиту и соседу никто не отменял. Видимо, аналогичным способом – путем раздела сферы влияния с Китаем – будут решаться и судьбы возможных российских проектов в странах, где влияние Пекина традиционно более велико, чем российское (например, Танзания, Уганда, Замбия).

#{interviewpolit}Похожая ситуация сложилась и в Анголе, где новые нефтегазовые контракты наталкиваются на противодействие со стороны не Китая, а «старой» метрополии – Португалии, которая успешно заняла освободившееся после СССР место. Как выяснилось, африканцы довольно легко находят общий язык с бывшими метрополиями, за исключением, может быть, Конго, у которой как-то не сложился ренессанс отношений с Бельгией. Помогает здесь привычка к португальскому языку, которую не утратило целое поколение ангольцев и мозамбикцев, учившееся в Советском Союзе. В этой связи уже несколько раз поднимался вопрос об увеличении численности африканских студентов в российских вузах и возвращении русского языка в Африку. Возможно, что-то в этом вопросе изменится после того, как наконец-то заработает по новой схеме Россотрудничество и прочие ответственные за это структуры.

В экономическом проникновении России в южно-африканский регион сейчас лидирующие позиции занимают госкорпорации. Пример: проект РЖД по постройке железной дороги в Малави – стране, недоступной даже во времена Советского Союза. В Центральной Африке ситуация сложнее как раз в силу того, что там и ранее мало что знали о далекой северной стране России. Недавние переговоры в Москве с представителями Бурунди в теории позволят нам выйти и на этот рынок, если сконцентрироваться на экономических проектах и не втягиваться в политические разборки, которыми так славятся страны Центральной Африки.

Постепенно Африка становится еще и местом нового геополитического противостояния – в новых же условиях. США и Европа последние десять лет концентрировались в основном на проектах «давальческих» денег, которые проходили на континент под эгидой борьбы с бедностью. Логика такая: необходимо устранить в Африке бедность, граничащую с голодом, то есть исключить постоянную основу для политической нестабильности, и тогда наступит демократия. На деле это не только провоцировало коррупцию в африканских элитах, но и множило антиевропейские настроения, поскольку «выбивание» денег из США и Европы со стороны африканских столиц строилось на очень популярных лозунгах «избавления от наследия колониализма». А это «избавление» не подразумевало поступательного развития, то есть инвестиции оставались делом сугубо частным и рискованным.

На здоровом авантюризме строилось и проникновение в Африку российского частного капитала. Даже если разрабатывался какой-то крупный проект (например, в Уганде) с крупным инвестором, это требовало погружения в местные реалии, что травматично для здоровья и психики. Бесконечные истории 90-х годов о героях-одиночках из российской провинции, отправившихся мыть золото в Гвинею или алмазы в Либерию, – скорее свидетельство тогдашней слабости России в целом. Закрепить эти частные успехи на государственном уровне – работа уже для современных государственных структур, в том числе для посольств.

В результате и у самих африканцев появился интерес к сотрудничеству с Россией на новом уровне, поскольку в их представлении это уже не страна одиноких авантюристов и «последних солдат империи». В африканском сознании привычно воспринимать европейцев как представителей если уж не непосредственно мощного государства, то какой-то части этого государства. Так всегда вели себя англосаксы в Африке, выступая от лица королевы или представляя некую официальную структуру. В Африке с трудом воспринимают частную инициативу, не подкрепленную авторитетом страны, корпорации или, на худой конец, вождя и племени. А потому авантюристы там все-таки не приживаются на серьезном уровне, будучи лишь интересным, порой героическим, но всего лишь эпизодом, не оставляющим следа в политике.

Практически каждая страна африканского континента представляет собой подлинный интерес для России. Политически, конечно, проще возвращаться именно в те страны, где ранее было заметно влияние СССР, но в некоторых из этих стран политическая ситуация изменилась слишком кардинально, чтобы использовать лишь историческую память. Российскому МИДу приходится на ходу перестраивать схему взаимоотношений со странами континента, в том числе по части кадров. Уже сейчас видны контуры вполне целостного плана, по которому, возможно, в ближайшей перспективе будет строиться позиция России на континенте в целом. Во многом речь идет не только о двусторонних проектах, но и об участии в региональных структурах помимо БРИКС, например через Африканский союз. А главное: российско-африканские отношения уже сейчас становятся экономически обоснованными, в отличие от советско-африканских. Конечно, без определенных первичных затрат в Африке в принципе делать нечего, во многих странах попросту отсутствует соответствующая инфраструктура. Но сейчас уже не 70-е годы, и основные российские партнеры на континенте вполне способны самостоятельно оплачивать даже такую политизированную сферу торговли, как военно-техническое сотрудничество.