«Вторая ночь. Первая кровь»

В дни августовских событий Станкевич в то время входил в ближнее окружение Бориса Ельцина и участвовал в принятии всех ключевых решений.

Взрыв энтузиазма заставил многих забыть об осторожности. В следующем столкновении с бронетехникой защитники Белого дома действовали совсем уж бесстрашно

Напомним, 27 июля 1991 года президент назначил народного депутата СССР Сергея Станкевича государственным советником РСФСР по взаимодействию с общественными объединениями и политическими партиями (позже – по политическим вопросам). Эту должность он совмещал с постом первого зампреда Моссовета, а также с должностью народного депутата СССР. В таком качестве Станкевич и встретил путч...

Ранее газета ВЗГЛЯД опубликовала другие фрагменты воспоминаний Станкевича.

«В начале сентября 1991 года совместным Указом президентов СССР и РСФСР (насколько я знаю, это их единственный совместный акт) была создана Государственная комиссия по расследованию роли КГБ в событиях 19–21 августа 1991 года, – напоминает Станкевич. – Председателем комиссии был назначен народный депутат РСФСР Сергей Степашин. Я представлял в комиссии президента РСФСР. Комиссия, работавшая в знаменитом здании на Лубянке, имела доступ к очень многим документам, а также получила по горячим следам устные свидетельства от прямых участников событий. Материалы комиссии докладывались лично двум президентам и никогда не публиковались. Мой рассказ о подготовке к штурму Белого дома в ночь на 21 августа 1991 года основан на личных заметках, сделанных во время работы комиссии Степашина».

20 августа. Утечка из Фороса

Утром 20 августа ко мне срочно приехал Сатаров, тогда еще директор Центра прикладных политических исследований ИНДЕМ. Один из его родственников служил на Украине в секретном центре связи и управления. Будучи на дежурстве 19 августа, этот связист стал свидетелем важнейших переговоров, касавшихся блокирования резиденции Горбачева в Форосе. Сменившись с дежурства, связист позвонил Сатарову в Москву и через него вышел на контакт со мной. И вот какая картина вырисовывалась.

18 августа резиденцию президента СССР в Форосе посетила делегация высокопоставленных руководителей, прилетавшая спецрейсом на военный аэродром Бельбек (позже выяснилось, что это были Бакланов, Болдин, Варенников и Шенин). К тому времени в резиденции Горбачева уже были отключены все виды связи. В тот же вечер гости из Москвы покинули Форос (не добившись от Горбачева согласия на введение ЧП либо на отставку), а резиденция была блокирована с суши и моря. Утром 19 августа из Бельбека были убраны президентские летные средства (самолет и вертолет), а полоса блокирована техникой, чтобы исключить прибытие какой-либо команды с целью освобождения президента СССР. Были приведены в боевую готовность Симферопольский погранотряд и Балаклавская флотилия сторожевых кораблей. Из Фороса вывезли в Москву мобильные президентские средства связи и управления, личных секретарей Горбачева и отстраненного от должности начальника охраны президента СССР генерала Владимира Медведева.

Полученные сведения на тот момент были абсолютно уникальными. Они полностью опровергали официальную версию ГКЧП о болезни Горбачева как причине передачи власти Янаеву. Неопровержимо подтверждалось, что законный президент СССР изолирован в своей резиденции и удерживается насильственно. Поэтому действия ГКЧП могли характеризоваться только как антиконституционный государственный переворот.

Обо всем этом было немедленно доложено президенту Ельцину, и с его согласия эта информация была предана гласности.

Ельцин по телефону связался с Анатолием Лукьяновым и потребовал немедленно соединить его с Горбачевым, а также созвать заседание Верховного Совета СССР, куда вызвать Крючкова, Янаева и других членов ГКЧП. Лукьянов согласился обсудить ситуацию и требования Ельцина. На переговоры к нему в Кремль была направлена делегация в составе вице-президента Александра Руцкого, премьера Ивана Силаева и председателя ВС РСФСР Руслана Хасбулатова.

На эту тему
• Советских омоновцев обвинили в особо тяжком преступлении
• Экс-омоновца приговорили за убийство литовских пограничников
• Николай Ковалев: Янаев поражал основательным подходом
• Михаил Полторанин: За путчем стояли Горбачев и Ельцин
• В Москве почтили память защитников Белого дома
• Михаил Горбачев: Я защищал Союз до последнего патрона
• Путин отдал долг Ельцину
• Станкевич рассказал, как Лужков возглавил Москву
• Сергей Станкевич: Ельцин обладал мощным инстинктом власти
• Сергей Станкевич: Ельцин в дни путча почти не пил

Между тем 20 августа в 12.00 в Москве и Питере наступил час митингов.

Тон всех речей был наступательным: никаких решений ГКЧП не исполнять, действуют только указы законного президента РСФСР, все должностные лица, признающие ГКЧП, немедленно отстраняются и привлекаются к ответственности. После митингов около 14.00 собралось очередное штабное совещание у Ельцина. Присутствовали Бурбулис, Кобец, Руцкой, Скоков, Шахрай и я.

Анализируем ситуацию. Политически мы пока явно выигрываем. Действия ГКЧП теряют последний налет легитимности. Нас поддержало большинство союзных республик и регионов России. Политическая забастовка, начатая шахтерами, расширяется. Лидеры крупнейших государств мира не признают ГКЧП и требуют освобождения Горбачева.

В самой Москве инициатива за нами. Городская власть полностью контролирует все системы жизнеобеспечения столицы. Войска в городе дезорганизованы, перемещаются хаотично. Часть войск скрытно или открыто выражает нам сочувствие. Петербург полностью контролируется Собчаком, войска до города даже не дошли.

Как только завтра, 21 августа, откроется сессия ВС РСФСР, можно закрепить все указы президента законодательно, распустить ГКЧП и привлечь к ответственности его членов.

У ГКЧП остается только один серьезный шанс – силовая акция против Белого дома. Причем именно сегодня, ибо завтра будет поздно. Судя по тому, что в 14.00 от Белого дома было отведено уже «распропагандированное» нами подразделение десантников вместе с техникой, счет пошел на часы.

Вывод: продолжать политическое наступление, принять дополнительные меры к обороне здания, отслеживать по всем каналам ситуацию в войсках, обеспечить сохранность лично президента РСФСР.

Война нервов

По итогам совещания подготовлены несколько указов президента. Самое важное – Ельцин все же принимает на себя функции Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР на территории РСФСР впредь до возвращения к своим обязанностям президента СССР Горбачева (ранее он такой шаг отвергал как чрезмерный).

Это означало, что его приказы имеют абсолютный приоритет по отношению к приказам любых других воинских начальников на территории России. Одновременно были обнародованы несколько обращений президента Ельцина к военным с призывом не допустить кровопролития, игнорировать преступные приказы о применении силы против гражданского населения и законных властей.

Тем временем сведения о готовящемся штурме Белого дома поступали в штаб непрерывным потоком. Слухи проверялись и отсеивались, но картина становилась все яснее: формируется сводное ударное подразделение для атаки на Белый дом, составляется план штурма и последующих действий по нейтрализации его защитников. Мы старались не оглашать все сообщения о нападении на Дом Советов, чтобы не создавать обстановки «оборонного психоза». Но когда около 17.00 наши сведения о близком штурме стали абсолютно достоверными, я выступил по внутреннему радио Белого дома с просьбой к женщинам немедленно покинуть здание, а мужчинам – занять свои места.

Весь вечер 20 августа в Москве продолжалась война нервов, указов и приказов. Для нас главной задачей было – максимально повлиять на войска, милицию и КГБ, убедить рядовых бойцов и сотрудников, а также командиров среднего звена не исполнять приказы о применении силы, по крайней мере – заставить колебаться и выжидать. С этой целью политический штаб инициировал целую серию документов.

Победа питерской команды

Мы старались не оглашать все сообщения о нападении, чтобы не создавать обстановки «оборонного психоза»

В качестве временного Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами СССР на территории РСФСР Ельцин подписал указ о назначении нового командующего Ленинградским военным округом. На эту должность впредь «до восстановления в полном объеме деятельности конституционных органов и институтов государственной власти и управления» был назначен контр-адмирал Щербаков (он же – вице-мэр Петербурга). Новому командующему, говорилось в Указе, обязаны подчиняться все воинские части и соединения Вооруженных Сил СССР, войск КГБ СССР, МВД СССР, расположенные на территории округа. Вечером указ был зачитан Анатолием Собчаком по петербургскому телевидению.

Выступивший следом Вячеслав Щербаков заявил, что приступил к выполнению обязанностей командующего ЛенВО. Он призвал военнослужащих округа «выполнять указы президента России, а не кучки заговорщиков».

Самсонов реально подчинился. Хотя он не передал дела новому назначенцу, однако Щербаков прибыл в штаб и не только официально, но и фактически перенял управление войсками на себя. Так крупнейший военный округ демонстративно перешел на сторону Ельцина, а Петербург превратился в «территорию, свободную от ГКЧП».

Питерские события вновь имели огромное значение для Москвы, которая могла наблюдать их по телевидению. Указ Ельцина о назначении командующего округом журналистам «Останкино» удалось немедленно обнародовать по ТВ, как и сообщение, что он реально – у всех на глазах – исполнен. Это стало прецедентом и предупредительным сигналом для армейских частей в Московском и других военных округах.

В Москве. Накануне кровопролития

Ситуация в Москве, напротив, становилась угрожающей. По мере приближения ночи перемещения войск нарастали. На наши звонки в штабе Московского военного округа отвечали: «Идет передислокация частей и подразделений с целью подготовки к организованному выводу войск из Москвы». Выступая по ЦТ в программе «Время», командующий МВО генерал-полковник Николай Калинин зачитал приказ о введении в столице с 23.00 комендантского часа. Мотивация была та же: избежать столкновений и обеспечить организованный вывод войск.

По своим каналам мы имели прямо противоположную информацию о целях ночных маневров. Те части, которые стояли в городе в оцеплениях вторые сутки и были распропагандированы, отводились на окраины. Их место в центре города занимали свежие подразделения с полным боекомплектом.

Приказ о введении в Москве комендантского часа делал незаконным пребывание на улицах после 23.00 всех гражданских лиц, включая, естественно, защитников Дома Советов. Любого из них разрешалось арестовать, а для пресечения «массовых нарушений комендантского часа» можно было применять оружие. Нам было очевидно, что приказ о комендантском часе – это прелюдия перед решающей схваткой. Нужно было найти оптимальный ответ.

#{interviewpolit}Самым радикальным было бы немедленно сменить в Москве командующего военным округом по аналогии с Петербургом. Соответствующий указ президента был у нас уже заготовлен. Новым командующим МВО предлагалось назначить Руцкого либо Кобеца. Соблазн нанести хотя бы правовой удар в Москве, упреждая готовившийся штурм, был очень велик. После тщательного анализа возможных последствий решено было, однако, задержать указ и действовать иначе.

В отличие от Петербурга, куда армия так и не вошла, Москва была запружена войсками. Командующий МВО Николай Калинин, в отличие от Самсонова в Питере, деятельно поддерживал ГКЧП. Мы могли выпустить указ о смещении Калинина и назначить вместо него Кобеца, но исполнить этот указ не было никаких шансов. Неисполненный указ стал бы наглядной демонстрацией нашей слабости. Кроме того, Калинину и близким к нему офицерам в такой ситуации пришлось бы окончательно сделать ставку на ГКЧП, а мы старались этого избежать и все время держать дверь открытой. Кобец, Коржаков, Иваненко, Руцкой и Скоков систематически вели неформальные беседы с офицерами разного уровня, убеждая их выдерживать паузу и не делать непоправимых шагов. Доверительные контакты надо было сохранить.

Наконец, главное. Мы могли спровоцировать прямое вооруженное столкновение подразделений, подчиняющихся двум разным командующим одного Московского округа. Это было бы самым страшным. Нас обвинили бы в развязывании гражданской войны. Пролив кровь, мы полностью потеряли бы нашу подчеркнутую легитимность и моральный перевес. Поэтому решено было указ не выпускать до утра, но дать утечку в штаб МВО о существовании проекта указа. Пусть думают.

Вместе с тем принципиальную позицию надо было все равно обозначить. Вновь назначенный министр обороны РСФСР генерал-полковник Кобец издал приказы № 1 и № 2.

Первый приказ предписывал всем воинским начальникам на территории республики «исключить применение войск и сил флота против мирного населения и законно избранных органов государственной власти». Командирам было приказано незамедлительно вернуть подчиненные им войска в места постоянной дислокации и доложить об исполнении приказа 21 августа 1991 года к 6.00.

Приказ № 2 был по стилистике совершенно революционным. В связи с тем, что в Москве под прикрытием комендантского часа ожидается штурм «Белого дома России» (так значилось в тексте!), министр обороны приказывал комендантский час в городе отменить, а «всем подразделениям, службам и гражданам, участвующим в защите здания Дома Советов РСФСР, сохранять выдержку и высокую бдительность».

Нам действительно требовались и выдержка, и напряжение всех сил, чтобы ночь на 21 августа не стала для России началом новой гражданской войны – в стране с ядерным оружием, атомными электростанциями и тысячами взрывоопасных производств.

Чтобы показать нашу готовность к мирному разрешению конфликта, мы составили заявление президента Ельцина, дававшее возможность нашим вынужденным противникам перейти на сторону законной власти. Этот документ был своего рода амнистией: все военнослужащие (включая МВД и КГБ), кто до сих пор исполнял преступные распоряжения ГКЧП, освобождались от ответственности за соучастие в заговоре, если «немедленно и неукоснительно» начнут подчиняться президенту и правительству РСФСР.

«Дорогие мои сыновья!»

Но, пожалуй, самым эмоциональным документом августовских дней стало особое обращение президента Ельцина к воинам Таманской мотострелковой дивизии, Кантемировской танковой дивизии и отдельной мотострелковой дивизии имени Дзержинского (ОМСДОН). Именно эти воинские части, постоянно дислоцированные вблизи Москвы, были первыми введены в город 19 августа и должны были, по расчетам ГКЧП, стать главной силой по усмирению гражданского протеста.

Называя в своем послании таманцев, дзержинцев и кантемировцев «дорогими моими сыновьями», президент России заклинал их не становиться на путь, который «ведет страну к братоубийственной гражданской войне, к жестокому кровопролитию». Вместо этого им приказывалось немедленно, без колебаний перейти на сторону законной власти, соблюдая при этом порядок и дисциплину».

Сообщения о столкновениях на подступах к Белому дому стали поступать к нам в штаб вскоре после полуночи. Не все из них подтвердились. На самом деле произошли всего две серьезных стычки войск с демонстрантами, одна из которых закончилась трагически.

Сначала группа из 10 БМП в районе Нового Арбата попыталась тараном преодолеть баррикаду из нескольких троллейбусов. Когда троллейбусы уже сдвинулись с места, один из защитников баррикады бросил бутылку с зажигательной смесью. Загорелся один троллейбус, затем другой. Огонь перекинулся на одну из БМП, после чего техника стала разворачиваться и отступать. В этот момент примерно два десятка демонстрантов выскочили к машинам, пытаясь заслонить им путь. Командиры двух экипажей, появившись в люках, дали несколько автоматных очередей в воздух. Путь освободился. Отъехав в сторону, солдаты погасили горевшую машину, после чего бронегруппа отступила.

Этот эпизод был воспринят защитниками Белого дома как победа. Взрыв энтузиазма по поводу отбитой атаки, по всей видимости, заставил многих забыть об осторожности. В следующем столкновении с бронетехникой защитники Белого дома действовали совсем уж бесстрашно.

На этот раз три БМП двигались по Садовому кольцу от Смоленской площади к проспекту Новый Арбат. Наткнувшись на баррикаду, закрывавшую поворот на Арбат, то есть к Белому дому, машины повернули мимо – в тоннель под проспектом. Тут им преградила дорогу группа демонстрантов. Машины стали маневрировать, стремясь объехать живой заслон и прорваться в тоннель. Командир одной из БМП, появившись в люке, несколько раз выстрелил из пистолета в воздух, но это никого не остановило. Три-четыре человека вскочили на броню, пытаясь закрыть куртками и брезентом смотровые щели, остальные по-прежнему преграждали дорогу. Резкие маневры бронетехники в ограниченном пространстве на спуске в тоннель завершились кровавой трагедией. Пострадало около десятка человек. На месте погибли Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Дмитрий Усов.

Разъяренные гибелью товарищей, их соратники подожгли «коктейлем Молотова» машину-убийцу. Ее экипаж пересел в другие машины, которые спешно отступили.

Трагическая новость о первых столкновениях и жертвах (имена погибших мы узнали лишь к середине следующего дня) пришла к нам в штаб одновременно с сообщением о том, что группа десантников заняла помещение радиостанции «Эхо Москвы» на Никольской улице и заставила журналистов прекратить передачи. Кроме того, наши наблюдатели сообщили, что за Калининским мостом, то есть через реку от нас, напротив фасада Белого дома, сосредоточилась группа танков и боевых машин десанта, а рядом в грузовиках укрыты боеприпасы, включая снаряды для танков. В Белом доме в очередной раз объявили тревогу и готовность номер один.

«Мое место здесь. Я – Ростропович»

#{image=546261}В тревожной суматохе на моих глазах произошел примечательный эпизод в приемной Ельцина. В самый напряженный момент там появился великий музыкант Мстислав Ростропович. Маэстро пришел в Белый дом вечером 20 августа, как он выразился, «повинуясь зову сердца».

В штабе Мстислав Леопольдович сказал: «Я чувствую, что сегодня здесь решается судьба России. Мне так повезло, что в эти дни я оказался в Москве. Ведь я мог уехать и пропустить самое главное. Наконец-то я могу гордиться моей Россией, это такое счастье. Хочу быть тут, вместе с вами. Если эти варвары растопчут нашу свободу, пусть растопчут и меня». В ответ на наши энергичные протесты и предложения спуститься в подвал, Ростропович поначалу обиженно хлопнул дверью. Правда, вскоре он согласился принять персонального стража – штатного сотрудника охраны вице-президента Юрия Иванова. Невысокого и весьма округлого Иванова Ростропович любовно именовал Санчо Пансой.

Сразу после объявления ночной тревоги Мстислав Леопольдович в сопровождении Иванова пришел в приемную Ельцина, чтобы «вместе со всеми защищать законного президента». Сам Ельцин в этот момент был уже внизу, в бункере. В приемной были дежурные секретари, сотрудники администрации и несколько охранников из команды Коржакова. Один из охранников, застегивая бронежилет, с разбегу наткнулся на Ростроповича.

– Папаша, ты что здесь делаешь?!

– Простите, пожалуйста, могу ли я чем-нибудь вам помочь?

– Ты? Помочь?! Ступай живо в подвал, здесь сейчас будут стрелять.

– Какой еще подвал? Зачем? Мое место здесь. Я – Ростропович.

– Кто-кто?!

Иванов, на плече которого висел десантный автомат, не замедлил вступиться за своего подопечного:

– Вы что, не узнаете? Это же сам Ростропович, великий музыкант, мировая знаменитость!..

– Музыкант? Знаменитость? Да я ничего... Ты извини, папаша... то есть, вы извините... Тут такое дело, нас вроде штурмовать сейчас будут. Вы бы прошли куда-нибудь, здесь вам опасно быть.

– Ничего, я не боюсь. Я специально пришел защищать свободу. Если вы разрешите, мы с Юрой вон там посидим. Мешать никому не будем.

– Ну, раз не боитесь ... Ладно, только чтоб никуда... Короче, не надо вмешиваться, если до боя дойдет. Как начнется стрельба в здании, сразу уходите в кабинет, там хоть стены толстые.

– Благодарю за совет.

Ростропович уже несколько часов спустя подружился с гарнизоном Белого дома, а его устные выступления по внутреннему радио были невероятно популярны. Великий музыкант оказался еще и замечательным рассказчиком. Позднее пресса всего мира опубликовала снимок Ростроповича с автоматом в руках, несущего ночную вахту рядом со спящим Юрием Ивановым. Знаменитый маэстро в ночь перед штурмом действительно был готов самоотверженно защищать свободу в России. Этот снимок стал одним из самых романтических образов-символов августовской революции 1991 года.

Продолжение читайте в четверг, 18 августа.