Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
2 комментарияПримат материи над духом
«Восстание планеты обезьян»: Мы все умрем
В уик-энд после премьеры «Восстание планеты обезьян» заработало 54 млн долларов в Северной Америке и 5,1 млн в странах СНГ, заняв первую строчку бокс-офисов. Успехи этой картины можно объяснить не только раскрученностью бренда, но и тем, что философская притча скатилась-таки в фантастику для масс.
Актер Чарльз Хестон, что сыграл протагониста в первой «Планете обезьян» и престарелого шимпанзе в последней – бертоновской, в конце жизни страдал от болезни Альцгеймера. И именно от этого вида старческой деменции ищут лекарство ученые в «Восстании планеты обезьян», тестируя образцы на высших приматах с предсказуемыми последствиями (см. шесть предыдущих фильмов).
#{image=542987}Время действия – отдаленное будущее, место действия – Сан-Франциско. Пока космический челнок, с аварии которого и начался обезьяний сериал, безуспешно разыскивают на окраинах галактики, резко поумневшая шимпанзе Ясноглазка срывает научный эксперимент, лишает медиков инвестиций и оставляет сиротой кроху-шимпанзенка по кличке Цезарь. В доме Джеймса Франко малютка найдет и стол, и приют, и ласку, и хорошего комика Литгоу, но, столкнувшись однажды с несправедливостью человеческого социума, с окном в клетку и с баландой зоопитомника, поднимет мохнатых сородичей на бунт. Живодеры погибнут первыми.
Дабы не путаться в словах «ремейк», «приквел» и «спин-офф», договоримся, что данная работа англичанина Руперта Уайатта представляет собой альтернативную версию четвертой части оригинальной пенталогии – «Завоевания планеты обезьян», и, соответственно, альтернативную версию того, почему людская цивилизация деградировала, уступив место шимпанзе, гориллам и орангам. География этой деградации будет доступна всем, кто высидит первую порцию титров: поставив пафосное многоточие, режиссер-таки разжевал для недогадливых сценарий грядущего апокалипсиса.
#{movie}Подробности, надо думать, воспоследуют: концовка подразумевает продолжение. Можно даже предположить, что закрутится оно вокруг борьбы за власть в обезьяньей стае. На протяжении всей картины Цезарь выступает эдаким гуманистом и противником человекоубийства, тогда как в его ближайшем окружении имеются куда менее толерантные приматы. Словом, где «аve, Caesar!», там и «et tu, Brute?», и как бы обезьяньего лидера свои же стилосами не затыкали.
Впрочем, сейчас играть в угадайку бессмысленно, разумнее оценить уже имеющийся продукт. К его достоинствам можно отнести то, что он не вызывает ни раздражения, ни негатива, ни желания ехидничать над косяками, которых в нем практически нет. Другое дело, что отсутствие явных недостатков достоинством можно считать с натяжкой. Для Уайатта это всего лишь второй фильм, неудивительно, что в своем подходе к нему он напоминает пишущего изложение школьника, который рьяно старается не наделать ошибок, ввиду чего избегает любых сложностей, например, деепричастных оборотов. В результате имеем ровный текст, написанный ровным же почерком, все запятые проставлены, однако ж и в зевоту тянет. Простой, линейный и однозначный, как Владимир Вольфович, сюжет. Качественные, но отнюдь не роскошные спецэффекты к месту. Примитивные, хотя и не дебильные диалоги. И главное – минимальное пространство для двойной трактовки и актуальных метафор, что было сильной стороной первоисточника – романа Пьера Буля. Дух книги оказался вымаран начисто.
Условно фильм можно разделить на три части, каждая из которых представляет отдельный жанр, ИЧСК – почти беспроигрышный. Первая – классическая мелодрама из серии «человек и его питомец», детям и женщинам понравится. То, что в качестве питомца выступает шимпанзе-вундеркинд, не играет никакой роли: большинство зверюшек, о которых кино снимают, тоже демонстрируют изрядные способности, начиная от собачки Лесси, заканчивая дельфином Флиппером.
Поумилявшись над талантливой обезьянкой, Уайатт соскакивает к хорошо ему знакомой драме тюремной (см. дебютный «Побег из тюрьмы»). Даром что речь об обезьянах, а реперные точки всё те же – борьба за власть с паханом, тошнота от баланды, думы горькие, охранники злобные и, наконец, план побега, плавно перетекающий в третий акт пьесы – типичный летний блокбастер, где полиция будет красиво отстреливаться от горилл на мосту Золотые Ворота.
- «Трансформеры-3»: В металлолом!
- «Чрево»: Порнуха в худшем смысле слова
- «Скайлайн»: Мозги на полку, людей в пылесос
- «Монстры»: «Аватар» за три копейки
Особо стоит отметить небанальный и симпатичный кастинг, который, правда, направлен всё на то же – на снижение возраста потенциальной аудитории, которая жанровое кино любит, а политику оригинального романа не хавает. Так, главного героя играет девчоночий мальчишка Джеймс Франко (и в этой роли он весьма уныл). Его подругу – звезда вполне подросткового по духу «Миллионера из трущоб» Фрида Пинто. Плохого парня из зоопитомника – Том Фелтон сиречь Драко Малфой из «Гарри Поттера», и тут уже ничего объяснять не надо. Замечены также Джон Литгоу (неординарный актер, пожавший славу среди инфантилов за ситком «Третья планета от Солнца») и Дэвид Хьюллет («Звездные врата»). Наконец, за Цезаря строит рожи мастер нечеловеческой пластики Энди Серкис, игравший в тех же датчиках Горлума и Кинг-Конга и явно напрашивающийся на номинацию на «Оскар». В том, что касается хай-тека, киноакадемия соображает крайне медленно (так, «Куб» в свое время не отметили за спецэффекты потому, что посчитали использование компьютерной графики жульничеством), но можно ей намекнуть, что сыграть обезьяну – это очень политкорректно.
К слову, о политкорректности и о политике вообще. Складывается ощущение, что Уайатт всеми силами пытался увести свой фильм от т.н. «актуальных трактовок», превратив его в сентиментальное полотно на тему «обезьяны против людей» без любой задней мысли, как тяжело найти эту мысль в каких-нибудь «Ковбоях против пришельцев». Меж тем, оригинальные «Обезьяны» именно на этом и строились, активно эксплуатируя темы гуманизма, пацифизма, мультикультурности, меняя режиссеров и переходя от антиклерикального пафоса к пафосу мессианскому. Собственно, под населением «планеты обезьян» Буль подразумевал именно людей, это была метафора, сатира, зеркало, потребный эпохе намек на то, что претензии человечества на свою исключительность необоснованны – из зверей вышли да зверьми остались.
У Уайатта же восставшие обезьяны – это восставшие обезьяны, anthropomorphidae sapiens – и точка. Провести параллели с коммунистами, мигрантами, нацменьшинствами, мухаммедянами и проч. можно лишь при очень большой фантазии, как и разглядеть в Цезаре Мохандаса Ганди или Нельсона Манделу, которые в революционеры тоже через тюрьму попали. До постмодернизма тут куда ближе, чем до повестки дня или уроков истории, и на месте Энди Серкиса тянет представить не Ганди, а Мела Гибсона с горловым «Freeeeeedoooom» – ни о чем, зато смешно.
Парадокс, но, подняв вопрос вмешательства человека в законы природы (или, по желанию, божественный замысел), постановщик проигнорировал даже темы экологии и экстремистских организаций типа «Фронт освобождения Земли», хотя они и напрашивались. Возможно, не хотел вызвать у зрителя ассоциаций с «Двенадцатью обезьянами», но вряд ли: аллюзии на этот фильм Гиллиама в «Восстании» имеются.
Подытожим: лишившись звериной доли подсмыслов, проект лишился примерно такой же доли обаяния. В принципе, он более не предмет для споров и обсуждений, и весь его посыл укладывается в изъеденную классику типа «тварь ли я дрожащая?». Да, всё одноразовое – посуда, шприцы, салфетки – суть приметы цивилизации, и почему бы одноразовым фильмам не быть такой же приметой. Почему бы не посчитать, что угрозы, о которых предупреждал Буль, человечество преодолело, и вот теперь может порадоваться еще и за то, что опыты над человекообразными обезьянами в большинстве развитых стран запрещены, так что апокалипсис по Уайатту нам точно не грозит.
Только вот мировая премьера «Восстания» пришлась как раз на те же дни, когда сытый город Лондон заполыхал окраинами. Как бы намекая.