Вчера было много, а сегодня мало

Если верить Маяковскому, «в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди». Из Москвы 2009 года красивые люди пока еще не исчезли. Наоборот. Я все чаще встречаю их в метро, в подземных переходах, за рулем такси. В рубашках от Армани, пиджаках от Ямамото, с сумочками Биркин. Другой одежды у них, видимо, просто нет. Я встречаю их совсем не там, где полагается их встречать. Не на закрытых вечеринках, не в элитных ресторанах, не в бутиках, не на заседаниях совета директоров. Еще недавно они были в статусе VIP. Very important persons. Особо важные персоны. Теперь они ex-VIP. Типа Раневской и Гаева в чеховском «Вишневом саду».

Иллюзия новизны не продержалась и двадцати лет. Новое поколение Лопахиных пополнило собой ряды Раневских и Гаевых

«Вишневый сад» был бешено популярен в начале девяностых годов. Тогда из него вычитывали метафору смены элит. Все советские заслуги в раз стали неактуальны. Критерии молниеносно сменились. Сад, который выращивали 70 лет, был продан с молотка и безжалостно вырублен новыми Лопахиными. Энергичными, коротко стриженными молодыми людьми в малиновых пиджаках. Кто был всем, стал никем. Старая советская интеллигенция, пошумев немного на митингах, вернулась доживать свой век в хрущобах и коммуналках. Мелкие партийные бюрократы выглядели смешно и жалко со своими претензиями на власть. О какой власти могла идти речь после того, как у них отобрали служебный транспорт и закрыли распределители. Время привилегий кончилось, ассортимент распределителей перекочевал в коммерческие ларьки.

Мы не знали тогда, что пройдет совсем немного времени и все это возродится. Бюрократия, машины с мигалками, обкомовские замашки. Казалось, что вся система ритуалов, связанная с советской властью, устарела. Вишневый сад вырублен навсегда. Теперь статус будет определяться не положением в иерархии и даже не знанием культурных кодов (Бродский, Феллини, Ленком, Сальвадор Дали), а реальными заслугами. Трудом, решительностью, умом, энергией.

Как бы не так. Иллюзия новизны не продержалась и двадцати лет. Новое поколение Лопахиных пополнило собой ряды Раневских и Гаевых. Они так же делали долги, ездили развлекаться на престижные курорты, заводили себе холуев. Вели себя так, как будто пришли всерьез и надолго. Пришли, расселись, закурили, а тут кризис. Время собирать чемодан.

Прощай, Bentley!

Конечно, это несколько упрощенный взгляд на чеховскую пьесу, но она и об этом тоже. О вечном круговороте элит в природе. Но прежде всего – о любви. О том роде любви, которому покорны все возрасты и все слои населения. Любви к комфорту и сытой жизни. Я бы даже назвал ее – страсть.

Итак, сюжет.

Барыня Раневская возвращается из Парижа в свое поместье. Вся в долгах. Деньги вот-вот кончатся. Выход один – продать имение со знаменитым на всю округу вишневым садом. Сад – символ благополучия, уютной старины, с ним связаны надежды и воспоминания. В пьесе вообще много символов. Недаром же она так нравилась символистам. «Вчера было много денег, а сегодня совсем мало», – говорит Раневская, не задумываясь об их происхождении. Деньги для нее тоже символ, а не реальность.

Мистическое значение имеет все – от старого шкафа до карточных фокусов. Раневской кажется, что ее судьба решается на небесах, не больше не меньше. В небе она слышит «звук лопнувшей струны». Это знак того, что старой жизни пришел конец.

Брат Раневской Гаев – нелепый и болтливый старик. Подозреваю, что именно с него был списан Киса Воробьянинов в «Двенадцати стульях». Единственное, что умеет Гаев, – играть в бильярд. Да еще произносить напыщенные речи. «О, природа дивная, ты блещешь вечным сиянием!..» Гигант мысли, отец русской демократии… Но даже это бессмысленное существо описано Чеховым с состраданием. После продажи имения Гаеву придется самому зарабатывать себе на жизнь. А это жестокое испытание.

Купец Лопахин, сын бывшего крепостного Раневской, считает, что единственный выход – вырубить сад и сдать поместье в аренду дачникам. То есть провернуть довольно выгодный и ловкий коммерческий трюк.

Но, Боже, какие дачники! У Раневской не укладывается в голове, что благосостояние может быть результатом бизнеса. Она воспринимает его как чудо, как заслуженный и безусловный дар неба.

Продать сад – значит сказать «прощай» всей прежней жизни. Прощай, Париж! Прощайте, слуги и приживалки! Прощай, Bentley, стоящий в охраняемом гараже! Завтраки в мезонине! Мебель из красного дерева! Обеды в ресторане «Пушкин»! Разговоры о реминисценциях из Барта в творчестве позднего Кулика!

Всему конец.

Россия, которую мы потеряли

На эту тему
• Двенадцать устриц вместо тринадцати
• Доллар растет, жизнь – падает
• «Маска» кризиса
• Максим Григорьев: Проект «Позитив»
• Лекарство от кризиса

Я специально перемешал тогдашние и сегодняшние реалии. Расставаться с ними одинаково горько для человека, выпавшего из времени. И не сказать, чтобы этот человек был как-то особенно отвратителен, достоин презрения или ненависти. Чехов тем и велик, что никогда не рисует своих героев одной краской. Раневская сентиментальна, порядочна, умна. В сущности, она неплохая женщина, но ее горе – это горе человека, который лишается незаслуженного. Лишнего, а не необходимого.

Список потерь огромен. Из него можно составить поваренную книгу или путеводитель по экзотическим странам. Поэт Валерий Нугатов в стихотворении «Реквием по эпохе стабильности» так и пишет: «помнишь страна / как мы летали с тобой в турцию египет таиланд все включено / помнишь как мы закупали с тобой в дьюти-фри / литровый бакарди бифитер мартини джек дэниэлс и кампари / помнишь как мы жрали с тобой местные экзотические блюда / и как жутко травились местными экзотическими блюдами / как мы ныряли с тобой с аквалангом / как катались с тобой на верблюдах / как смотрели сквозь маску на рыбок… / у тебя хорошая память страна / к тому же все это было совсем недавно / кажется даже пляжный песок еще не вымылся из наших с тобой волос / кажется даже сладкий вкус рома еще не выветрился из наших десен и вен / кажется даже еще не сносились наши туфли брюки рубашки платья и босоножки / кажется даже еще не села наша с тобой плазменная панель / а между тем / ничего этого уже больше нет / и никогда уже больше не будет / кончилась великая эпоха стабильности и процветания / и там где когда-то высились небоскребы москва-сити / ныне лежат постапокалиптические руины / там где когда-то росли подмосковные жилые массивы / нынче гуляет в степи ледяной мусорный ветер / там где сверкали торгово-развлекательные зоны гипермаркеты и мультиплексы / теперь колосятся нищенские помойки / да пустое место / вместо тех ресторанов отелей и клубов / тех площадей и бульваров / тех скверов и парков / где мы любили»

Вот она, Россия, которую мы потеряли. Но только это и можно любить по-настоящему. Лишнее, незаслуженное, доставшееся без усилий, как дар небес. Счастье невозможно заработать. Его можно либо украсть, либо получить в дар.

Правда, счастье российского среднего класса имеет несколько более сложное происхождение, чем у героев Чехова. Мы получили жирный кусок счастья в дар от тех, кто его украл. Прилетел волшебник в голубом вертолете и дал нам пятьсот эскимо, купленных за бесценок в ближайшем ларьке. Ешьте, дети, и не шалите.

Стук топора в саду

Когда мороженное стало таять, мы запаниковали. Естественно, начались разговоры об Апокалипсисе. О наказании за грехи. За что нам это? За нашу подлую, никчемную жизнь… Много врали, думали только о себе. Суетились, а ничего стоящего не сделали.

Тема наказания есть и в «Вишневом саде». «Уж очень много мы грешили», – говорит Раневская. «Какие у вас грехи…» – утешает ее Лопахин.

Дело, действительно, не в грехах. Главный слоган эпохи стабильности – «Я этого достойна». Помните, была такая реклама? Вот на этом мы и прокололись. Решили, что если у нас есть деньги, значит, мы этого достойны. Значит, мы достойные хорошие люди и можем собой гордиться. Хотя логика на самом деле обратная. Утром стулья, вечером деньги.

«Человек – это звучит гордо!» А менеджер среднего звена – еще круче… Интересно, что в чеховской пьесе содержится прямая полемика с главным пролетарским писателем. Гордо, говорите? «Какая там гордость, – рассуждает студент Трофимов, – есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой».

Вот и все объяснение. Грехов, разумеется, куча. Куда без них. Но причина гораздо проще. Для всего этого праздника жизни не было никаких оснований. Поэтому он и кончился. Недостойны. Не заслужили.

В сущности, Чехов все уже описал. Неизвестно нам лишь одно – кто станет новым Лопахиным. Этот герой еще не появился на сцене. Старые уходят, а новых пока не видно. Но кем бы он ни был, Лопахин двадцать первого века, можно не сомневаться, что ему уготована та же участь, что и теперешним ex-VIP. Рано или поздно – он обязательно услышит звук лопнувшей струны в небе и стук топора в саду.

Следующий выпуск рубрики посвящен «Пиру во время чумы» Пушкина.