Куда уходит детство

15 молодых мюнхенских художников отбираются кураторами Ленбаххауса по целому множеству критериев. Галерея, расположенная в подземном тоннеле, становится своеобразным ускорителем – входят в нее художники в одном качестве, а выходят несколько в другом.

Я рисую там алтарь. Точнее, на том месте, где был алтарь, я рисую свои «граффити

В этот раз в списке 15 избранников я обнаружил фамилии двух знакомых – Мотоко Добаши и Себастьяна Дэйси. Мотоко родилась, естественно, в Японии, живет в Мюнхене, хотя последнее время всё чаще бывает в Берлине.

Себастьян же совсем перебрался в Берлин, а о родном Лондоне вспоминает вообще неохотно.

С Мотоко Добаши, о которой или, точнее, с которой и пойдет разговор в этом тексте, я познакомился два года назад на Ежегодной выставке в Академии.

Я помню, что шел по коридору и вдруг увидел, что он превращается во что-то другое – похожее на пещеру, грот...

Но не так, как это происходит, скажем, в замке Людвига, нет, здесь это осуществлялось как-то иначе; в общем, я зашел в аудиторию, дверь которой тоже была теперь частью наскальной живописи…

Первое, что я там увидел, были даже не картины, а большая клетка из серебристых тонких, частых прутьев. В клетке кто-то был. Я подошел поближе и увидел в окошке – как в кассе – девушку, похожую на белого с черной челкой кролика…

Которая сосредоточенно ела морковку. Она мне кивнула, я пожелал ей приятного аппетита и пошел по кругу – смотреть ее работы. Я не буду их описывать словами – это ни к чему, потому что большинство из них можно увидеть вот здесь; скажу только, что одна из выставленных там картин привела меня в тупик.

Я не мог понять, что это за техника, живопись или всё-таки это сделано на компьютере…

Я спросил об этом девушку, она отложила свою морковку, выпорхнула из клетки и оказалась возле маленькой работы, где я застрял. Там было какое-то полуночное солнце над городом, в черном небе…

«Это просто фотография, – сказала девушка, – я ничего с этим не делала, только сфотографировала и взяла в рамочку».

«Не может быть», – сказал я.

Но Мотоко убедила меня, что может – что надо смотреть, иногда и не такое открывается взору…

С этого воспоминания я и начал наш разговор после выставки «Фавориты», которая открывается работой Мотоко – ее настенная живопись встречает посетителя у самого входа в тоннель. Выставка продолжится в Ленбаххаусе до сентября.

На эту тему
• Осязаемое и неосязаемое искусство
• Радуга в комнате Алексея Явленского
• Малые голландцы
• Борис Михайлов: Конт(р)акт рисовальщика…
• За – границы!

– … хотел сказать, что та фотография солнца как бы облегчила мне последующие переходы, которые то и дело проделывает сознание, когда созерцаешь твои работы. Переходы из обычной реальности в фантастическую и обратно... Ты помнишь, о какой я фотографии говорю?
– Конечно.

– Можешь ли ты хотя бы приблизительно отнести себя к какому-нибудь стилю, направлению в современном искусстве?
– Это трудно.

– О тебе говорят, что ты в своих произведениях гармонично сочетаешь японскую и европейскую традиции. Кстати, ты ведь закончила не только Мюнхенскую, но и Токийскую академию искусств?
– Совершенно верно.

– При этом мне кажется, что победила восточная традиция, влияние старой японской живописи – с одной стороны. С другой – натиск киберпространства, который тоже скорее ассоциируется для нас с Японией…
– Дело в том, что в своих работах я просто пытаюсь быть искренней. Вот и всё. Определяющим для моих картин мотивом являются мои детские воспоминания… В то же время я считаю, что в картинах и много европейского…

– Прости, что прерываю, но мне кажется, мой mp3 со встроенным диктофоном отключился. Хотя он был заряжен… Я не вижу, или это из-за яркого солнца, экран погас… Ты видишь что-нибудь?
– Постой, погоди… А где здесь экран?

– Да вот же, черный корпус и есть экран.
– Да? Такой тё-ё-ёмный… Но я вижу маленькие буквочки, вот если я так закрываю (закрывает mp3 ладонями), взгляни.

– Да, теперь и я смутно вижу, мерцают синие буквочки, mp3 работает. Стало быть, твои картины основаны на твоем личном опыте, воспоминаниях…
– Да, это что-то вроде дневника.

– Однако, такой дневник – в виде картин, которые иногда становятся совсем абстрактными, но и будучи фигуративными, напоминают структуры… Может быть, иллюстрации к учебнику топологии… Такой дневник кажется дневником инопланетянки!
– (cмеется).

– Во всяком случае, это не простой, это зашифрованный, этакий криптодневник… Кроме того, иногда кажется, глядя на твою картину, что уже видел это, но не наяву… Что так выглядят проекции забытых снов, что-то вроде сновидческого дежа вю, да?
– Мои картины в основном – это? в сущности? банальные ландшафты. Хотя, конечно, в них есть и много символического.

– Ты можешь расшифровать хотя бы несколько символов?
– Нет, я не хочу объяснять, что это означает то, а то – это… Скажу только, что всё это связано с моим психологическим состоянием. И что некоторые ландшафты я вижу в течение всей жизни снова и снова, они преследуют меня, и тогда я их рисую… Многие картины рождаются из состояния… Которое я бы описала так: ты находишься в горах и тебе кажется, что ты вот сейчас полетишь по воздуху еще дальше. Конечно, это пришло из детства, часть которого я провела высоко в горах.

– Что, в Японии?
– Да. Представь себе: в Японии очень много гор!

– Я имею в виду, ты жила в горах?
– Нет, постоянно я жила в городе, в котором я родилась – в Киото. Киото – это большой город… Но все четыре брата моей мамы – буддистские монахи. И они живут в горном монастыре. Туда ходят паломники… Это на таком острове, где очень много гор. Монастырь расположен высоко в горах, на высоте 3000 м. Это такая особая форма буддизма – высокогорный буддизм, я бы сказала…

– Это не дзен-буддизм?
– Нет-нет, это всё намного старше, всё это было там еще до всякого дзена. Это, скорее, что-то вроде тибетского буддизма… И вот в детстве я каждое лето жила с мамой у своих четырех дядей в монастыре.

– Ты случайно не там начала рисовать?
– Да, после этого.

– Вы подолгу там жили?
– Каждое лето по одному месяцу. Мы там и помогали по хозяйству, в монастыре всегда много дел. Туда приходит очень много паломников. Людей, которые хотят найти внутренний покой.

– Ты делала какие-то упражнения? Дяди что-то показывали?
– Нет, никаких упражнений. Просто мы много ходили с ними по горам, забирались очень высоко.

– Так что ты начала рисовать еще в детстве…
– Ну, тогда это было как у всех детей, много манга – все японские дети рисуют манга, так что вполне обычная история.

– В своей сегодняшней манере ты начала рисовать не тогда?
- Детские впечатления вернулись ко мне позже. Они очень интенсивные. И я начала их рисовать, как бы заново всё это переживая, как бы в поисках дороги туда – в утраченное пространство.

Себастьян Дэйси (фото: lenbachhaus.de)

– То есть всё-таки это началось уже после учебы, во всяком случае, в Токийской академии?
– Я бы не сказала. В Токийской академии я рисовала совсем по-другому, очень натуралистически… Очень классически. Очень.

– Так что, это началось в Мюнхенской академии?
– Что началось?

– Стиль Мотоко Добаши.
– Я думаю, что я просто вспомнила какой-то дикий, природный пра-язык. Но чтобы его вспомнить, мне нужна была тишина, покой. И вот это мне дала Мюнхенская академия. Шесть лет мне здесь никто не мешал. Я многое передумала за это время, перепробовала множество разных техник… Мюнхен оказался идеально подходящим для этого городом. С одной стороны – это город искусства, с другой – в отличие от Берлина, он сейчас не такой модный, в нём нет этого hype’а и, соответственно, нет этого чувства всё время, что ты что-то упускаешь, что надо бежать куда-то за кем-то, грести, чтобы быть в мэйнстриме… В Берлине, да и в Дюссельдорфе, очень тяжело сохранять спокойствие, но в Мюнхене это возможно.

– А помимо этого тебе нравится Мюнхен?
– Конечно. Супер! Горы совсем рядом, столько природы…

– Когда ты бываешь в Альпах, ты испытываешь те же чувства, что в горах в Японии? Я вот, например, нет, мне нравится в Альпах, очень красиво, но всё как бы сказать…
– Как на почтовой открытке, да?

– Да.
– Нет, я здесь тоже не испытываю тех ощущений, что были в детстве в горах, в Японии. Но здесь тоже красиво.

– Какую роль играет литература? Если вообще какую-то.
– Книги я читаю просто так. Картины я не могу смотреть непрофессионально, я неизбежно всё время сравниваю, сужу, ряжу… А вот книги я читаю без всяких задних мыслей, предубеждений, целей… Просто так.

– То есть книги для тебя – это развлечение?
– Не только развлечение, нет. Но здесь я могу отдыхать от вынесения суждений. Я читаю для удовольствия. Конечно, я люблю фантастику. Есть, наверное, две книги, которые мне особенно важны. Одна – это «Стена» Марлен Хаусхофер. О том, как внезапно посреди горного ландшафта выросла высокая стена, образовала замкнутый круг, и в этом кругу оказалась одна женщина. Она не может выйти за пределы этой стены, она там заперта.

– Ужас, прямо-таки заперта?
– Да-да! А за стеной мир в то же время был полностью разрушен войной… Вот, это очень важная для меня книга. Еще я очень люблю Гофмана, он у меня даже с собой, видишь? Я люблю американскую литературу, многих авторов… Потом, есть и японские писатели, Мураками, например, написал пару неплохих книжек.

– Ты имеешь в виду Харуки Мураками?
– Да.

– И какие его книги тебе нравятся?
– «Охота на диких овец».

– А вторая?
– Дай подумать…

– «Кафка на пляже»?
– Нет-нет, эта мне совсем не понравилась. Слишком всё преувеличено… Вот еще «Улыбка Наоко» – она тоже хороша. Но «Охота на овец» лучше, она у него самая лучшая.

– Ты с ним не встречалась случайно?
– (смеется). Нет. Он очень знаменит в Японии… Я его уважаю еще и за его политическую ангажированность.

– Эта его книга интервью с бывшими членами секты «Аум-Синрикё*», да?
– Точно.

– Другие японские писатели?
– Мне нравится Кэндзабуро Оэ.

– Акутагава?
– Не особенно. Вообще, мне нравятся писатели, которые пишут какие-то очень личные вещи, наверное, так, свои собственные переживания…

– Ты сама ничего не пишешь?
– Нет, словами нет. Но у меня есть идея сделать когда-нибудь книгу из картинок, связанных нарративно… Но это пока только так – одна из тысячи идей, ничего конкретного.

– А кто тебе нравится из современных художников?
– Из художников моего поколения, скажем так. Мне нравится то, что делают близнецы – Герт и Увэ Тобиас.

– А из старших? Ну, много, я понимаю. К какому-то определенному стилю ты себя не дала отнести, но какой тебе нравится? Начнем с экспрессионизма…
– Мне нравятся сюрреалисты… И еще дадаисты.

– Мне кажется, тебе должен быть близок Макс Эрнст.
– Да, это правда, он особенно важен для меня. Вообще, он невероятный художник, личность...

– Ты уже ощущаешь, как что-то изменилось в твоей жизни после того, как ты вошла в «фавориты»?
– Нет, ничего не изменилось. Как было много проектов, выставок, так и сейчас… Сейчас я уезжаю в Берлин дописывать свою очередную настенную работу, на этот раз в Доме художников. Это рустикальное здание, старое, очень красивое. Раньше там была церковь. Мне интересно там работать.

– Что ты там рисуешь?
– Я рисую там алтарь. Точнее, на том месте, где был алтарь, я рисую свои «граффити».

– Как говорится, свято место пусто не бывает…
– Ну, моя картина там тоже будет не навсегда, потом ее сменит что-то другое.

– Но ее можно будет увидеть на твоем сайте?
– Конечно, когда я закончу – примерно через неделю – я сфотографирую и помещу на сайте. Вообще, от моих «настенных картин» (wallpainting) остаются только фотографии. Впрочем, я сейчас принимаю участие в конкурсе на роспись стены одной из мюнхенских школ, если выиграю – очередная моя «стена» простоит долго!

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ