В рот не попало

Оперные стрелки

Это уже не пародия, это пародия на пародию. И совсем не веселая

Нельзя сказать, что попытка ставить оперу в драматическом театре – большое новшество. Вот уже полтора десятка лет в «Школе современной пьесы» идет спектакль Иосифа Райхельгауза «А чой-то ты во фраке» с подзаголовком «Опера-балет для драматических артистов».

Да и сама Татьяна Ахрамкова, худрук Театра им. К. Станиславского, сравнительно недавно, правда, в рамках антрепризного проекта (но идущего на сцене вверенного ей театра), экспериментировала над синтезом жанров в постановке «Вольный стрелок Кречинский», соединяя музыку известной оперы Вебера «Вольный стрелок» (он же «Волшебный стрелок») с комедией Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского».

Только если в «Кречинском» музыка играла всё-таки вспомогательную роль и во втором действии почти сходила на нет, то «Мученики любви» – спектакль в первую очередь музыкальный.

Впрочем, его жанр в силу самых разнообразных задействованных выразительных средств с полным правом можно определить как «мультимедийное» шоу.

Но даже шоу по качеству бывает разным.

Расписанный в лубочном стиле занавес. Картонные деревья. Кот Ученый с патефоном. Скоморох с гармошкой. Мятый экран, куда проецируются флэш-мультики опять-таки с котом, а также с крылатыми, аки демоны, созданиями, и заодно – кадры из старой советской киносказки Александра Птушко «Руслан и Людмила».

Вот подобие официанта с жостовским подносом, нахлобучив на голову мятый цилиндр, предлагает кубки с напитками женихам Людмилы. Перед сценой – маленький оркестрик, особой надежды не внушающий: несколько срипочек, пиликающих под синтезатор. Некоторые музыкальные фрагменты, впрочем, записаны на фонограмму.

В оперном театре за тот вокал, те темпы и ту аранжировку, какие звучат в спектакле, музыкального руководителя постановки даже привычная ко всему публика, пожалуй, не долго думая подвергла бы суду Линча.

С другой стороны, музыкальным театрам прощается даже самая бессмысленная постановка – ради качества исполнения.

Так случилось, например, с недавним «Демоном» в музыкальном театре имени К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, где драматический режиссер Тростянецкий превратил мистико-романтическую оперу Рубинштейна в сказочный карнавал для детей младшего школьного возраста.

В драматическом театре им. К. Станиславского удалось достичь полной гармонии между музыкальной составляющей и постановочной: они здесь в равной степени отличаются профессиональной беспомощностью и отсутствием какого-либо вкуса.

Вне ранжиров и жанров

На эту тему
• Что снится французам…
• Борис Юхананов: «Сад неуничтожим»
• Дидона и Эней
• Борис Юхананов: «Внутренний способ существования»
• Огонь и дым

Название «Мученики любви» изначально, видимо, всё-таки предполагало изрядную долю самоиронии, а игра в оперу – пародийность по отношению к жанру.

Но это не мешает участникам «игры» в некоторые моменты пробовать себя в подлинно «лирическом» амплуа. Если они таким образом хотели усилить пародийный момент – то получилось не смешно. Если же всерьез тянули на «лирику» – не смешно и подавно.

Идея Екатерины Кретовой, автора положенной в основу спектакля инсценировки, разбавить сказочную поэму Пушкина фрагментами из других его сочинений, в том числе «Полтавы» и «Цыган», а также стихов, по-своему любопытна. Затея положить это всё на музыку Глинки тоже сама по себе заслуживает внимания.

И режиссер, дама вполне уважаемая, старалась, как могла.

«Мученики любви» – тот редкий случай, когда в неудаче – а по отношению к премьере в театре Станиславского можно прямо говорить и о катастрофе – в первую очередь «повинны» исполнители.

Ну, то есть что значит «повинны» – они ведь, в общем-то, тоже не виноваты, что их, людей далеко не юного возраста, вынудили участвовать в «капустном» действе, что более к лицу студенческой молодежи.

Двадцатилетние, пожалуй, лихо управились бы с задачей. Ветеранам же на это недостает ни задора, ни энтузиазма. Наблюдать, как с каменными лицами пожилые актрисы в патлатых париках, хламидах и кокошниках, оправдывая глумливые замечания типа «хиппуешь, плесень?», изображают сказочно-оперные страсти, – дело чрезвычайно тягостное.

Это уже не пародия, это пародия на пародию. И совсем не веселая.

Чтобы стало хоть немного повеселее, герои Пушкина-Глинки беспробудно пьют. Чокаются на приеме у князя Владимира женихи. Бухают по-черному злые волшебники Наина и Черномор.

Не расстается с бутылью, на которую наклеена самодельная этикетка «Живая вода», и добрый волшебник Финн, говорящий, что характерно, с финским акцентом. Тема алкоголизма становится в спектакле одной из основных.

Другая тема – музыкальный андеграунд в рамках оперы-пародии. Хрипящая на рокерский манер голова витязя, охраняющая волшебный меч, превратилась в подобие Валерия Кипелова, а Наина нет-нет да и подпустит в своих вокализах джазовую импровизацию.

Кому – музыкальные пародии, а кому – удовольствия попроще. Для этого в спектакле имеются Кот и Скоморох.

Коту по пьяной лавочке все норовят наступить на хвост. У Кота своя радость – механическая мышка (такие китайские игрушки обычно продают с рук в переходах метро).

В какой-то момент мышка трагически гибнет. Потом ее оживляет Финн с помощью «живой воды» – таким образом он проводит эксперимент на мышах, прежде чем приступить к реанимации Руслана.

Сцены боев витязей демонстрируются в «замедленном» режиме и в густом задымлении – спецэффекты такие.

Телефон, телеграф, чемодан, радиоприемник, будильник… Все атрибуты «современного» спектакля, то ли смеха ради, то ли попросту от бедности фантазии – не разберешь.

Ведь даже в пародии должна быть своя внутренняя логика. А о какой логике речь, если герои во главе с Лелем сначала слушают по радио сообщения из Киева (фрагмент пушкинской «Полтавы»), а затем то же сообщение получают по телеграфу?

Все эти элементы по отдельности – далеко не криминал. И даже то, что постановщика спектакля на поклоны выводили под руки, а потом прятали ее за спинами у актеров, чтобы публике не бросалось в глаза ее «праздничное» состояние, – простительно, в конце концов, дело житейское.

И всё можно было бы оправдать пусть не глубиной и оригинальностью замысла, пусть не качеством исполнения – но хотя бы драйвом, с каким даже такую нескладную шутку можно было бы сыграть и спеть.

Когда в финале участники спектакля хором запевают: «Дым столбом, кипит, дымится пароход, пестрота, разгул, волненье, ожиданье, нетерпенье, веселится и ликует весь народ...» – и далее по тексту всем известной «Попутной» песни Глинки на стихи Кукольника, хочется не столько понять, какое отношение «Попутная» имеет к «Руслану и Людмиле» (а заодно и к «Полтаве», которая в спектакле служит напоминанием о непростых на сегодняшний день отношениях с Украиной), сколько увидеть это самое волненье, этот разгул, этот дым столбом.

Но вместо веселья и ликования – постные взгляды статистов, как будто вино у них только по усам текло, а в рот не попало.