Александр Филиппенко: «Главное – забота о близких»

В начале 70-х годов удостоверение актера Театра на Таганке включало везде зеленый свет! Благодаря этому можно было достать любой дефицит

– Александр Георгиевич, обычно детские представления о жизни гораздо интереснее самой жизни. Но в вашем случае эта мысль сомнительна: навряд ли мальчик из алма-атинского Дворца пионеров мог себе представить, что станет известным и любимым артистом…
– Какие-то представления о жизни, конечно, были. Но это все осталось в том возрасте.

Вы знаете, я с нежностью вспоминаю своих педагогов. Один из них – Юрий Борисович Померанцев, народный артист Казахстана, – до сих пор жив, дай бог ему здоровья.

В Москву часто приезжает Владимир Толоконников, сыгравший Шарикова в «Собачьем сердце». Мы же с ним вместе начинали!

А как-то, будучи на гастролях в Израиле, я встретил одну знакомую, с которой вместе занимались в драмкружке алма-атинского Дворца пионеров! Года четыре назад я был на фестивале в Алма-Ате и зашел в свой двор, в котором жил. Нашел старый карагач, на котором мы катались, изображая Тарзана…

А родительский трехэтажный дом оказался маленьким. Не таким огромным, которым казался в детстве. В нем жила профессура казахского горно-металлургического института, где и работали мои родители, приехав в командировку из Москвы, – они были сотрудниками института под названием «Цветметзолото им. Калинина».

Но приехали в Алма-Ату и остались там навсегда. Родился-то я в Москве, в 1-й Градской больнице. Помню, как на крыше нынешнего теперь Института стали и сплавов я с родителями смотрел салют Победы…

В Нескучном саду отец катался со мной на санках. Это приятнейшие воспоминания. Но это же все отзвуки из прошлого века. А сейчас – другая жизнь, другое государство. И надо жить долго и работать в удовольствие, ибо интересно, чем это все закончится…

– Какой главный урок преподала вам мама?
– Я чаще вспоминаю бабушку. Вот она через всю жизнь пронесла одно очень важное качество – заботу о своих родных. Это очень важно.

Она была двенадцатым ребенком в семье середняков с юга Украины. Их по Столыпинской реформе переселили на север Казахстана, дали им наделы, и там они жили.

И бабушка сохранила понятие дома, в котором живет большая семья. Это и стало ее большим уроком. Но жизнь в больших городах диктует другие условия. Если бы у нас было фермерское хозяйство, то тогда жили бы большим кланом. А так…

А мама водила меня в кино, благодаря чему я впервые увидел фильмы «Волга-Волга», «Веселые ребята» и другие.

– Наверняка вы учились писать перьевыми ручками с чернильницами. С нажимом вниз, наклоном вправо. А какой почерк получился в итоге?
– Да-да, кляксы, промокашки… Я школу закончил с золотой медалью. И уж потом появились шариковые ручки…

А какой почерк – это надо спрашивать у специалистов, есть же почерковеды. Интересна такая деталь – у моей дочки, Александры Александровны, такой же почерк, как и у меня!

На эту тему
• Михаил Козаков: «Я езжу на метро»
• Оскар Кучера: «Я – придумщик …»
• Всем выйти из образа
• Жигунов занялся мистикой
• Роман с платьем

– Вы переписывались с кем-нибудь? Сохранились ли письма?
– Конечно, писал. Почта Советского Союза – это же целая империя была! Марки собирал для своих друзей, которые их коллекционировали.

А сам увлекался спичечными этикетками. Они сохранились у меня в маминых архивах. Лежат где-то в папке. И письма какие-то. Такие памятные вещи остаются.

Со временем отношение к ним меняется, что-то исчезает, что-то остается. Но я замечаю, с каким уважением моя дочь смотрит на бабушкины вещи. У нас старый московский дом, старинная мебель, посуда. Это создает какой-то определенный уют, атмосферу и сохраняет эмоциональную память.

– Правда, что вы общались с Порфирием Ивановым?
– Да.

– Закалка холодной водой и голодание остались в распорядке ваших дней?
– К сожалению, пока нет. Но думаю вернуться к этому. Свой организм надо уважать, слушать и помогать ему.

– У Аркадия Райкина было такое удостоверение: «ФИО – Райкин Аркадий Исаакович. Должность – художественный руководитель театра миниатюр под руководством Райкина Аркадия Исааковича». У вас было столько удостоверений… Они вам как-нибудь пригождались?
– А как же! В начале 70-х годов удостоверение актера Театра на Таганке включало везде зеленый свет! Благодаря этому можно было достать любой дефицит. Ты даешь билеты на спектакль и взамен получаешь то, что было необходимо. Можно было попасть в такие места, куда никому не было доступа. Это было великое дело, что вы!

– А сейчас у вас есть какое-нибудь удостоверение? Может, Филиппенко А.Г., художественный руководитель театра «Моно-Дуэт-Трио»?
– Ну, такая запись фигурирует в моей трудовой книжке. Это же мой литературный театр, в программе которого и Гоголь, и Солженицын, и Зощенко, и Довлатов.

– Жванецкий измеряет книги пальцами, говоря: «Эта книжка с полпальца толщиной». А Виктор Татарский мне рассказывал, что у него в эпоху литературных концертов в голове было более 30 часов текста! Он же «Мастера и Маргариту» читал наизусть в течение двух вечеров подряд… А сколько же у вас в голове текста! Это ж сколько пальцев и часов?!
– Этого я не знаю. Не подсчитывал. У меня все тексты любимые. И ими хочется поделиться со зрителем. Но, к сожалению, система «проката» литературных концертов сейчас очень сложна. Надо постоянно искать «инвесторов».

Жизнь моя – гастрольная, езжу и по стране, и за рубеж. И главная моя задача – угадать, что именно в данный день и в данном месте надо читать. Филармонические площадки – это одна публика, Дом культуры – другая…

А сейчас уже поступают предложения выступать и в вечерних клубах. Например, московский клуб под названием «Цвет ночи». Раз в месяц по четвергам я там читаю свои программы. Раньше четверг был рыбным днем, а теперь вот стал литературным…

– Александр Георгиевич, работаете ли вы для аудиокниг?
– Да. Сейчас вышла одна из моих самых больших работ – «Кладбищенские истории».

Эта книга написана двумя авторами: и Григорием Чхартишвили, и Борисом Акуниным. Некоторые главы написаны таким человеком, каким был философ Чхартишвили, а некоторые – таким, каким должен быть весельчак и интриган Акунин.

Мы так и начитали – Григорий Шалвович за себя, а я за Акунина. В общем, получилось семь часов звучания!

– У нас есть три блистательных артиста, которых объединяет один пьедестал культуры речи, – вы, Михаил Козаков и Сергей Юрский. Не возникало ли мысли сделать ваш общий литературный вечер? Это был бы триумф…
– А это уже было! Правда, в те времена, когда в Московской филармонии еще существовали так называемые чтецкие абонементы.

И вот одним из последних выступлений под эгидой этого абонемента и состоялся такой вечер в Концертном зале им. Чайковского. Тогда Михаил Козаков, Сергей Юрский и я выступали по очереди.