Жан-Кристоф Гранже: «Страх интересует с детства»

Приехав в Москву, Гранже встретился с корреспондентом газеты ВЗГЛЯД Юлией Бурмистровой и весьма откровенно ответил на вопросы об идеальном преступлении, своих детях и особенностях детективного жанра.

Был период депрессии. Два года ходил к психоаналитику. Боялся, что психоанализ, разрушив страхи, лишит вдохновения. Оказалось наоборот

– У вас было счастливое детство?
– Да, я был очень счастлив. Меня воспитывали мама и бабушка. Вот только отца не было. Не хватало мужской защиты. Было ощущение незащищенности, детские страхи, сны кошмарные. Наверное, с тех пор у меня тяга к страху, интерес к страшным вещам.

– Вам интересно пугаться или пугать?
– Интересует проблема страха. Пишешь ведь всегда о том, что у тебя внутри, о чем думаешь, беспокоишься. Ужасы, убийства, смерти проходят через мою жизнь, мысли.

– Существует ли идеальное преступление?
– Я и описываю преступления, близкие к идеалу. Только жанр обязывает их разгадать, найти виновника. Те же самые серийные убийцы выбирают жертву по каким-то своим причинам, и полиции с трудом удается установить связь между убитым и убийцей. Они больше всего близки к идеальному, то есть нераскрытому, преступлению.

Сейчас в моде тема «незаметных следов». То, что выявляется сложными анализами, современной технологией. Но преступники стали изощренней, и найти их очень трудно.

– Вы читаете специальные сводки, общаетесь с полицией?
– Не читаю. Все знания еще с журналистского прошлого, когда пришлось очень много освещать преступных событий. Разбирался и много писал о гангстерах в Америке, про итальянскую мафию, о серийных убийцах. С тех пор сохранилось немало материала. Но если нужно освежить, то обращаюсь к друзьям в полиции, которые работают в специальных подразделениях.

– Вы были криминальным журналистом?
– Нет. Скорее, писал острые сюжеты. О забытых племенах, уголках земли, неизвестных животных. Преступность входила в репортажи как часть.

– Выстраивая сюжет, вам интереснее скрывать от читателя следы или намеками выводить его к самостоятельной догадке, как Агата Кристи?

Я хотел бы написать историю любви, но в голову приходят только черные мысли (фото: Юлия Бурмистрова/ВЗГЛЯД)

– Детективный роман пишется наоборот. Надо постепенно подводить читателя к причинам, почему и как совершено преступление, почему человек стал преступником. Для меня нет загадки в самом сюжете, увлекают именно эти причины.

А что касается читателя, то стараюсь все спрятать, чтобы он не смог догадаться. Финал должен быть неожиданным. Скорее детективный триллер, чем интеллектуальный детектив, где отгадку можно при определенной ловкости и внимании найти уже в середине книги.

Нужно постоянно держать внимание. В журналистской деятельности я пытался делать то же самое – вести читателя от одной маленькой загадки к другой, складывая из них одну большую, с неожиданным финалом.

Я не претендую, чтобы писать как Пруст, и мне все равно, куда мои книги будут относить. Мне это нравится, и я получаю огромное удовлетворение. Это самое главное.

– Как вы пишете? Нужна специальная литература, социальная отстраненность для комфорта написания, ждете вдохновения или по графику?
– Специальную литературу читаю, но в конце. Для сюжета основываюсь в основном на журналистских знаниях. Если нужны некоторые технические знания, оставляю пустые места. Дописав книгу, анализирую и заполняю их. Если нужно поехать на место, еду. Но это уже в процессе редактирования.

Встаю рано, в четыре утра, сажусь писать до восьми. Потом перерыв, занимаюсь с детьми, опять сплю, обедаю и пишу до вечера. Можно сказать, что по графику. Сон я разбил на несколько раз в день. Это необходимость, потому что голова должна отдыхать.

Но самое главное – абстрагироваться полностью от внешнего мира, и утренние часы – самое лучшее: никто не звонит, не кричит, общемировая тишина. Конечно, жизненные события нельзя отменить и они влияют на процесс, но стараюсь ограничить.

– В последней книге («Присягнувшие тьме») мне показалось, что, помимо острого сюжета, было уделено внимание некоторым красотам текста, порой идущим вразрез с задачами триллера. Вам хочется шагнуть из жанра детектива куда-то дальше?

На эту тему
• «Убить президента»? No problem!
• Сто лет Чейза
• Премьер-министр детектива
• Александра Маринина: «В поисках чувства льда…»
• Дмитрий Бавильский: Маринина и Дашкова убили постмодерн

– Каждый раз всегда стараешься сделать лучше, найти что-то новое. Но что касается данной книги, она писалась два с половиной года. Я делал перерывы, был период депрессии. Два года ходил к психоаналитику. Боялся, что психоанализ, разрушив страхи, лишит вдохновения. Но оказалось наоборот. Страхи приглушились, а вдохновения стало больше. Может, поэтому получился более изощренный стиль, отличающий «Присягнувших тьме» от других моих книг.

Жанр менять не собираюсь. Все мысли и сюжеты, приходящие в голову, касаются только темы страхов. Я хотел бы написать историю любви, но в голову приходят только черные мысли.

– Простите за вопрос, но, читая ваши книги, все время хотелось узнать, принимали ли вы когда-нибудь наркотики?
– Ни алкоголь, ни наркотики. Не люблю, когда теряю контроль над ситуацией, над собой

– Это тоже страх?
– Очень может быть.

– К какой конфессии вы себя относите? Во что верите?
– По воспитанию и по среде принадлежу к католической церкви, и всегда так себя ощущал. Будучи интеллектуалом, конечно, изучал другие религии. У меня мистическое состояние души, характер, что понятно из книг. Но я католик.

Мне нравится философия христианства. То, что заповедовал Христос, – философия добра. Она совпадает с моей внутренней философией, пытаюсь так жить. Борюсь с эгоистическими наклонностями, стараюсь делать добрые дела.

– Вам нравится кино по вашим книгам?
– Первые «Багровые реки» понравились, вторые не очень. А «Империя волков» не удалась, на мой взгляд.

– Почему?
– Слишком много шума, эффектов, и утонула сама сюжетная линия. Но хуже всего «Видок».

– В чем видите причину неудачных экранизаций ваших книг?
– Главная проблема в том, что они слишком длинные, вложить в один фильм не выходит. Выпадают важные детали, те самые маленькие загадки. Сейчас провожу эксперимент – пишу экранизацию для сериала. Там будет больше времени и, может, удастся провести всю сюжетную линию.

– Какая детская мечта осуществилась и какую еще хочется осуществить?
– Можно сказать, что самая главная осуществилась. Всегда хотел заниматься творчеством. Я очень много рисовал в детстве, придумывал. Хотел сам в одиночестве сидеть и творить, чем, собственно, и занимаюсь.

– У вас есть семья, дети. Расскажите!
– Трое детей, два развода. И вообще с женщинами очень сумбурные отношения.

– Что должно быть в женщине, чтобы вам захотелось с ней жить?
– Пристрастия с годами меняются. Сейчас мне нужна интенсивность отношений. Этим объясняется нынешняя ситуация.

– Что значит интенсивность?
– То, что мы часто видим в кино. Редко показывают семейные пары, которые живут двадцать лет. Наоборот, бурный роман, когда забываешь обо всем на свете, теряешь голову и полностью погружаешься в чувства.

– О чем вы говорите со своими детьми, чему их учите?
– Я близок с детьми. У нас очень доверительные отношения. Наверное, потому что я сам еще ребенок. С детьми надо вести себя естественным образом, рассуждать вместе, делиться выводами, найти с ними общий язык – это самое главное, а не вдалбливать какие-то свои принципы и устои, свои страхи и надежды. Они сами всем этим обрастут, а вот взаимопонимание необходимо.