Александра Маринина: «В поисках чувства льда…»

Конечно, тут есть и труп, и тайны – но на фоне бушующих отношений героев книги тайны с трупом меркнут, отступают на второй план. Об этом писательница рассказала корреспонденту газеты ВЗГЛЯД Анне Кузьминской.

- Ваш новый роман «Чувство льда» совсем не похож на детектив.
- Это действительно не детектив, это семейная история. Хотя некоторая интрига там есть – для развития сюжета, для придания ему динамичности.

- Труп, который появляется в романе, кажется каким-то необязательным.
- Он нужен был только для того, чтобы оба брата признались в убийстве. Мне нужно было поставить их в страшную, экстремальную ситуацию и посмотреть, как они себя поведут, - при абсолютно разном отношении к жизни, разных характерах, вкусах, менталитете, карьере они все-таки родные братья-близнецы, они выросли в одной семье, получили одинаковое воспитание.

- Для вас эта история - прежде всего о братьях?
- Для меня это история о мифах и стереотипах мышления, которые мешают нам проживать свою собственную жизнь. Это видно во всех персонажах романа – не только в братьях, но и в старшем поколении, и в Антоне, и в Нане. Нана обретает чувство любви только тогда, когда расстается, после долгой душевной работы, с навязанным нам стереотипом, что любовь обязательно должна иметь острую сексуальную составляющую, а если ее нет, то это не любовь. Кроме того, ей мешал еще один стереотип: женщине-начальнице неприлично крутить любовь с подчиненным – ах, что скажут люди. Но это не так важно, как то, что Нана влюблена в одного мужчину, а теплые доверительные отношения складываются у нее с совершенно другим - и она уверена, что другого она не любит, зато в того, недоступного, влюблена прямо до смерти. Когда Нана вдруг прозревает, она понимает, что любовь – это не секс, а что-то совсем иное. Но такому нас никто не учил. Все романы, которые мы читали с детства, построены на том, что без острой сексуальной составляющей – уже не любовь. Этот миф, который мешает нам жить, строить семью, правильно выбирать партнеров, с которыми мы сосуществуем, правильно оценивать наши отношения с людьми, – этот миф чуть не покалечил жизнь Нане. Слава богу, она с ним рассталась – и тогда обрела то самое чувство льда, которое вынесено в заголовок романа.

«Маринина замешала взрывной коктейль из жгучих любовных страстей, больных самолюбий, бешеной энергии»

- То есть в каком-то смысле ваш роман – разоблачение стереотипов, которые управляют жизнями?
- Было бы слишком смело так его определить. Этих мифов – несказанное количество, в книге затронута крошечная толика из них. В основном – в лекциях Андрея Филановского, немножко – в разговорах людей, немножко – в общем построении сюжета, в поступках героев.

- Андрей Филановский – насколько он вам близок? Он говорит от вашего имени – или он все же придуманный герой?
- Герой. Он мне совершенно не близок ни по духу, ни по карьере – он близок мне только по отношению к жизни. В романе нет однозначных персонажей. Андрей – такой, казалось бы, бессребреник, несобственник – вызывает какую-то настороженность.

- Девушки из-за него страдают.
- Девушки страдают, да. Он никого не держит, никого не ревнует, он меняет этих девушек без конца, брак его был коротким и неудачным. Андрей дошел до абсурда в представлении о том, что нет ничего моего – и не надо; он утратил способность к поддержанию стабильных отношений. Это одна крайность. Другая крайность – Александр: «все мое». Не в смысле денег – денег ему не жалко, он швыряет их направо и налево. А в смысле людей: ты попал в мою орбиту – все, ты подданный моей империи, и я буду решать, кем тебе работать, что тебе носить, какой тебе делать ремонт… я ж тебя люблю, я тебе плохого не посоветую. Ты мой, я взял тебя под опеку – и все. Да, у него стабильные отношения с людьми, он даже брошенных любовниц тащит через всю жизнь рядом с собой. Но у Александра гипертрофированное «мое». «Все мое» и «нет ничего моего» - это тезисы, само появление которых в голове продиктовано неправильным употреблением слова «мое» в нашем быту, в нашем бытии.

«Когда Нана вдруг прозревает, она понимает, что любовь – это не секс, а что-то совсем иное»

- А как мы его употребляем?
- Моя подруга – значит, ей должны нравиться те же фильмы, что и мне, а иначе она дура. Мой муж – значит, ему должна нравиться та еда, которую я готовлю, а если еда не нравится, то он неблагодарный козел. Он должен любить мою маму и моих подружек, потому что их люблю я, а если он их не любит, то он сволочь. Ну и так далее. «Должен» и «мое» - вот и весь разговор про счастливую семейную жизнь.

- Рассуждения Андрея Филановского в романе – это ваши рассуждения?
- Это мои рассуждения.

- Благодаря им роман становится отчасти публицистическим.
- Да ну, я вас умоляю. Я не претендую ни на какую публицистику. Я просто общаюсь со своим читателем и предлагаю ему подумать о том, что приходит в голову мне самой. Пусть читатель со мной не согласится, но что значит несогласие? Это значит, человек прочитал мою мысль, подумал о ней и выработал собственное отношение. Мне важно задеть этот крючок, чтобы он начал думать.

- А о чем человек, читающий «Чувство льда», должен задуматься?
- Мы разоблачаем сейчас классиков, а они ведь очень правильные вещи говорили о том, что бытие определяет сознание. Понятно, что, когда Маркс говорил об этом, он имел в виду, что у людей, живущих в нищете, встающих в пять утра, вынужденных идти на рудник и возвращающихся затемно, нет ни времени, ни сил для того, чтобы думать о своем духовном уровне и повышать свое образование – таким образом бытие определяет сознание, и сознание остается малоразвитым. Но, если вдуматься, формулировка универсальная. Понятие «бытие» включает в себя не только наш режим, работу, еду и одежду, но и слова, которыми мы пользуемся при общении, – и эти слова определяют наши сознание. Если с детства ребенок с утра до ночи слышит: «ты должен слушаться маму», «ты должен заботиться о бабушке», «ты должен мыть руки перед едой», «ты должен учить уроки» - «должен», «должен», «должен», то у человека возникает ощущение, что он кругом всем должен. Что у него есть только обязанности, а право всего одно: эти обязанности выполнять. Отсюда – протестные реакции и все прелести переходного периода. Мы не даем человеку альтернативы, мы совершенно задавили его этим словом «должен». И постоянным требованием соответствия нашим образцам: «ты должен быть как Вася», «ты должен вести себя как приличный мальчик».

«Разрыв отношений – это не трагедия»

- А как надо?
- «Если ты не будешь мыть руки, то микробы, которые у тебя на руках, могут попасть в твою еду, и это может вызвать у тебя расстройство желудка: ты будешь болеть, у тебя будет тошнота и понос, врач заставит тебя пить марганцовку, и тогда мы не пойдем в цирк. Если ты помоешь руки, этого можно избежать. У тебя есть выбор. Ты подумай и реши, как тебе хочется». И тогда не будет протеста. Потому что все, что ребенок сделает, будет его сознательным выбором.

- Те проблемы, о которых вы говорите и пишете, это проблемы, которые вы видите у других, - или вы находите все это и в себе?
- Я в себе со всем этим борюсь.

- То есть написание романа – это самотерапия?
- Конечно. Когда я доперла своим скудным умишком насчет слов «должен» и «мое», я взялась за этот роман – пишу и думаю, пишу и думаю.

- Вам бы хотелось, чтобы читатель увидел в романе прежде всего что?
- Вот это. Естественно, не историю про убийство. Может быть, историю любви Наны и Антона; эта история – иллюстрация к одному из сильнейших мифов, мешающих людям жить.

На эту тему
• Дмитрий Бавильский: Бабий век
• Дмитрий Бавильский: Маринина и Дашкова убили постмодерн
• Миллионы за популярность
• Улицкая: «Более актуальной темы сейчас я не вижу»
• Макколл Смит: «Мои герои – смесь качеств многих встретившихся мне в жизни людей…»
• Масахико Симада: «Я не такой любитель Соединенных Штатов, как Мураками»
• Владимир Сорокин: «Перестройка у нас еще и не начиналась…» - 2

- Что сильные страсти – это и есть любовь?
- Для меня сильные страсти - это вовсе не любовь. Сильные страсти – это сильные страсти. Состояния, эмоции, существующие отдельно и имеющие свое название, свое внутреннее наполнение. Они могут сосуществовать с любовью. В паре мужчина и женщина могут быть и любовь, и страсть. Может быть что-то одно. Может не быть совсем ничего. Но любовь и страсть – не одно и то же.

- Что для вас любовь?
- Дружба.

- То есть выше всего вы цените близкие, доверительные, внимательные отношения?
- Да.

- А страстное безумие?
- Нет. Хорошо, когда оно есть в жизни. Хорошо, когда оно встречается не раз. Это классно, замечательно, жаль, если человек проживает жизнь, не испытав сильных страстей. Но не надо думать, что на этом может быть построена супружеская жизнь, не надо путать мухи с котлетами. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Очень важно различать страсть и супружескую жизнь. Если интерес к другому человеку основан не на уважении к личности, а на влечении к половому партнеру, не стоит немедленно жениться.

- Но не бывает ли, что интерес к другому человеку угасает?
- Конечно, бывает. Но разрыв отношений – это не трагедия. Сегодня у людей есть интерес друг к другу, а через три года его нет – ничего страшного, все мирно разошлись и пошли каждый своим путем.