Истина в бензине

Осознание опыта чеченских войн подарило русской литературе ряд новых имен – например, Аркадий Бабченко* (повесть «Алхaн-Юрт», премия «Дебют» 2001), Захар Прилепин (роман «Патологии» (2004). Однако это была война глазами участников боевых действий.Маканин же выводит размышления о войне на более абстрактный, философский уровень, пытаясь понять внутренние механизмы, нащупать код обеих чеченских кампаний.

Главным оружием во время чеченских кампаний были не автоматы и БТР, а бензин и керосин

Один из самых излюбленных конфликтов в литературе о войне – противопоставление воюющих и тыловиков: «тыловая крыса» - термин вполне интернациональный, однако в русской армии (и соответственно, в литературе о войне) этот конфликт всегда особенно подчеркивался. Найти среди героев многочисленных произведений о войнах симпатичного завскладом или какого-нибудь снабженца – просто невозможно.

В этом, конечно, проявляется и традиционно русское шапкозакидательство, нелюбовь к организационным вопросам, регулярной деятельности, к практике кропотливого, «малого дела»: в русской армии всегда ценят «большой подвиг», везение, риск на поле боя.

Между тем, наплевательское отношение к снабжению и тыловому обеспечению войск всякий раз приводило к беде: Крымская кампания 1854-55 гг., Русско-Японская война, Первая мировая, и, конечно же, начальный период Великой Отечественной – за отсутствие слаженной работы тыла и фронта всегда приходилось расплачиваться человеческими жизнями.

Маканин, конечно же, все это держал в голове, когда писал «Асана»: но обе чеченские кампании, к тому же, не являются войнами в традиционном смысле. Когда линии фронта нет, когда «свой» в мгновение превращается в «чужого», да еще и на фоне общего морального распада страны, – кто и что является центром, нервом, сутью такой войны, понять очень сложно. Задумавшись об этом, Маканин совершил парадоксальный ход: он вывернул наизнанку традиционное представление о движущих причинах современной войны – и сделал главным героем романа не боевого офицера или солдат, а завскладом ГСМ (горюче-смазочных материалов) майора Александра Сергеевича Жилина (фамилия, широко известная благодаря «Кавказскому пленнику» Л. Н. Толстого).

Писательский талант заключается в том, чтобы у читателя не возникло и тени подозрений в правоте автора – о чем бы он не писал. Как это удалось Маканину, не воевавшему в Чечне – загадка, но это так: мы начинаем верить в то, что главным оружием во время чеченских кампаний были не автоматы и БТР, а бензин и керосин. Что главными героями войны были не стрелявшие, а снабжавшие. Причем по мере чтения романа ты в этом уже ни капли не сомневаешься.

Война в горах, рассудил Маканин, - это, по сути, война за дороги: для передвижения нужен бензин; вот вам и кровь этой войны, ее сонная артерия: перекуси ее – и все встанет.

На эту тему
• Дембельский аккорд
• Белоручка
• Виктор Топоров: Асан хочет денег
• Солнечная лихорадка
• Виктор Топоров: Сладкая и прозрачная

Вечная нехватка «горючки» на войне – да еще и помноженная на тотальное воровство 90-х, дает потрясающий срез характеров и положений: тот, кто распоряжается ГСМ, становится богом войны, ее демиургом. Ее распорядителем и управителем. От незаметного майора-тыловика, распоряжающегося бочками с бензином, на такой войне зависит больше, чем от дивизий и генералов.

Воруют во время войны тотально, везде, всё: теперь это называется «бизнес», и его делают все, кто имеет хоть какое-то отношение к войне: русские с чеченскими сепаратистами утром воюют, вечером – торгуют захваченным. Кроме того, неповоротливая бюрократическая машина в армии мешает своим воевать, как следует, а потому без воровства, приписок и обмана вообще невозможно было бы вести боевые действия.

Все это кошмарной паутиной окутывает, пронизывает роман: поэтому Жилин (который каким-то чудом уцелел в ужасе первой кампании) нам дает понять, что уж пусть лучше такой дрянной войной руководят законы плохого, но «бизнеса», чем хаос и полная энтропия.

В таком случае, конечно, становятся важны личные качества героя. Мужик он, в общем, нормальный, добродушный. Типичность Жилина очень хорошо проявляется в эпизодах, когда он думает о своем «домике на берегу одной русской реки». На постройку этого дома уходят все «честно» заработанные им на войне деньги: за помощь в выкупе заложников (матери освобожденных солдат, чтобы отблагодарить майора, кроме денег предлагают еще и себя, абсолютно искренне, безо всякого насилия); за бензин, который передают в войска в обход начальства, зато без проволочек; тот же бензин продают и чеченским крестьянам; бензин же становится и предметом главного торга с боевиками, которые нападают на колонны. Но вот парадокс: жилинский бензин иногда спасает человеческие жизни – потому что бензин на войне стоит дороже.

Конечно, Жилин не герой и не святой: однако уже одно то, что, воруя, он думает не только о себе, но и о благе армии, а стало быть, о людях, делает его почти святым. Асан – так зовут одного из древних чеченских богов, еще времен язычества. «Асан Сергеевич» - так называют чеченские старики уважительно Жилина. Такой вот – местный божок нашего времени.

Древних богов, описанных в эпосах и поэмах, однако всегда губила жалость к людям. Майор в душе (хоть виду и не подает) все же жалеет двух контуженных солдатиков, едва выживших и работающих на складе у Жилина. Дважды он спасает их от почти верной смерти и тюрьмы; одновременно прикипает душой к ним. Это его и погубит: у одного из солдатиков на нервной почве развилась фобия – в его воспаленном мозгу смерть и деньги каким-то причудливым образом слились: при очередной сделке он своего спасителя пристрелит, сам не осознавая, что делает: просто эти – розовые, зеленые и прочие бумажки воплощают для него (и для нас) все зло этой войны. Нелепый выстрел – и нет больше бога горюче-смазочных материалов. И война закончилась.

Конечно, роман этот вовсе не о войне и не о Чечне. Человек тотально истончается, перестает быть личностью, теряет былую славу: эта идея прочитывается почти во всех произведениях Маканина. Одновременно писатель понимает также и то, что судить человека по прежним высоким меркам – абсурдно. И надо как-то скромнее и требовать, и спрашивать с человека - в смысле морали.

Доброта и сострадание понимаются уже как качества, присущие человеку не по определению, а по случайному стечению обстоятельств: если человек оказывается морален хотя бы в чем-то, пусть бы и случайно – уже и это надо ценить. Вместе с тем осколки, огрызки морали даже посреди выжженного пространства каким-то чудом всплывают, сами собой: это, может быть, и является самым ценным, важным в человеке – и в романе Маканина тоже.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом