Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
6 комментариевСумрак доверия
Есть у нас целый ряд художников, у которых не бывает веселых спектаклей. К примеру, Кама Гинкас – человек не без чувства юмора. Но когда он шутит на сцене, кровь застывает в жилах. В его мтюзовской премьере «Роберто Зукко» на первый взгляд немало забавных моментов. Однако по выходе из зала не покидает чувство ужаса.
А Михаил Бычков любит превращать персонажей любой пьесы в клоунов, однако спектакли его от этого веселее не становятся. Сумрак и желчная ирония – отличительные черты каждой его работы.
И спектакль «Человек, зверь и добродетель», выпущенный им в Театре им. Пушкина, тому подтверждение.
В Бермудском треугольнике
Может ли убийство не быть аморальным поступком? Бывает ли убийца, вызывающий больше сопереживания, нежели его жертвы?
Луиджи Пиранделло – комедиограф? Кто бы мог подумать. И тем не менее. На закате жизни один из самых темных ироничных авторов XIX–XX веков написал комедию.
Впрочем, данное сочинение в большей степени назидательное, нежели смешное. А потому с режиссерской манерой Михаила Бычкова сочетается как нельзя лучше.
Фабула «Человека, зверя и добродетели» почти водевильная: муж, жена и любовник. Муж не любит жену, как следствие, не спит с ней. Она беременеет от любовника, по совместительству учителя ее маленького сына, и боится, что это обнаружится.
В итоге ищется возможность организовать банальное соитие супругов. Что после долгих переживаний все же случается. Только вот финал совсем не радостный.
Да и мрачных рассуждений о ценности отношений здесь больше, чем самих отношений.
Несмотря на страстность истории, Бычков сделал спектакль отстраненно-холодноватый. О людях, которым хочется быть счастливыми, но они искренне не понимают, что для этого надо сделать.
Чем больше ищут, тем сильнее запутываются. Блуждают в трех соснах. И, несмотря на разрешившееся мучительное недоразумение, они не станут ни ближе, ни спокойнее.
Главных героев режиссер отдал на откуп «медийным лицам»: Марии Голубкиной, с нынешнего сезона вошедшей в труппу Театра им. Пушкина, и Валерию Гаркалину.
О Голубкиной сказать особенно нечего: не мешает, но и ничего примечательного не делает. По сюжету нужно, чтобы на сцене была женщина, – вот она и есть.
Зато Гаркалин держит всю эмоциональную картину спектакля. Его Профессор, капризный, как дитя, и мудрый, как старец, в одиночку и развлекает, и ищет решение проблемы.
Шустрый, взъерошенный, с хитрыми глазами, он, словно Фигаро, оказывается в нескольких местах одновременно и все успевает. К тому же герой Гаркалина всерьез любит незадачливую сеньору и готов пожертвовать своими чувствами ради ее чести.
Третьим голосом в ансамбль удачно входит Борис Дьяченко – тот самый муж-зверь. Зверь и есть: огромный взлохмаченный дикарь с домостроевскими замашками. Выглядит достоверно и местами смешно.
Есть ощущение, что Бычков, ставя «Человека, зверя…», не слишком стремился создать нечто необыкновенное. Просто делал свою работу. Пригласили – поставил.
Но в силу того, что режиссер он весьма и весьма достойный, то даже средний его спектакль по уровню будет получше иного «шедевра».
Без видимых причин
- Михаил Бычков: «Всё, как в первый раз…»
- Михаил Козаков: «На мой век публики хватит»
- Чужая земля
- Дмитрий Певцов: «Я абсолютный реалист…»
Может ли убийство не быть аморальным поступком? Бывает ли убийца, вызывающий больше сопереживания, нежели его жертвы? В современном мире это встречается сплошь и рядом.
Достаточно включить теленовости.
Спектакль Камы Гинкаса «Роберто Зукко» по пьесе Бернара-Мари Кольтеса вызывает в памяти как раз телевизионные сюжеты. Быстрые, броские, пугающие отвлеченностью интонации. Когда не запоминаешь лиц, но фокусируешься на фактах.
Гинкас в «Роберто Зукко» предельно циничен. Его краски – не гуашь, а перо с тушью. Он лишь слегка отчеркивает характеры, будто показывая альбом с фотографиями.
Похожая документальность присутствовала у него в давней «Казни декабристов». Однако там слезы и сострадания было гораздо больше. А здесь никого не жаль. Зато за всех боишься. Как за себя. Потому что мир спектакля тождественен миру вокруг.
В «Роберто Зукко» нет плохих и хороших, правых и виноватых. У каждого персонажа, попадающего в поле зрения, хватает и проблесков, и сумрака. Смотреть на них дико, поначалу даже смешно, но почти сразу жутко.
Потому что болезнь у всех одна – равнодушие. Которого нет у Роберто.
Почему Роберто убивает? Потому что ему страшно. У него нет ничего, кроме собственной физической силы, и он пытается оградиться от агрессии извне. Он искренне не хочет ничего дурного матери, но после ее ненавидящей истерики буквально вынужден ее убить.
А стреляя в ребенка, Роберто испытывает самый сильный страх: мальчик словно заглядывает ему в душу и понимает про него все. Ведь Роберто сильнее всего боится себя.
Он еще не наигрался в детство, ему хочется нежности и заботы. А вокруг – черные каменные стены, глухой потолок и много-много чужих непонятных существ, которые постоянно что-то от него хотят. И одиночество.
Заглавный герой оставляет неоднозначное впечатление. Статный, брутальный Эдуард Трухменев играет юнца, чей не сформировавшийся еще разум остался где-то на поле военных действий. Огромный, сильный мужчина с сознанием ребенка.
Его жестокость – защита, а не нападение. Сколько их, таких вот мальчишек, научившихся быть сильными, но не сумевших полюбить и внушить любовь? Они никому не нужны, их нигде никто не ждет. Им некуда идти, и они двигаются на ощупь.
В финале, ослепляя толпу солнцем-прожектором, Роберто уводит свет от себя. Он наконец укрылся. Он в безопасности. Теперь его никто не найдет. И, быть может, больше не надо будет убивать.
Ни для кого не новость, что окружающий мир дает мало поводов для оптимизма. Однако мрачные спектакли поразительным образом интереснее веселых и развлекательных. Может, дело в доверии?
Идя «в гости» к хорошему режиссеру, зритель надеется получить ответ на те чувства, что живут в нем самом. И порой не принципиально, какой текст режиссер берет за основу.
Он всегда найдет возможность выразить то, что от него ждут.