Охотники за фантомами

Александра Слюсарева знает не одно поколение как любителей фотографии, так и профессионалов (Сан Саныч – это бренд). Его произведения – в ГМИИ имени Пушкина, в Музее современного искусства (Нью-Йорк, США), Музее фотоискусства (Оденс, Дания) и т.д. Однако у него практически нет альбомов (и сейчас не выпущено каталога выставки). И хотя написано о нем немало, ясного мнения о его необычайном стиле нет.

Медиум и волшебник

Пусть неизвестный посетитель не сможет объяснить, ЧТО происходит, но он должен почувствовать, что он уже не столько здесь, сколько ТАМ, в Зазеркалье

Галерея «Глаз» представила работы мастера с 80-х по 2000-е. К сожалению, и эта выставка дает фрагментарное представление о Слюсареве. Наряду с мощными произведениями есть проходные, которые смазывают общий тон.

Слюсарев принес на открытие стандартный фотоальбом со своими преимущественно сентябрьскими работами. Он регулярно выкладывает снимки на своем блоге. О Слюсареве как о бесподобном фотохудожнике действительно можно получить больше представления в Интернете, чем на экспозициях.

Натюрморт, пейзаж, жанр, портрет – он не только владеет всем арсеналом художественного фото, но и уверенно работает на стыке форматов, выработав свою феноменальную манеру. Правы и те, кто сравнивают его искусство с Тарковским, и те, кто утверждают, что он – «созерцательный папарацци». Как большинство фотографов, он является «охотником за моментом», но его снимок демонстрирует объект на нескольких уровнях реальности.

Снятый снизу потолок с люстрой превращаются в затейливую абстрактную картину. Вода в тазу под напором струи из крана становится прозрачным караваем. Слюсарев и нож заботливо положил на край тары. «Каравай» в Инете и все произведения на выставке – «Без названия». Как гениальные художники-интуиты (Слюсарев относится именно к таковым), он не в ладах со словом. Увидеть – да! Но объяснить…

Время и пространство на его работах образуют единую составляющую. Сан Саныч словно ведет репортаж из пространственно-временного тоннеля, соединяющего несколько миров. Художник, будто сталкер, чует, где эти точки пересечения.

Порталом, «воротами» для Слюсарева может послужить любой предмет. Вот, к примеру, пейзаж отражается в блестящей крыше автомобиля. То есть машина служит «окном в природу». Или вот шепчутся на стене тени деревьев. Тени – отражение их душ. И тени, и отражения – излюбленная тема художника. Лужа в камне – калитка, через которую открывается небосвод, поскольку в этой крошке запросто поместилось солнце с облаками.

Трент Парк, как и Слюсарев, виртуозно изображает метафизическую реальность

Часто «проводниками» между Небом и Землей для Слюсарева служат столбы: от электрических до мемориальных. Солнце венчает вертикальный обелиск – тот выглядит венцом творения. Обелиск горд – он словно волшебная палочка Господа. А на другом снимке фонарный столб смиренно согнул тонкую шею, поклонившись светилу.

У Слюсарева все персонажи (одушевленные и неодушевленные) общаются между собой: проволоки, листья, трубы отопления.

Но и этого ему мало. Иногда он показывает сущность персонажа не только при помощи теней и отражений, но и вспомогательными образами, служащими метафорой.

К примеру, на портрете мужик с всклокоченной бородой, а из-за его правого плеча выглядывает сосна на фоне кирпичных построек – такая же хвойно-лохматая. Она вросла корнями в городскую почву, но в ее дремучести чувствуется ностальгия по лесу. Она – двойник мужика.

Сан Саныч рассеян, поскольку постоянно «просеивает» через свое сознание окружающую действительность, он всегда «на стреме»: где откроются «врата»?

«У меня асфальтовая болезнь, – сказал он, улыбаясь в казацкие усы и указывая на две ссадины на голове, – перед каждой выставкой обостряется». Да, репортер с гиперчувствительностью художника, пытающийся ориентироваться в нескольких измерениях, может неожиданно для себя обнаружить, что асфальт довольно твердый...

Что касается экспозиций, то, чтобы в полной мене оценить слюсаревский дар, нужно гораздо более грамотно и скрупулезно отбирать работы. Это раз. И два – желательно, чтобы они были крупных габаритов.

Пусть неизвестный посетитель не сможет объяснить, ЧТО происходит, но он должен почувствовать, что он уже не столько здесь, сколько ТАМ, в Зазеркалье. А это восхитительное ощущение. В работах Сан Саныча, как бы динамичны они ни были (вроде размытого скоростью автобуса, «упирающегося» в Колизей), всегда покой, поскольку ты находишься в божественной точке соединения всего со всем.

Обрести себя

На эту тему
• Фотолики войны и мира
• World Press Photo в Москве
• Глазомер, быстрота и натиск
• Виртуальный Китай
• Язык красоты, метафоры и фантасмагории

Австралиец Трент Парк, спортивный фотокорреспондент, пять лет снимал Сидней «для себя». Однако рискнул и выдал в 1999 году за свой счет альбом этих фотографий, назвав его Dream/Life («Сон/Жизнь»).

Книга сразу принесла ему первый успех и стала стартовой площадкой для последующих (Dream/Life была удостоена высшей награды на международном конкурсе «Фотография года» в США, Трент стал четырехкратным лауреатом конкурса World Press Photo и двукратным премии Олимпийского комитета Gold Lenses, он первый австралиец, ставший членом престижного международного агентства Magnum Photos).

Новая Gallery.Photographer.ru устроила беспроигрышный вариант для своего премьерного показа. Трент Парк, как и Слюсарев, виртуозно изображает метафизическую реальность. Хотя она у него не такая сложная и многоступенчатая.

Сидней Трента напоминает Кордильеры, состоящие из небоскребов. Люди по-муравьиному шныряют по дну многоэтажных ущелий, где от бешеных скоростей не только машины превращаются в фантомы, но и сами жители. Парк сумел запечатлеть даму так, что от нее остались одни спешащие ноги в туфлях – остальное растворилось в воздухе. Беспощадное давление Большого Города – один из главных мотивов Трента.

Однако потоки света, иногда пробивающиеся между стометровыми бетонными плоскостями, внезапно освещают усталые лица, которые в это мгновение обретают наконец индивидуальность. Потоки воды делают то же самое: пойманные ливнем прохожие словно впервые получили возможность остановиться и разглядеть друг друга. И как возрожденная надежда – малыш, который мчится на трехколесном велосипеде, дерзко рассекая лужи.

Формула России

Американец Эндрю Мур работает в более социальном ключе, чем его коллеги по художественному фото. В Московском центре искусств выставлены снимки из его серий «Россия», «Куба», «Вьетнам».

Мур любит бывать в странах, где происходят социальные сдвиги, но вылавливает оттуда все равно легкие, поэтические картины. В России и Вьетнаме видны масштабные обновления, архитектурная модернизация, в то время как многие районы Гаваны выглядят неухоженными.

Зато немолодой негр в белых носках и бейсболке так уютно сидит на стуле посреди улицы, что понимаешь: так упоенно ничего не делать можно только в социалистическом прошлом.

Колоритную фигуру ленивца (хотя, может, он швейцар или зазывала, но в любом случае – не слишком напрягается) оттеняет красный дом. У которого не только красные ставни, но и на балконе второго этажа сушатся две пары красных спортивных штанов.

Мур поведен на красном. Перекинувшись с Кубы на Россию, Эндрю запечатлел и красный ледокол «Академик Федоров», и, главное, красный рояль.

Сам по себе это инструмент царственный, торжественный, тяжелый. А красный цвет – революционный, агрессивный, кипучий. В совмещении этих двух крайностей – Русь. Эндрю, сделав снимок артековского фоно с надписью золотыми буквами «Москва», удалось вывести эстетическую формулу России.

Ну и конечно, только живописец мог назвать фото с военными радиолокационными машинами на фоне соловецких монастырей «Зеленые грузовики». Так бесхитростно и лаконично называл свои полотна сам Ван Гог.