Михаил Бударагин: Четыре истории о Pussy Riot

О панк-молебне Pussy Riot сказано уже столько, что в ворохе взаимных прощений и оскорблений трудно найти главное. Непредвзятого зрителя все время пытаются вытащить на эмоциональное осуждение или активисток, или РПЦ, хотя то и другое не имеет особого смысла.

Ну а теперь читатель может посмотреть на себя в зеркало и подумать на досуге, а где в этой иерархии находится он сам

О чем же в действительности повествует эта простая история? В ней есть несколько отдельных сюжетов, которые можно попробовать сложить как мозаику, обойдясь без заламывания рук по поводу падения нравов. Нравы падают со времен изгнания Адама и Евы, и впереди еще много всего интересного, так что моралисты могут заняться чем-нибудь более полезным, чем оплакивание морали.

Самый маргинальный сюжет панк-молебна состоит в том, что намеренно кощунственная форма протеста совершенно затмила собственно содержание акции. Многие из тех, кто клеймит Pussy Riot, согласен с ними в том, что РПЦ превратилась в огромную корпорацию, местами сросшуюся с бюрократией настолько, что уже не различишь, где Богово, а где кесарево. Здесь при этом нет никакого церковно-государственного сотрудничества, потому что современная российская бюрократия держит детей и капиталы в лучшем случае в Лондоне – то есть государство тут тоже есть, но собственно Россия-то уже ни при чем. Церковное нестяжание и церковное осуждение в корне противоречащего Евангелию материального обогащения давно перестало быть нормой, и, наверное, стоило бы напомнить владетелям автомобилей представительского класса и часов за десятки тысяч долларов притчу о верблюде и игольном ушке, но они ведь и так ее наизусть знают.

Второй сюжет о Pussy Riot тоже связан с Церковью. Стоит внимательно вслушаться в тон осуждения барышень, чтобы понять, насколько отдельные представители РПЦ, призывающие не карать, не рубить сплеча, подумать, разобраться, действительно мудры и человечны. Под многими словами о. Андрея Кураева, например, я, не будучи человеком воцерковленным, готов подписаться с радостью. Но стоит вслушаться и в тон околоцерковных радикалов, которые, судя по всему, полагают, что церковь – это филиал ДОСААФ, какие-то полубезумные боевые отряды мстителей, чуть что бегущие в полицию жаловаться на всех, кто им не нравится. Если Pussy Riot получат свои семь лет (а именно такова верхняя планка по статье «Хулиганство», если вы не знали), радикалам будет от чего воспрянуть духом.

Но проблема не только в радикалах, они – ничто без поддержки странно консервативной части общества, которая полагает, что наказывать Pussy Riot – это хорошо, а давать заместителю начальника женской колонии Сергею Зычкову, систематически избивавшему в одной из зон Амурской области женщин-заключенных, три года и восемь месяцев условно – тоже в пределах нормы.

Жестокость общества – это третий сюжет, нуждающийся, пожалуй, в отдельном осмыслении. Если проблемы РПЦ – это все-таки проблемы РПЦ, то совершенно немыслимая ненависть к не слишком приятному поступку Pussy Riot – как раз общее дело. Оказывается, во-первых, что все то, что нам не нравится, должно быть аннигилировано тут же, и, как говорил с предвыборных плакатов один из кандидатов в президенты, «Хватит это терпеть!» (и топнуть ножкой еще). Кроме того, стоит отдельно отметить, что донос на тех, кто тебе не нравится, перестает быть постыдным. Раз уж так называемая «общественная мораль» затронута нехорошими людьми, то можно уже вообще все.

Беда только в том, что в обществе, где мораль каждый придумывает себе сам, доносить позволено вообще на что угодно. Подозреваемый ест свинину в летнем кафе? Пожалуйста, оскорбление чувств верующих. Девушка целуется на улице с парнем? Распнем их, ибо это явный вызов нашей общей неустроенности и неуютности, нашему взаимному озлоблению. Человек читает в метро «Бхагават-гиту»? За порнографию его, да так, чтобы неповадно было читать, что не велено.

А вот как раз Зычков никакой общественной ненависти не вызывает. Подумаешь, бьет он этих девиц, ну пусть бьет. Мы, мол, что ли, своих девиц не бьем? Да бьем, еще как бьем, но никакого оскорбления общественной морали тут нет, поэтому гуляй, Зычков, наш, социально близкий, родной человек.

Так что если вдруг на вас кто-нибудь подаст за что-нибудь в суд и суд радостно в вас вцепится, помните, с чего именно начался этот, третий, сюжет. С Pussy Riot, которые вам не нравятся. Ничего, вы ведь тоже кому-нибудь не нравитесь, это дело поправимое.

И, наконец, четвертый сюжет истории состоит в том, насколько избирательно применение российского законодательства.

Зычков, получающий за откровенный садизм условный срок, возможно, приедет в столицу или какой-нибудь крупный город, проедется рядом с кем-нибудь из читателей этой колонки в метро и вдруг решит, что кто-нибудь из читателей не так на него смотрит. О последствиях, я думаю, говорить излишне. Но Зычков – на свободе, потому что он – часть государственной системы наказания (не исправления, конечно, трудно что-то исправить ударом ногой в живот), которая могла бы после громкого дела майора Евсюкова вернуться в какие-то разумные границы, но отстояла свою независимость и от государства, и от общества.

Pussy Riot в этом контексте – как раз и есть самый низ социальной иерархии, какие-то нелепые девочки с какими-то нелепыми перформансами, так почему бы не укатать их по полной? Ведь никакая машина – ни бюрократическая, ни полицейская, ни общественная – за них не вступится, так почему нет-то? Ну, блогеры напишут что-нибудь в блогах, да какое кому дело до этих блогеров, правда?

Ну а теперь читатель может посмотреть на себя в зеркало и подумать на досуге, а где в этой иерархии находится он сам. Достаточно ли высоко? И так ли уж стоит рассуждать о границах морали в нашем контексте? Может быть, дело уже давно вовсе не в морали?