Тесная связь

В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Антона Антипенко о том, что православное самосознание тесно связано с целями имперского государства.

Не так давно в «Клубе читателей» опубликована статья Константина Карамазова «Новый крестовый», в которой есть необычные утверждения – например, такое: «Ватиканский собор 1962–1964 годов признал бога иудеев»; мне кажется, едва ли Ватиканский собор мог это сделать, поскольку католики, как и все вообще христиане, никогда и не отвергали бога иудеев, но беспокойство у меня вызывает другое утверждение автора, менее необычное и, соответственно, более опасное.

Никаких аскетических поползновений наши государи и государыни не обнаруживают; православие для них, по сути дела, – не более чем инструмент легитимизации власти

Утверждение вот какое: тот же собор «разрешил католическим священникам пребывать в совместной медитации с буддистами, тем самым уравняв Христа с бесами». Гм... Буддисты, стало быть, служители бесов. В нашей стране проживают три буддистских народа и, стало быть, все они – служители бесов.

Министр обороны Сергей Шойгу, непосредственно руководивший операцией по возвращению Крыма, – представитель одного из этих народов; не знаю, в какой мере он является практикующим буддистом, но известно, что он коллекционирует изображения Будды.

Президент Владимир Путин, поручивший Шойгу обеспечить возвращение Крыма, посещал Иволгинский дацан в Бурятии. Тот же дацан посещал в бытность свою президентом и нынешний премьер-министр Медведев. И он туда же. И это три первых человека в государстве.

Впрочем, если уж начинать борьбу с бесовщиной, то как можно забывать о мусульманах; если строго, очень строго, очень принципиально следовать логике христианского вероучения, то Мухаммада придется признать лжепророком. Об этом можно будет поговорить с Рамзаном Кадыровым, тоже не последним человеком в нашем государстве.

Зато вот кто свои, кто не служители бесов, так это Порошенко (православный, прихожанин Украинской православной церкви Московского патриархата, очень набожный, по его уверениям, человек) и митрополит донецкий и мариупольский Иларион (той же УПЦ МП, но родом, кстати, из Львова), запретивший своим священникам вступать в отношения с ополченцами.

Мне кажется, совершенно очевидно, что, следуя этой логике, мы не только не восстановим империю, но и потеряем то, что у нас есть. Поэтому, если кому охота бороться с бесами, пусть вступает в ряды ополчения: вот уж кто действительно, реально борется с самыми настоящими чертями.

В постсоветский период стали довольно модными заявления о том, что «русская цивилизация есть православная цивилизация», «что православие – это духовный код нашей цивилизации» и так далее. Я давно и безуспешно пытаюсь понять, что конкретно имеют в виду авторы подобных заявлений; возможно, они сами толком не знают.

Во всяком случае, я замечал, что многие современные «православные» имеют очень смутные представления о Евангелии. Я, классический филолог, не могу себе такого позволить, и поэтому мне хотелось бы кому-то напомнить, а кому-то и поведать о том, что представляет собой Евангелие.

Это собрание достаточно противоречивых и не всегда внятных текстов, главная идея которых, тем не менее, совершенно ясна и выражается вполне последовательно: аскеза. Суровая и, даже можно сказать, беспощадная аскеза как единственный путь достижения некоего высшего состояния, которое чаще всего обозначается как «небесное царство».

Отказ от секса и от любой собственности как от препятствий, мешающих продвигаться по этому пути. Христос своей жизнью дал пример такой аскезы; каждый христианин, в теории, обязан следовать его примеру. На практике, конечно, никто особо не следует; но, тем не менее, и для православия, и для католицизма идеальным христианином является аскет, монах.

Теперь у меня вопрос: можно ли построить империю на одном только аскетическом идеале? Я уже писал о том, что империя предполагает многообразие составляющих; этот тезис может послужить ответом. История не знает примеров аскетических империй; Российская империя исключением не являлась. Посмотрим трезво и спокойно на роль, которую играло в ней православие.

Как значащая геополитическая единица Российская империя возникает в 1654 году после присоединения Малороссии (чтобы не возникало недоразумений, уточню, что термин «империя» я всегда употребляю только в геополитическом смысле).

Несомненно, в ее возникновении православие играет решающую роль: именно осознаваемое единство веры побудило казаков перейти в подданство к московскому царю. Но сразу же после присоединения Малороссии и, что весьма примечательно, в связи с ее присоединением начинается движение в сторону секуляризации государства; реформы Никона по сути были направлены на существенное ограничение аскетического начала в церкви и подчинение ее новым, имперским, мирским задачам.

Совершенно не случайно в среде старообрядцев, приверженцев строгого аскетического идеала, Никон получает прозвище Антихрист. Он для них – представитель опасного для аскетов «мира»; недоверие и неприязнь к государству, вставшему на имперский, мирской путь, сохраняется у старообрядцев и впоследствии.

Процессу секуляризации, начатому Алексеем Михайловичем, Петр Первый придает колоссальный размах: монархия окончательно становится светской и – пусть и специфически, «по-русски» – но принимает ту систему дохристианских ценностей, к которой вернулась Европа в эпоху Возрождения.

Никаких аскетических поползновений наши государи и государыни не обнаруживают; православие для них, по сути дела, – не более чем инструмент легитимизации власти. С падением династии Романовых православие перестает играть и эту роль.

Такова наша политическая история. Попытаемся определить теперь место православия в культуре Российской империи. О научно-технических достижениях говорить не будем, поскольку наука и техника по определению чужды аскетическому идеалу. Итак, культура.

Имперская архитектура – прежде всего Петербург. Казанский собор, Исакий – в числе лучшего, что построено человечеством. Но строили масоны. Изобразительные искусства. Они уже по природе враждебны авраамическим религиям, настороженно относящимся ко всякого рода изобразительности. Называйте кого хотите, кто вам нравится – хоть Семирадского, хоть Врубеля, хоть Кустодиева.

«Пан» – ну, это, разумеется, бес, по терминологии Константина Карамазова. «Фрина на празднике Посейдона в Элевсине» – бесовское празднество. «Купчиха за чаем» – не больно-то аскетично. Продолжать можно бесконечно. Музыка. Да, композиторы писали духовную музыку.

Но лучший наш композитор все-таки, извините за банальность, Петр Ильич Чайковский. Представляю, что было бы с апостолом Павлом, если бы он увидел балет! А Стравинский с «Весной священной»? А Прокофьев с «Каменным цветком»? Бесы, бесы...

Ну и, наконец, литература. Гоголь – певец Астарты. Лев Толстой, редактировавший Евангелие и отлученный от церкви. Хулиган Достоевский с его эпатажным «старец пропах» и отцом Ферапонтом – карикатурой как раз на аскетический идеал православия; по этому отцу Ферапонту хорошо видно, что суть христианства была Достоевскому глубоко непонятна. Про Серебряный век можно уже не говорить.

Про советский период – тем более. Пожалуй, единственный писатель, которого можно назвать православным, – Шмелев. Прекрасный писатель, но нельзя же оставить одного Шмелева! Поэтому давайте наконец перестанем заниматься словоблудием про «православный код русской цивилизации», размывая понятие православия до какой-то несусветной, всезаливающей каши. Православие – строго догматически определенная система.

Абсолютная сама для себя. Одна из составляющих нашей культуры, если рассуждать с имперской точки зрения. Как и все прочие составляющие, подчиненная имперским целям. И вопрос сейчас может звучать только так: «Вы за империю или нет?» Здесь проходит водораздел.

Споры о том, есть ли Бог и, если есть, то кто к нему ближе, надлежит оставить. Вот два православных христианина – Путин и Порошенко. Кто из них угоднее Богу? Бог молчит. И ответ за него будем давать мы.