В наше время осмысление реальности производится большинством духовных поводырей вообще без подключения разума. Системы распознавания «свой – чужой» достаточно для того, чтобы заполнить любые пустоты во всех непонятных случаях. Первичным основанием для суждений становится моральное негодование, способное, по словам Пелевина, наполнить любого идиота чувством собственного достоинства.
Эмоции отключают разум, рефлексы заменяют рефлексию и превращают людей в зомби. Все это – азы пропаганды, но интересно поговорить не о том, как манипулируют людьми, а о том, как люди добровольно приносят свои мозги на алтарь этих манипуляций.
В конце концов, мозги нужны нам затем, чтобы выстраивать наиболее эффективные стратегии коммуникаций. Кому-то выгодны стратегии подчинения, кому-то – лидерства, кому-то – независимости. Кто-то кругом лжет, кто-то старается быть честным. Интереснее всего, когда лгут самим себе. Для сценариста очевидно, что люди говорят не о том, о чем говорят. Они могут говорить о колбасе, подразумевая свободу, или о свободе, подразумевая колбасу. Речь о любви может быть выражением ненависти, и наоборот.
Сама по себе тема подтекста необыкновенно интересна, но сегодня меня занимает исключительно текст: не мотив произнесения речи, а дискурс, который по кирпичику выстраивается из образов, смыслов и мемов* и постепенно сам начинает изменять реальность.
Реальность – это то, что нам о ней сообщили. В лучшем случае – то, что мы сами о ней поняли (если, конечно, наше понимание с этой реальностью коррелирует). Но по умолчанию большинство имеет дело с реальностью, созданной за них и для них. Ведь описание реальности – это уже система смыслов, то есть идеология. Учат ли вас, что человек человеку волк и главное – отхапать свой кусок, или что родина превыше всего и смысл жизни – в самопожертвовании, вас причисляют к стае, в которой каждого можно обнюхать на предмет функциональной совместимости. В конце концов, с идеалистом вряд ли пойдешь грабить банк, а рецидивиста не сделаешь учителем воскресной школы: это – сюжеты для кинокомедий.
Идеология строится на мифах, будь то мифы о пионерах-героях или расправивших плечи атлантах. Идеологии бывают людоедскими или лживыми. Ну, например, фашистская и коммунистическая. Сравнения коммунизма и фашизма пересекаются лишь в точке тоталитарных практик, при этом фашизм был людоедским и правдивым (только что Холокост не афишировал), а коммунизм – гуманистическим и лживым (проповедовал одно и делал другое). Противовесом идеологии является система ценностей.
Система ценностей отличается от идеологии тем же, чем свободный выбор человека – от направления движения толпы. Идеология состоит из мифов, система ценностей – из опыта. Идеология прививает коллективную безответственность, система ценностей – необходимость личного выбора.
Сегодня идентифицируют себя как православных чуть ли не три четверти населения, из них воцерковленных – от силы десять процентов, а разделяющих систему ценностей христианства, очевидно, и того меньше. Над этим очень любят смеяться «либералы», не замечая, что их идеологическая оснастка не отличается ровно ничем. Скажем, только среди моих знакомых, считающих себя либералами, куча отъявленных гомофобов, ксенофобов и людей, вообще не считающих идеологических оппонентов достойными тех же прав и свобод, которые, по их мнению, им самим причитаются по умолчанию. Их свобода не заканчивается, пока может давить свободу других. Но при этом обвинять патриотов в тоталитарности они считают совершенно справедливым, никакого когнитивного диссонанса в этом не обнаруживая. Про таких теперь говорят: они же дети.
Этим детям необходимо выстраивать собственную мифологию. И создавать собственный образ врага. То есть порождать тот самый дискурс, по которому можно отличать своих от чужих, воспитывать новых адептов, сертифицировать или отзывать рукопожатность, колебаться вместе с линией партии, проводить товарищеские суды.
Я за этим строительством прекрасного нового мира наблюдаю давно и пристально. Сначала внутренний мир прогрессивной интеллигенции практически слился с внешним миром ельцинского режима. Затем – эпоха оранжевых революций, Мюнхенская речь, Майдан, Крым, Донбасс, санкции, и вот уже птица-тройка выходит из зоны их комфорта и несется совершенно не в том направлении, которое казалось им привычным и стабильным. Стабильность, замечу в скобках, нужна всем – только все ее, как это ни странно, представляют по-разному.
Теперь бенефициарам демократических перемен кажется, что напоролись они вовсе не на то, за что боролись. Привычный мир рушится, новую реальность становится необходимым осмыслить и объяснить. Но для нового мира есть только старый язык, и в арсенале либеральных пропагандистов появляются сравнения нынешнего «кровавого режима» то с гитлеровским, то со сталинским, то с брежневским. Так слепцы из известного анекдота пытались ощупывать и описывать слона. И понемногу в прогрессивном дискурсе начинает приживаться гениальный в своем идиотизме парадокс: хотя ползучую реанимацию советской власти необходимо бдительно выявлять и гневно осуждать, советские времена были чем-то получше нынешних.
Бантиком на торте идеологических манипуляций с человеческим лицом становится эксплуатация темы концлагерей как неисчерпаемого источника метафор. Апофеозом чудовищной пошлости и бестактности явилось написанное Дмитрием Быковым по следам предвыборного скандала с Нютой Федермессер: «Еще не грех родиться в гетто, но грех – избраться в юденрат». Самое смешное, что автор этого изречения, ныне с чистым сердцем осуждающий коллаборационизм, на закате советской власти ухитрился вступить в КПСС.Дилемма трусов и крестика нынешних прорабов духа совершенно не заботит. Для красного словца мастера фарса не пожалеют никакой трагедии. Но меня мучит один вопрос: каких чудес можно ждать от религии прогресса, для жрецов которой главный ритуал – жертвоприношение здравого смысла?
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента