«Школе нужно становиться более сложной»

Споры о реформе среднего и высшего образования не утихают, и в среду Владимиру Путину в очередной раз пришлось выступить с заявлением о бесплатности средней школы.

Я не понимаю разговоров о «едином учебнике» в цифровую эпоху, когда и дети, и учителя пользуются невероятным разнообразием источников, в том числе и цифровых

«Слухи о переходе России на полностью платное образование – полная и абсолютная чушь», – цитирует главу государства РИА «Новости».

Напомним, что слухи о платности образования появились во время работы над новым законом об образовании, который закрепляет за учащимися право на бесплатное образование в рамках программы. Утверждением программы занимается правительство. Правительство также разрабатывает и новые критерии оценки эффективности вузов. Как заявил глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов, осенью ведомство проведет новую аттестацию высших учебных заведений. Министр сообщил, что в тех вузах, которые были признаны неэффективными, проводятся оптимизации и реорганизации, цель которых – улучшить качество работы и подготовки студентов, в некоторых меняют руководство. «В 2013 году сфокусируем усилия на филиальной сети. Мы уделим внимание сокращению филиальной сети и улучшению качества обучения там», – сказал он.

О судьбе реформы вузов и будущем средней школы газете ВЗГЛЯД рассказал в интервью профессор Исак Фрумин, научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ.

ВЗГЛЯД: Исак Давидович, не так давно газета ВЗГЛЯД беседовала с новым главой ВАК Владимиром Филипповым, который сказал, что вузы пусть делают что хотят и сами степени присуждают, а через месяц в СПбГУ, как пишет «Фонтанка», заговорили о своей докторской степени. Насколько адекватен этот подход?

Исак Фрумин: Вы утрируете. Филиппов не говорил: «Пусть делают что хотят», – он говорил: «Давайте предоставим некоторым вузам, которые способны обеспечить контроль качества и дорожат репутацией, право выдавать собственные дипломы». И университеты, где сильные диссертационные советы, пусть отвечают за качество научных работ своей репутацией.

Научный руководитель Института образования НИУ ВШЭ Исак Фрумин (фото: hse.ru)

ВЗГЛЯД: Велик ли будет список этих вузов?

И. Ф.: Полагаю, что нет. Гадать о том, кому именно будет позволено, я бы сейчас не стал.

ВЗГЛЯД: Логично, что в ход пойдут некие критерии, и тут снова вопрос: не получится ли так, как в случае с критериями неэффективности вузов, который очень многим не понравился? Не получится ли и второй блин комом?

И. Ф.: Я скажу откровенно: и первый блин не был абсолютным комом. Есть такая пословица – «лес рубят, щепки летят». Она мне не нравится. Она говорит о том, что люди используют вместо скальпеля топор. Это случилось и с первым мониторингом эффективности вузов. Но надо понимать, что у нового Министерства образования альтернатива была очень простая: или принять решительные меры по борьбе с псевдообразованием, или ждать тонкой настройки инструментов.

Принципиальная задача: сказать во всеуслышание о том, что в России хватает откровенно плохих вузов, и начать с ними разбираться – была решена.

ВЗГЛЯД: А другой логики, на ваш взгляд, нет? Нет другого пути, кроме закрытия или слияния?

И. Ф.: В бизнесе, например, понятно, что должно происходить с неэффективным предприятием: оно разоряется. В плохой театр люди не ходят, в плохой больнице люди умирают, но как узнать, хорошее ли образование дает университет, эффективно ли он использует общественные деньги? Конкурс же туда все равно есть.

Пока не существует (особенно в такой огромной системе, как российская) иных механизмов, чем выбор формальных критериев и решительных действий по результатам применения этих критериев. Хотя, конечно, хотелось бы пользоваться более тонкими инструментами в будущем.

В Гонконге восемь университетов. Там существует университетская комиссия, независимая от вузов, которая получает от каждого университета отчет и план на год, обсуждает, что с ними делать. У нас 600 только федеральных вузов, и представьте, что мы решили их внимательно послушать и решить, кто хорошо работает, кто нет. Это просто невозможно.

Министерство вынуждено пока применять имеющиеся грубые инструменты и искать новые.

На эту тему
• Владимир Филиппов: Кандидатские в России будут равны PhD
• Сергей Шмидт: История – источник фрустрации и неврозов
• МГУ попал в репутационный рейтинг 100 мировых вузов
• Виталий Третьяков: Одним словом: хаос!
• На акцию против реформы образования в Мадриде собрались 40 тысяч человек

ВЗГЛЯД: И это вызывает логичное возмущение, разве нет?

И. Ф.: Давайте вспомним, что такое вообще эти «критерии». Сначала министерство отобрало вузы по не слишком удачно названным «признакам неэффективности». При этом никого через три минуты не закрыли. Потом среди вузов с «признаками» искали неэффективные. Первичный фильтр был сконструировал грубо, я бы не включал в него вузы искусства, например, с ними нужно разбираться отдельно.

Никто на основании первого скрининга не делал административных выводов: была выделена группа риска, в ней уже по более тонким критериям, на основе детальных обсуждений были выделены всего 20 вузов по всей стране, которые нуждаются в хирургических действиях.

ВЗГЛЯД: В итоге слили РГТЭУ и РЭУ им. Плеханова, и Сергей Бабурин, ректор РГТЭУ, очень этим возмущался, говоря о том, что его вуз – лучше Плехановки...

И. Ф.: Расскажу историю. Мои студенты, социологи, в разгар этой истории поехали в РГТЭУ. Они поговорили с теми, кто в этом вузе учится, и пришли в ужас: непонятно, как этот университет вообще мог существовать. Он превратился, по сути, в отделение политической партии. Об академической культуре этого университета может свидетельствовать такой забавный факт: в разгар дискуссий в Сети одна из студенток РГТЭУ, нахваливая свой вуз, буквально через запятую спрашивала, не хочет ли кто-нибудь купить «хорошую курсовую».

Еще раз подчеркну: мы должны поблагодарить министерство за то, что оно решило честно посмотреть на ситуацию в высшем образовании. Увы, зеркало не всегда льстит...

ВЗГЛЯД: Но есть и социальная проблема. Да, в вузы берут всех и учат кое-как, но берут всех, потому что куда деть преподавателей? На улицу выгнать? Но у нас социальное государство, а правительство – часть аппарата этого государства.

И. Ф.: Понимаете, социальное государство должно помогать бедным, обеспечивать базовый уровень общих социальных благ. Поддерживать неэффективных работников не должно никакое государство – ни социальное, ни антисоциальное. Давайте называть вещи своими именами: мы, именно мы, платим за отопление этих вузов, платим зарплаты преподавателям. Приведу пример. Я сам иногда иду «в поле» как исследователь вместе со студентами. В рамках одного из таких исследований учащийся вуза, не самого плохого, кстати, мне в интервью говорит: «Ой, это был хороший предмет, на нем преподаватель продал нам за 500 рублей свои методички, и тем, кто купил методички, поставил зачет».

Скажите, а зачем мы с вами должны платить налоги на зарплату этому преподавателю, который занимается продажей своих методичек, и на стипендию этому студенту, который рад, что за 500 рублей избавился от обременительного зачета? Зачем платить за содержание здания, где учится этот студент и работает этот преподаватель?

Да, у нас социальное государство, и это прекрасно. Замечательно, что молодые люди могут идти учиться в высшие учебные заведения. Вот только пусть они там действительно учатся. Нельзя выбрасывать людей на улицу, хорошо, но скажите, разве это по-человечески – оставлять людей заниматься бессмысленным, никому не нужным трудом?

ВЗГЛЯД: Еще одна скандальная тема, прямо связанная с социальной ролью государства в образовании, – сюжет с «платностью средней школы». Новые стандарты устанавливает теперь правительство, и, как говорят горячие головы, оно может «оставить бесплатными четыре предмета». Как вы полагаете, может?

И. Ф.: Эти рассуждения – из серии: «Недавно на Челябинск упал метеорит, это в принципе означает, что они падают, а значит, завтра болид точно упадет на Москву, давайте паковать чемоданы».

Действительно, правительство устанавливает стандарты для школы, но мы же с вами только что выяснили, что оно пока не способно даже закрыть десяток откровенно плохих вузов. И что – это правительство пойдет на введение платного среднего образования? Нет, конечно. Оно же не пойдет на самоликвидацию, отменив бесплатное с хрущевских времен (напомню, что при Сталине старшие классы были платными) образование. Я не видел среди членов кабинета министров самоубийц.

ВЗГЛЯД: Есть и вторая сторона медали, как раз наоборот, в таком советском духе – разговоры об унификации учебников по литературе и истории. Это – правильно?

И. Ф.: Вот сейчас вы заговорили о реальной проблеме. Дело не в учебнике, а в том, что существует достаточно большая и влиятельная группа людей, которая культивирует миф о том, что советская школа является идеальной моделью для сегодняшнего дня, и пытается конвертировать этот миф в политические дивиденды.

ВЗГЛЯД: А это миф?

И. Ф.: Да. Во-первых, советская система образования была адекватной социальной и политической конструкции, которая тогда существовала. Советской власти довольно долго удавалось поддерживать престиж образования и статус учителей. Однако уже в начале 70-х зарплата учителей стала падать, и, когда я заканчивал вуз, это было в 1979-м, ходила поговорка «нету дороги – иди в педагоги» или «ума нет – иди в пед». Это не сегодня появилось.

#{interviewsociety}Успехи советской системы образования 50–60-х в области естественных наук, а также математики и физики связаны как раз с высоким социальным статусом и образования, и науки.

Что же касается содержания образования, то когда я слышу о величии советской системы образования, о том, что «дети хорошо знали историю и литературу», хочется напомнить о том, что примерно четверть произведений золотого фонда русской и советской литературы изучать было нельзя. Извините, но как можно говорить о качестве, если школьник вместо Платонова читал Бабаевского? Я уж не говорю о «Малой земле» Брежнева.

Скажите, зачем человеку учить наизусть такое, например, стихотворение:

По народному хотению, по велению ЦК

Человеческому гению покорились облака.

И что, система, которая заставляет вот эту вот ерунду читать и заучивать, – хорошая? У нас было прекрасное математическое, физическое, химическое, биологическое образование, но отвратительное трудовое (оно перестало быть актуальным еще в 60-е, все эти скворечники и выкройки), но невозможное историческое (марксизм и атеизм, через которые подавалась история, – это что, нормально?), о литературе я уже сказал.

Я многим обязан советской школе, но значительную часть абсолютно архаичных установок системы образования того времени нельзя прикладывать к сегодняшнему дню.

ВЗГЛЯД: Но говорят, историю плохо дети знают, нужно как-то оформить это все внятно?

И. Ф.: Для этого в обществе должны быть общие установки относительно собственной истории, как есть внятные установки в США относительно рабства, а в Германии – относительно фашизма.  Еще должны быть хорошие учителя. Хорошие, а не одинаковые. Все попытки создать правильный учебник (даже если они движутся лучшими побуждениями) обречены, увы, на провал. Вы, вероятно, слышали, как один вождь заказал идеологически правильный учебник по истории ВКП(б). Собралась комиссия, выдающиеся специалисты учебник написали. Вождь даже отредактировал. Прошло по историческим меркам всего ничего – и где тот учебник, где та ВКП(б)? Остался только позор авторов...

Более того, я вообще не понимаю разговоров о «едином учебнике» в цифровую эпоху, когда и дети, и учителя пользуются невероятным разнообразием источников, в том числе и цифровых. Так что если уж и написать, издать, ввести «единый учебник», то для его успеха надо заблокировать Сеть и создать специальную полицию по борьбе с отклонениями в толковании истории. Это не очень получается даже в Северной Корее.

Логика единственного учебника привлекательна прежде всего потому, что простая. Но мир усложняется, и простые подходы проблем не решат. Только деньги зря опять потратим.

ВЗГЛЯД: Что делать с тем, что жизнь невероятно и быстро усложняется, а образование, что школьное, что вузовское, отстает? Действительно ведь учебник играет гораздо меньшую роль, когда под рукой есть Сеть...

И. Ф.: Школе нужно становиться более сложной, нельзя довольствоваться только системой уроков, когда учитель просто что-то рассказывает детям. Нужно искать более сложные формы взаимодействия с родителями, с семьей. В России сегодня – одно из самых образованных обществ в мире, это означает, что у нас очень образованные родители, а школа мало изменилась с тех пор, когда в классе было два–три ребенка, у которых родители  имели высшее образование.

Совершенно очевидно для меня вот что: как ни была мне мила модель энциклопедистов («человек знает все обо всем»), от нее в массовом образовании придется отказаться. К этому нас толкает логика развития цивилизации.

Классическая модель знания человека – это «пирамида», когда я много знаю о немногом, чуть поменьше знаю о чем-то еще, совсем мало («слышал») – об остальном. Есть и другая модель, «прямоугольник»: я знаю много о немногом, но это «немногое» – шире, чем вершина «пирамиды». Речь идет о модели ранней специализации. Есть модели «мозаичные», когда я знаю кусками разные вещи, это знание не систематизировано по энциклопедической логике.

Огорчительная правда состоит в том, что полноценной «пирамиды» сегодня построить уже не удастся. Мне, конечно, скажут, что «это будут ущербные люди», но приведу пример Александра Сергеевича Пушкина, у которого был «нуль» по математике. Он при этом символизирует русскую культуру. У него были совершенно «мозаичные» знания по математике и естественным наукам, и, к счастью, в Царскосельском лицее никто из этого трагедии не делал.

Поэтому мы можем сколько угодно пытаться втискивать школу в советскую модель, но процесс усложнения – необратим, новые подходы искать придется, нельзя от этого прятаться.