«Глобализация не дает разбегаться»

В последние дни сразу две новые страны решили обратиться в международный суд ООН из-за территориального конфликта, причем расположены они на разных континентах  – в Африке и Южной Америке.

Те примеры, которые мы наблюдали в последние годы или два десятилетия, они плачевны для тех, кто пытался что-то завоевывать

«Пограничные переговоры между Малави и Танзанией зашли в тупик, и это грозит возможным конфликтом на африканском континенте», – заявила президент Малави Джойс Банда, передает ИТАР-ТАСС. Две африканские страны не могут поделить одно из крупнейших озер Африки – Малави.

Чуть ранее на этой неделе в международный суд решили пожаловаться и власти Боливии. Замминистра иностранных дел Боливии Хуан Карлос Алурральде сообщил, что правительство подаст в суд на соседнюю Чили из-за пограничного спора вокруг региона Антофагаста.

Тем временем на другом конце планеты не спадает напряженность вокруг островов Сенкаку (Дяоюйдао), которые не могут поделить между собой Япония и Китай. В середине сентября правительство Японии национализировало спорные острова, что вызвало гнев в Пекине. Ранее по всей КНР прокатилась волна мощных антияпонских погромов, а отношения Токио и Пекина ухудшились по всем направлениям, включая экономические.

По-прежнему взрывоопасна ситуация на Ближнем Востоке. По мнению многих экспертов, высока вероятность провозглашения на юге Ливии и смежных землях некой «Туарегской Джамахирии». Эксперты предрекают распад Ливии (не считая земель туарегов, еще как минимум на две части) и экспорт волнений на соседний Алжир.

В воюющей Сирии все громче заявляют о необходимости своей автономии курды, живущие на северо-западе государства. Если падет режим Башара Асада, эта автономия, отмечают специалисты, может объединиться с курдской автономией на севере Ирака, заявить о независимости могут и племена алавитов, живущие в центре страны. Известно, что у общественного мнения соседней Турции также есть давние территориальные претензии к Сирии.

Брожение растет и в Евросоюзе. Так, например, в Каталонии, несмотря на призывы главы Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу «ограничить свой суверенитет во имя усиления суверенитета Европы в мире», продолжают усиливаться сепаратистские настроения. По разным оценкам, в сентябре в Барселоне в марше за каталонскую независимость участвовали от 600 тыс. до 2 млн человек, то есть 8–26% всего населения испанской автономии.

В среду газета Vanguardia со ссылкой на слова депутата Европарламента от Испании Алехо Видаль-Куадрас Рока даже сообщила, что для пресечения возможных попыток отпасть от Испании в Каталонию могут быть введены отряды испанской гвардии. Похожая ситуация, хотя и не в столь острой форме, сложилась в Великобритании, где на 2014 год в Шотландии назначен референдум о независимости.

С чем связан такой всплеск территориальных конфликтов по всей планете, газета ВЗГЛЯД попыталась выяснить у главного редактора журнала «Россия в глобальной политике», члена Совета по правам человека при президенте Федора Лукьянова.

ВЗГЛЯД: Федор Александрович, можно ли говорить о всплеске территориальных конфликтов по всей планете? Или так только кажется российской публике из-за вспыхнувших по всему периметру Японии споров, а также из-за поднявших голову сепаратистов в Каталонии?

Федор Лукьянов: В Каталонии не территориальный конфликт. Это другой тип политических процессов. Это катализированное экономическим кризисом пробуждение сепаратистских настроений, которые всегда были, но не всегда ярко проявлялись. Сейчас, поскольку экономическая ситуация плохая, и Каталония, и Шотландия, возможно, какие-то еще территории, такие как Фландрия, Квебек, могут вернуться к этой теме. Но это не территориальный конфликт в прямом смысле.

Что касается территориальных, таких как в Восточной, Юго-Восточной Азии, то там явно обострение, но это касается именно того региона.  Это связано с тем, что Азиатско-Тихоокеанское пространство превратилось сейчас в центр мировой политики. Прежде всего, благодаря Китаю и перемещению туда экономического полюса, центра мирового. В то же время и политически оно постепенно становится центральной ареной. Соответственно, каждый спящий конфликт может «воспалиться» в любой момент. Общая напряженность растет.

Мы, собственно, это и видим между Китаем и Филиппинами, Китаем и Японией, Японией и Кореей, Россией и Японией в каком-то смысле, хотя меньше. Так что здесь, скорее, можно говорить о том, что рост мирового внимания к Восточной Азии влечет за собой иной, более активный статус всех сторон территориальных конфликтов.

ВЗГЛЯД: Военные аналитики хором говорят, что при полномасштабной войне Китая с Японией у последней не останется шансов, если только за нее не заступится Америка. Растет ли, по-вашему, вероятность такого сценария? Или Пекин не заинтересован в войне, поскольку это повредит инвестиционному климату?

Ф.Л.: Я думаю, что никакой войны там быть сейчас не может, поскольку экономический урон, который понесут обе стороны, и Китай прежде всего, от утраты, обвала рынков японского и американского и прочего, будет таков, что Китай, даже если он вдруг одержит какую-то военную победу, что тоже маловероятно, подорвет свое экономическое развитие надолго вперед.

Китай крайне зависит от экспорта и от рынка сбыта. Никакой войны там не будет, но будут взаимные психические атаки друг на друга время от времени. Правда, по мере роста напряженности в регионе в целом эти атаки становятся более устрашающими. Все равно и та, и другая сторона, особенно Китай, понимают, что есть линия, за которую идти нельзя.

Если вдруг дойдет до полномасштабной войны, что, на мой взгляд, совершенно невероятно сегодня, то Китай действительно будет воевать не с Японией, а с США, потому что Япония связана с ними гарантиями безопасности. У американцев, даже если они заколеблются, засомневаются, не будет выбора. Либо они защищают Японию, либо они расписываются в полной своей недееспособности и уходят из Азии. Естественно, второго они делать не будут. Так что война если там будет, то это будет не японо-китайская война.

«Это была периферия мира»

ВЗГЛЯД: То есть игра на нервах будет продолжаться годами?

Ф.Л.: О да, годами!.. Конфликты были всегда, просто раньше к ним не привлекалось такого большого международного внимания, потому что сама роль региона в мировой политике не была такой крупной. Это была или периферия, или такого среднего значения часть мира, а сейчас это становится центром. Поэтому то, что было, то и будет, но на это будут больше обращать внимания.

На эту тему
• Стратеги оценили шансы Китая и Японии в войне за острова
• Китай призвал Японию обуздать свои намерения по спорным островам
• Посольство Китая в Токио получило конверт с пулей
• Японская партия «забрала» Курилы под юрисдикцию Токио
• Азербайджан подытожил ущерб, понесенный в войне с Арменией
• Андрей Рогачевский: С Британией лучше не связываться
• Жан-Патрик Гавьяр: К сожалению, ПВО Сирии многочисленны

ВЗГЛЯД: Какова вероятность, что в итоге «арабской весны» изменится и карта Магриба и Ближнего Востока? Могут ли исламисты усилить центробежные тенденции и попытаться объединиться в конфедерацию, в «новый халифат»?

Ф.Л.: Это пока чисто гипотетические предположения. Во-первых, халифат вряд ли возможен, потому что исламисты, которые не привязаны национально, составляют меньшинство, то есть те, кто действительно выступают за религиозную идентичность – первичную над национальной. Все-таки те силы, которые приходят к власти в странах «арабской весны», в серьезных странах, таких как Египет, Тунис, нацелены на обновление национальных государств, а не на стирание границ.

Тут можно говорить о том, что карта, скорее всего, изменится в результате распада некоторых государств, которые после крушения диктаторских режимов просто не смогут собраться обратно. Эта судьба вполне может постигнуть Ливию, эта судьба может постигнуть Сирию.

Если все продолжится, то там есть еще кандидаты на всякие взрывоопасные события. Например, если эта волна докатится до Алжира, огромной страны, очень большой, богатой и внутренне неоднородной, там тоже может быть все что угодно.

Такой пример, прообраз мы наблюдаем чуть южнее. В Мали, которая в результате ливийских потрясений и в результате того, что такой национальный баланс в этой части мира несколько пошатнулся, связанный с самоощущением туарегов, например, практически откололась половина страны. Там провозгласили государство туарегов. Вот такого рода вещи могут быть.

«США увязают в одной войне за другой»

ВЗГЛЯД: Какой в целом в мире сейчас преобладает тренд – развал федераций на мелкие образования или наоборот? Центробежные силы или центростремительные?

Ф.Л.: Пожалуй, какой-то преобладающий тренд выделить невозможно, потому что развитие событий в мире крайне хаотично.

С одной стороны, это всеобщая глобализация. Она, конечно, держит, она не дает разбегаться, потому что очень много связей, которые невозможно порвать. С другой стороны, по той же причине глобальной нестабильности возникает желание укрыться от нее, схватившись за национальную идентичность. Скажем, такие тенденции в Великобритании, Испании, Бельгии – из этой категории. Более богатые регионы начинают пытаться, во всяком случае, убеждают себя в том, что без более бедных они проживут лучше. Хотя это тоже, как правило, иллюзия, но она очень устойчивая.

ВЗГЛЯД: Правда ли, что в ХХI веке уже не может вернуться эпоха великих завоеваний и передела мира, поскольку теперь державы действуют все чаще «мягкой силой»?

Ф.Л.: Эпоха завоеваний, скорее всего, вернуться не может, во всяком случае, успешных завоеваний. Те примеры, которые мы наблюдали в последние годы или два десятилетия, плачевны для тех, кто пытался что-то завоевывать.

Соединенные Штаты – страна, обладающая ни с кем не сопоставимой военной мощью. Она увязает в одной войне за другой, и даже когда она добивается формальной победы, расходы и издержки в конце концов превышают все мыслимые выгоды. Поэтому классические завоевания, по-моему, просто выйдут из моды за бесполезностью этого.

Серьезные страны стараются действовать иными способами. «Мягкая сила» – понятие довольно абстрактное. Во всяком случае, не военным давлением, а экономическими, идеологическими, гуманитарными вещами как-то усиливать увязку к себе. Сейчас вообще, на мой взгляд, формируется постепенно представление, что если ты вынужден применять силу – значит, ты уже проиграл. То есть это крайнее средство, издержки от которого крайне велики.

ВЗГЛЯД: Могли бы вы предположить, сильно ли изменится политическая карта Европы и мира к 2050 году?

Ф.Л.: Думаю, да, очень сильно. Вообще, даже вне зависимости от того, что сейчас происходит и как мы это оцениваем, границы в истории менялись всегда, и этот процесс никогда не останавливался. Почему вдруг этот процесс должен остановиться в XXI веке, я не знаю. Тем более что тенденция, скорее, способствует этому... Карта изменится, и очень сильно.