В Истринском районе Московской области есть село Глебово XVI века. Барское село было. Стоит на красивейшем высоком берегу вьющейся по зеленым полям маленькой речки Маглуши, метров сто перепады высот. В селе храм Казанской иконы Божией Матери в русско-византийском стиле, приписывается Тону. Но кто знает, приглашали ли самого Тона владевшие местной усадьбой в середине XIX века Шиловские или это был кто-то, идеально знакомый с почерком мастера. Документов нет, рука очевидна.
На границе XIX и XX веков усадьбой владели Брусиловы, здесь долго жил Борис Брусилов, брат знаменитого русского генерала.
До революции в храме пребывала высокочтимая Казанская икона Божией Матери греческого письма. Гражданской войны она не пережила, пропала.
До конца 1920-х годов в храме служил новомученик Алексий (Смирнов), он был расстрелян на Бутовском полигоне. Сейчас у въезда в Глебово со стороны Истры большой околодорожный (не стал употреблять слово «поклонный», относя все ж поклонные кресты Северу) крест и мемориал, еще совсем «местный», рукотворный – новомученикам и исповедникам российским Истринской округи. Издалека можно принять за туристические стенды, но это о другом.
Место как раз совершенно лишено любимой горожанами и дачниками пейзажно-пейзанной идиллии. В двух километрах поселок Глебовский, где в 1960-е годы прошлого века была чуть ли не крупнейшая в мире птицефабрика. В начале нынешнего века птицефабрика оказалась в относительном запустении, в 2010-х годах шли раскатанные по местной прессе баталии жителей с властями, но в конце десятилетия все как-то успокоилось. Да и число жителей поселка, по официальной статистике, выросло раза в два.
Тут есть железная дорога до Москвы, автобус до Истры, в общем, все есть. Небольшой, славящийся по округе вменяемыми ценами рыночек, смешные указатели в самых трогательных местах: вокзал – стрелочка, рынок – стрелочка, автобус – стрелочка.
На улицах Глебовского стоит какое-то удивительно мягко приподнятое настроение. Молодые женщины с колясками, деловитые, но улыбчивые мужики, округлая речь. Люди нормально ставят слова, никаких следов повального пьянства, засилья мигрантов, которые есть, но явно меньше, чем в той же Москве или в Истре, ну и так далее.
Это было небольшое деловое путешествие, которое получилось почему-то на удивление оптимистическим.
Нам удалось побывать в лавре, прокатиться в суздальское Ополье, пересечь один из любимейших мной городов не на небе, а на земле – Юрьев Польский, даже бросить из окна машины взгляд на знакомый до каждой черточки на рельефах Георгиевский собор, вот уж точно место для быстрого полета души на небо и обратно, побывать в Небылом, в 29 км от Юрьева и в 40 км от Владимира, – с XV века, а может, и раньше, стоит это старинное село с монастырем под своим небывалым именем, и вот приехать на Истринскую землю. Все это необъятная и такая разная, и такая пронзительная Россия, только ее часть. Своего рода отрывок большого полотна, почти бескрайнего, приближенного к восприятию методом фотоувеличения, как это делал с картинами старых мастеров мой друг, художник и поэт Джон Наринс, хоть и американец по происхождению, но более русский по характеру, чем многие русские. Такой Ваня из Нью-Йорка...
- Эксперт: Бузина был патриотом Киева и костью в горле властей Украины
- Вихри истории надо закручивать в правильном направлении
- Эксперты: «Русская весна» в Донбассе десять лет назад изменила мировые политические тренды
Но это я отвлекся. Существенно другое. Повсюду на этом пути, и в лавре, твердыне Русского духа, и в Небылом, которое именно сейчас, в годы испытаний, преображается на глазах, растет, укрепляется, прибавляется новым народом, уходящим из больших городов большими семьями сюда, к рекам и полям, ближе к обители, дальше от администрации, и наконец здесь вот, под Истрой, как в Глебово, я вижу такие схроны, опорники, потаенные и прикровенные места России, где у нее невероятное пространство для самособирания. Это внушает надежду даже большую, чем неминуемая грядущая синергия всех наших усилий и воль, о которой мы много говорили и говорим с единомышленниками. И тем яснее большую, чем речи политиков.
Убежден, что экзистенциальный характер нынешнего противостояния выражается не только во фронтовых новостях, в работе на победу, сострадании, боли и скорби. Он выражается и в повседневной жизни России за границами больших городов, такой, как она есть, где до сих пор – и мы не всегда это понимаем и имеем в виду – живет большинство русских людей. Наша кровь очищается тяжело, медленно. Испытание будет пройдено, придет победа, и мы увидим себя другими.
