О споре «физиков» и «лириков»

«Милый дедушка-учитель! И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Днем Знаний, 1 сентября, и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, ни родины, только ты у меня один остался».

Физики» живут в мире, придуманном «лириками

Денька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе «Тишу» – своего учителя математики, служившего также преподавателем информатики в прежней советской средней школе.

Тяжко вздохнул, вычеркнул из письма фамилию математика и продолжал писать:

«Милый дедушка, вы были «легендарным» учителем. Физрука боялись, но в глубине души презирали за провинциальный вид и выговор. А «Тиша» был авторитетом. Воображаемым отцом для рано узнавших безотцовщину ровесников, недоступным героем половозрелых ровесниц.

И – deadушкой.

Без возраста, улыбки, человеческих эмоций. Массивные электронные часы «Сделано в СССР». Ежедневный скромный пуловер с синими узорами и истрепанными рукавами. Костюмные коричневые брюки. Сосредоточенное, умное, лошадиное лицо. И руки в белом, перепачканные от частого письма мелом на доске, которая натужно скрипела и гнулась под тяжестью неопровержимых математических доказательств.

И руки в белом, перепачканные от частого письма мелом на доске, которая натужно скрипела и гнулась под тяжестью неопровержимых математических доказательств (фото:Лизунов Юрий/ТАСС)

Мне, дедушка, было труднее всех в вашем классе: пятерки по всем гуманитарным предметам и двойки-тройки по математике.

Когда-то в прежней школе основательно запустил предмет, а у вас была программа первого курса «политеха».

Помните, как после 8-го класса я все летние каникулы ходил к вам заниматься и срочно заполнять математические пробелы? Писал итоговую контрольную. Решался вопрос моего перевода в выпускные классы.

Теорию вызубрил, в запятых и дробях путался. В итоге экзамен сдал. В последний момент «физик», повинуясь какой-то иррациональной воле извне, пощадил уже хрустевшего на зубах «лирика».

Бытовое милосердие здесь ни при чем – возмутились и выступили единым фронтом большие «лирики» в учительской, громогласно обвинившие «Тишу» в том, что он собирается сжечь в пепел отличника-гуманитария, в будущем полезного обществу, на которого к тому же государство уже изрядно потратилось.

Как бы вы, дедушка, сейчас поступили на месте себя тогдашнего? Пожалели бы? Что теперь думаете о споре «физиков» и «лириков», за кем первенство?

Европейские события и войны, включая новейшие, приводят к выводу, что вы, «физики», никому не нужны до тех пор, пока двуногое не станет человеком разумным. А этого, дедушка-учитель, в ближайшей перспективе не предвидится.

И воспитывает в двуногом человеческое только гуманитарная наука. Те самые «лирики», которые, на первый взгляд, едят чужой хлеб.

Но, если разобраться, «физики» живут в мире, придуманном «лириками». Когда нужно, обслуживают их теории, изобретают для них средства слежения и уничтожения, голосуют, как им скажут. Потому что, к сожалению, своего представления о мире, придуманном «лириками», у них нет.

Погружены в себя, свои цифры, в то время как на улице происходит жизнь. Слишком сложная, чтобы ее можно было схватить за хвост и быстро сосчитать, поделить и умножить. Слишком ирреальная, чтобы привести ее к общему знаменателю.

Для понимания жизни нужно понять человека, дедушка-учитель.

Вы не умеете. У вас – схемы. Жизнь из пункта А в пункт Б. Аксиомы незыблемы. Теоремы доказуемы. В конце учебника всегда найдутся правильные ответы.

Поэтому вы не любите «лириков». Они принимают мир со всеми его несовершенствами. Интерпретируют, скрещивают параллельные прямые, побеждают, ошибаются. Сгорают на костре алогичности, непредсказуемости, ненависти, маний, фобий, религий. Корчась в языках пламени, торопливо строчат стихи с напутствием грядущим поколениям.

Вам, «физикам», грядущие поколения неинтересны. Для них вы изобретаете динамит и замаливаете грехи Нобелевской премией. Но мир обошелся бы и без динамита. Да если разобраться, вообще без всего, что наизобретали «физики». Человеческое в человеке вам не изобрести. А без этого жизнь – заранее обреченный процесс.

Слагая с себя ответственность, иногда даже не размышляя над тем, кто и каким образом будет их изобретения использовать, «физики» поступают безответственно и неразумно. Это не мешает им демонстративно апеллировать к разуму, оправдывая принципиальностью свою бескомпромиссную жестокость.

Вот и вы, дедушка-учитель, ставили двойки в школе, зная, что это автоматически означало изгнание из выпускных классов. Вами двигала аксиома. Не пытаясь разобраться, вы поставили перед собой цель вышвырнуть человека из условия задачи, отказать ему в звании «разумный», не дать добраться из пункта А в пункт Б.

Зачем все это пишу сейчас, спустя много лет?

Вы знали, как неприятно получать тетрадь с шеренгой двоек на обложке, но холодно и молча сигнализировали: убирайся, ты здесь лишний.

Гуманитарные предметы в вашем мире не существовали. Человек для вас – то, что умеет считать.

Любопытно, как я написал итоговую контрольную после летних хождений по мукам? Новенький Сетон-Томпсон так и пролежал несколько месяцев с неразрезанными страницами. Сколько других интересных книг можно было проглотить! Теперь думаю, что совершенно напрасно потратил замечательное лето на ерунду.

Спор «физиков» и «лириков» давным-давно окончился, упразднив искусственное разделение мировоззрений. На волне перестройки лучшие из вчерашних противников объединились в единую партию гуманистов. Требовали свободы для всех, вся и от всего. Подражали героям из книжек Ефремова.

Получив долгожданную свободу, малодушно отказались от дальнейшей борьбы, осознав ужас, ожидавший страну за углом «свободы».

Предпочли самосожжение на костре своей наивной книжной веры в доброту мира. Согласились на отречение. Стали именитыми барыгами, продавшими страну идей и детей в западные частные руки.

В этой борьбе вы были рыцарем. Скупым. Отсиживались в полутемном, закуренном до топора на стене кабинете информатики, хладными руками отсчитывали низкие баллы тем, кто отказался восхищаться вместе с вами тусклым блеском теорем.

Большие «лирики» строили и перестраивали, захватив власть на улице при молчаливом одобрении больших «физиков», сникших после советского триумфа. Вы тоже неумолимо вершили судьбы. Как сбившаяся с алгоритма машина, то приближавшая, то отдалявшая казнь маленьких непокорных еретиков.

А потом, спустя годы, вдруг стали Ted, который, недовольно морща нос, рассуждает о том, что в СССР не было настоящего интернационализма. А значит – гори он синим пламенем.

Но, силясь рассуждать о политике и жизни, теперешний Ted остается все тем же «Тишей», который запускает руку в старый сундук с теоремами.

А знаете, что? Мечтаю сидеть с вами на коралловом рифе, удить рыбу и спорить о подходах к жизни. Заткнуть школьника вам больше не удастся, дедушка-учитель. Не знаю ничего более закаляющего нелегкую и полную противоречий жизнь гуманитария, чем двойки от равнодушного учителя по математике.

Остаюсь ваш бывший ученик, милый deadушка-мучитель. И не приезжай больше».

Денька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель. Убаюканный надеждами, он час спустя крепко спал. А во сне, свесив босые ноги, сидел где-то на коралловом рифе отставной deadушка-мучитель Ted. И довольно щурился на яркое иностранное солнце из-под массивных роговых очков.

Около разбитого советского корыта ходила Третья мировая и вертела хвостом.