Не успели отгреметь финальные аккорды «Тангейзера», не успели стихнуть разборки вокруг солдатиков в нацистской форме, не успели досужие блогеры толком разглядеть «распятого Гагарина», а российскую медиасферу уже потряс новый скандал с морально-нравственным уклоном. На сей раз предметом общественного разбирательства стал зажигательный танец «пчелок» из оренбургской танцевальной студии.
Одно и то же действие – эротический танец – может прославить силу и красоту женщины, а может превратить ее в безликую вещь
И снова интернет-пользователи разделились на две команды, засучили рукава, подложили себе под седалища огнеупорные подушки – и начали новый тур Специальной Диванной Олимпиады.
Только и слышится молодецкий посвист да улюлюканье, только и доносятся из гущи сражения возгласы: «Мне вас жаль!», «А че такова?», «Обликоморале!», «Нечего нам запрещать!» и «Попробовали бы они в мечети!»
Всенародное возбуждение по мелким, даже ничтожным поводам выглядит несообразно и смешно; однако в нем есть смысл. Бурные обсуждения, «можно или нельзя», знаменуют собой новую ступень в преодолении атомизации и развитии гражданского общества.
В отсутствие единой религии, единой идеологии, внешней системы ценностей, спускаемой «сверху» и принимаемой без критики, единственным источником социальных норм становится общественный консенсус.
Люди должны сами определить, что для них приемлемо, а что нет, что заслуживает поощрения, а что осуждения, и друг с другом об этом договориться. Объединяться и помогать друг другу в однозначных ситуациях мы уже научились: рубежом здесь стали, пожалуй, пожары 2010 года.
Теперь перед нами задача посложнее: ситуации неоднозначные, не предусмотренные ни Уголовным кодексом, ни неписанным «моральным кодексом» постсоветского общества – и необходимость найти общую систему координат для их оценки. Можно ли так? А так? А этак? А если нельзя, то почему? И где границы между «нормальным», «терпимым» и «дружно осуждаемым»?
Пожалуй, неплохо, что бурные общественные дискуссии разворачиваются вокруг солдатиков, «пчелок» и тому подобной ерунды: тренироваться лучше «на кошках». По-настоящему огорчает здесь реакция государства.
 Движения корявые и неловкие, на напряженных лицах ясно читается: «Ох, как бы не облажаться!» (Фото: кадр из видео) |
Холивар в соцсетях власть воспринимает как «сигнал», на который надо отреагировать – и реагирует в своей излюбленной манере «из пушки по воробьям», с характерными для этого стиля разрушительными последствиями.
Танец «пчелок» в Оренбурге возмутил блогеров? Немедленно провести проверку! Еще проверку! И еще! Проверить все танцевальные кружки в городе! Нет, в стране! Провести экстренное совещание! Создать специальную комиссию! Поискать признаки уголовного преступления – и обязательно найти! Закрыть школу танцев (спасибо, что пока еще не вместе с преподавателями)!
С января по август 2014 года в Оренбургской области умерли 252 ребенка, более четверти из них погибли насильственной смертью. Ни одна из этих трагедий (252 ребенка – это больше, чем погибло детей в Донбассе за все время войны!) не вызвала ни у Следственного комитета, ни у областных чиновников и тени такого волнения, как девочки в костюмах пчелок. Должно быть, потому, что блогеры об этом не писали.
Вмешательство властей – всегда на «запретительной» стороне – искажает картину и мешает общественной дискуссии. Жизнь богаче Уголовного кодекса: в ней множество явлений сомнительных или дурных, но не заслуживающих полиции и суда.
А теперь у нас совестливому человеку и рот открыть страшно: выскажешь свое ценное мнение по поводу какого-нибудь Безобразного Поступка Васи Пупкина – а завтра к Васе с обыском придут! Не лучше ли идти по жизни, опустив глаза и заткнув уши, не смея свое суждение иметь, чтобы ненароком не «раскачать лодку» и не навлечь на ближних беду?
Нет уж, пусть Следственный комитет ловит преступников, расследует, а еще лучше – предотвращает настоящие преступления. Видит бог, ему есть чем заняться. А что такое хорошо и что такое плохо в неформальных общественных отношениях – государство за нас не решит; это мы можем определить только сами.
Точнее, определять снова и снова, на примерах все новых «неоднозначных случаев», смешных или страшных, значительных или ничтожных, которые подкидывает нам жизнь.
Однако уже слышу голоса: «Все это хорошо, но это абстрактные рассуждения, и нашим, и вашим: а ты-то сама что скажешь о «пчелках»? Ты за кого – за современность-свободу-сексуальность или за традиции-нравственность-добродетель?»
На мой взгляд, ложна сама эта система координат, в которой бьется, словно мухи в стекло, большая часть спорщиков.
Ни современные фантазии о «традиционной нравственности», крайне далекие от реальных нравов реального Средневековья, ни еще более расплывчатые мечты о «полной свободе всего и для всех» не могут стать точкой консенсуса – слишком уж много в них проекций и комплексов и слишком мало соприкосновения с реальностью.
В регионе, где гибнут сотни детей в год, очевидно, с добродетелью все очень плохо – и борьбу с пороком там явно стоит начинать не с эротических танцев. А что касается «свободы и радостей жизни, на которую посягают гнусные моралисты» – извините, свободолюбцы, но вы пресловутый ролик вообще видели?
Обсуждая танцы, лучше один раз увидеть, чем сто раз проговорить. Вот женщина в смелом наряде исполняет откровенно эротический танец. И она великолепна.
А теперь посмотрим на пресловутых «пчелок».
Толпа девочек (бог знает, сколько им лет, но некоторые выглядят совсем юными) в одинаковых костюмах и с одинаковыми прическами совершает одинаковые однообразные телодвижения, половину времени – спиной к зрителю. Костюмы, прически, хореография – все призвано максимально обезличить юных танцовщиц, превратить их в безликую массу «аппетитных попок». На случай, если кто-то усомнится, что происходит на сцене и что именно имеется в виду – ближе к концу девочки синхронно сбрасывают юбки.
Эротическое преломление сказки про Винни Пуха не имеет отношения к восприятию эротики самими подростками. Девочки-подростки часто мечтают поскорее стать взрослыми и сексуальными, но никогда (если только их не подталкивают к этому взрослые) не играют на контрасте детскости и сексуальности.
Подросток совсем недавно был ребенком, хочет поскорее расстаться с детством, ничего особо интересного или «пикантного» в нем не видит. А секс для подростка – в новинку, он увлекателен сам по себе и не нуждается в каких-то пряных приправах. Эротические школьные платья, порно-переделки детских сказок – все это «изюминки» для совсем другой аудитории. Для зрелых и пресыщенных мужчин.
Итак, толпа девочек-подростков в эротической «униформе» разыгрывает пошлую сценку, сочиненную взрослыми для взрослых. Движения корявые и неловкие, на напряженных лицах ясно читается: «Ох, как бы не облажаться!» Еще бы – у них ответственное мероприятие, почти экзамен.
Свобода, радость жизни, сила женской сексуальности. Теперь, значит, они выглядят так.
Французская революция, открывшая для Европы новую эру, принесла свободу от множества устаревших, мелочных, тягостных запретов и ограничений. Но вскоре у этой свободы обнаружилась оборотная сторона.
Безудержная, ничем уже не стесненная эксплуатация человека человеком существовала, увы, не только в советских агитках. Двести лет и страшные социально-политические бури потребовались, чтобы выстроить механизмы, защищающие права и интересы рабочих, а аппетиты их нанимателей ввести в какие-то пристойные рамки.
И у сексуальной революции, произошедшей несколько позже, тоже есть своя темная сторона. Та, где свобода превращается в эксплуатацию.
Здесь и проходит граница. Не между «нравственным» и «безнравственным» – под этими фантомами каждый понимает что-то свое. Не между «свободой» и «несвободой» – если это взять за точку отсчета, то как быть со свободой насильника насиловать?
Грань, тонкая, как волос, и острая, как лезвие меча – между уважением к человеку и унижением его.Разница в две буквы. Но из-за этой разницы одно и то же явление – например, семейная жизнь – может стать величайшим счастьем, а может низвергнуть в ад, довести до деградации, тюрьмы или гибели.
Одно и то же действие – эротический танец – может прославить силу и красоту женщины, а может превратить ее в безликую вещь. В «товар» на сексуальном рынке, которым любой вправе попользоваться и выбросить, да еще и пнуть на прощание.
Уважение или унижение? Вознесен человек или превращен в вещь? Стал целью – или средством?
А если человек сделался «вещью» в чем-то одном – что помешает унижать его и дальше? Если нормально превращать девушек в толпу «аппетитных попок» без лиц – почему нельзя обманывать их на выборах? Или недоплачивать им на работе? Или бить? Или убивать?
Эти вопросы – разумеется, не для прокуратуры. Полиции здесь делать нечего. Они для каждого из нас.
Вы согласны с автором?
|
