Широкое обсуждение вызвала субботняя новость о том, что крымские татары собираются устанавливать в Крыму автономию. Хорошо бы разобраться, как и почему Запад сегодня готов их поддержать.
Когда один из международных наблюдателей на крымском референдуме, профессор-серб Срджа Трифкович, произнес фразу: «Крымских татар многие на Западе изображают как вымирающий вид животных» (endangered species), юная симферопольская переводчица не поняла, о чем идет речь, и перевела как «опасный элемент». Ошибка оказалась не лингвистическая, а смысловая. И, как мне кажется, закономерная.
1
У крымчан такая судьба, что они привыкли мыслить исторически. Севастопольские укрепления для них – не просто камни. И точно так же Бахчисарайский дворец – не только архитектурный памятник, а напоминание о Крымском ханстве, которое несколько веков внушало страх соседям. О чем, как им представляется, не могут не знать историки и эксперты просвещенного Запада.
Но на просвещенном Западе общественное мнение формируют не историки, а глобальное неправительственное комьюнити, которое история этносов и цивилизаций интересует не больше, чем духовные ценности народов, а сам человек – не более, чем представитель животного царства.
В их представлении существует одна на всех мировая цивилизация с едиными усредненными для всех ценностями. Включая права меньшинств. В том числе и этнических. Некоторые из них являются предметом ежедневной трогательной заботы – например, тибетцы, об иных вспоминают только по случаю действительного или мнимого угнетения неким неправильным режимом.
А неправильный режим – это по определению (rogue) непослушное государство. То есть такое, которое не хочет признавать универсальных правил. И там меньшинства – жертвы уже по факту своего наличия. Как «угрожаемые» виды фауны.
2
Нельзя сказать, что добросовестные публицисты, ознакомившиеся с предметом своей заботы на месте, не извлекают из своих fact-finding missions неких знаний. Вот, например, корреспондент международного портала Slate Ноа Снайдер лично побеседовал с крымскими татарами и узнал, что их этнос сложился из многих, что действительно существовало ханство.
Но рассказали ему, мягко говоря, не всё. И Ноа Снайдер уехал из Крыма с таким представлением о «подверженном опасности» этносе: «Независимое ханство, оставшееся осколком Золотой Орды, жило относительно спокойно до пришествия Екатерины II».
То есть жили себе, не совершали никаких походов и набегов, и Москва при Иоанне Грозном горела сама по себе, и Астрахань в Смутное время. Только Екатерина все испортила. Ну и еще, конечно, советская власть: здесь корреспондента просветили чуть подробнее. И об украинской власти что-то рассказали: как она не мешала возвращению депортированных, но и не помогала приезжим. И пришлось заниматься «самовозвратом», а некоторым – сверлить дырки в земле и там жить (так у автора).
Возможно, в Меджлисе крымских татар корреспонденту рассказали бы больше. И о ханах Гиреях, и о Крымской народной республике, которую сменила Таврическая ССР, даже, может быть, о таких сыновьях крымско-татарского народа, как дважды Герой Советского Союза Амет-Хан Султан – ведь, в самом деле, не каждый из народов Евразии мог бы похвастаться таким именем летчика-испытателя. Но у fact-finding журналистов есть неписаное правило – беседовать не с истэблишментом, а с сирыми и убогими, и чем убоже, тем лучше.
3
У тех, кто соболезнует «угрожаемому этносу» издалека, представление о нем еще более скромное. Так, Рами Пайэт, доцент Катарского университета, сообщает следующее: «Крымские татары – исходно шаманское племя. Некоторое время они входили в состав Османской империи. В конце XVIII века Крым оккупировала Россия, после чего (так у автора) крымские татары приняли ислам. В период СССР они подвергались много десятилетий систематическим гонениям, и, тем не менее, до сих пор составляют 12% населения Крыма».
Вот какие люди, оказывается, крымские татары. Жили в чумах, жгли костры и били в бубен, а тут пришла Екатерина и все испортила. И пришлось оставить камлания, уходить в подполье и с горя уповать на Аллаха.
4
Если публицисты оплакивают полудикое этническое меньшинство, трясущееся от ужаса в подземелье, то высокие лица из мировых правозащитных организаций смотрят шире. 22 марта в Киеве генсек Amnesty International Салил Шети просветил аудиторию о горестях, которые теперь ожидают всех крымчан под российским гнетом. Не забыл ни одного пункта.
Правозащитный топ-функционер поведал, что коль скоро теперь на полуострове воцарились российские законы, то теперь крымчан принудят придерживаться «совсем других правил», то есть не тех, которые у них были в изобилии еще вчера. А именно:
а. они будут ущемлены в правах на протестные митинги и демонстрации: за это в России накладываются штрафы, которые (штрафы) не придерживаются ограничительного списка правил и норм. Эта угроза иллюстрируется чудовищной, по оценке правозащитника, цифрой: в Москве в 2013 году было задержано 600 человек. Если экстраполировать на Крым, то есть поделить на пять, получается тоже внушительно: 120 человек в год. Просто апартеид.
б. на них распространится Закон об иностранных агентах. То есть просто, незаметно фонд Сороса на полуострове не зарегистрируется. Вот обида!
в. на них распространятся новые российские гомофобные законы, которые «сегодня используются для ограничения прав на свободу выражения мнений и собраний для лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендерных людей (ЛГБТ) и уже вызвали волну гомофобного насилия во всей России».
г. вместе с этим законом в Крым придет и другой закон, расценивающий богохульство как уголовное преступление (имеется в виду закон о защите прав верующих). Правозащитник поясняет, что зловещий закон был принят «после короткого, мирного, однако провокационного и политического выступления панк-группы Pussy Riot в главном соборе Русской православной церкви в Москве».
д. следующее, не менее страшное попрание прав человека, которое будет угнетать крымчан, – уголовная ответственность за клевету.
И наконец, последний пункт – крымчане «не будут участвовать в информированной общественной дискуссии по поводу этих made-in-Russia репрессий, поскольку этому воспрепятствует государственный контроль над СМИ».
Вот такие беды, в представлении г-на Шети, свалились на несчастных крымчан. А они-то доселе наслаждались свободой от таких ограничений и только искали место, где бы еще побогохульничать и поклеветать, а также продемонстрировать миру и друг другу (в том числе вышедшим из подполья мусульманам с бубнами) свою бисексуальность и трансгендерность. И как же они теперь обойдутся без этих неотъемлемых и требующих регулярной реализации универсальных прав на самовыражение?
***Мировое сообщество любит Крым, но странною любовью. Эту странную любовь крымчане вне зависимости от национальности уже ощутили с отключением от электричества и железнодорожного сообщения. Может быть, эти старания преследовали целью приближение к образу жизни шаманского племени.
Но некое шестое, сугубо связанное с культурой, чувство мне подсказывает, что крымчане переживут без глобальной трогательной заботы вообще. Как и любой многонациональный народ, у которого есть что-то за душой. В том числе и историческая память во всей ее сложности. Хотя бы просто потому, что это люди, а не просто биологический подвид, живущий одним днем.
А кроме того, это люди, у которых память о подземном гарнизоне Аджи-Мушкая в 1942 году накрепко отбила толерантность к нацистским символам. Такой человеческий материал в жалости не нуждается. И к извращениям не склонен. И если его подспудная энергия выходит на поверхность и вершит судьбу, то миру приходится с этим считаться.
«Русская интеллигенция плакала и слюнявилась о рабочем классе, пока рабочий класс не встал и не сел ей на шею», – говорил персонаж из «Тихого Дона». Неудивительно, если у крымчан, о которых плачет и слюнявится неправительственное комьюнити, формируется в итоге здоровое чувство собственного превосходства над транснациональным паразитическим классом.
