Самая мертвая из смертей

Ортега-и-Гассет – первый и главный философ Испании, страны благородных идальго, родины Дон-Кихота. Одна из книг Ортеги так и называется – «Размышления о Дон-Кихоте».

Никто не гарантирует, что в борьбе с обстоятельствами родится новый Шостакович, а не новый Гитлер

Это очень грустные размышления, о Дон-Кихоте вообще не написано ни одной оптимистической книги. Уже во времена Сервантеса он был натурой уходящей и обреченной. Зато уникальной, а согласно Ортеге, только уникальное заслуживает внимания. Беда лишь в том, что общество не может и не должно состоять из сплошных героев.

Опора его – маленький человек, обыватель, пошляк, заурядность. Это социальный организм, наиболее приспособленный к жизни. Он выживает при любых катаклизмах, как таракан или плесень.

Все это имеет прямое отношение к нашей жизни. Достаточно взглянуть на названия глав «Восстания масс», чтобы убедиться, как мало изменился социальный расклад с 1930 года. «Почему массы во все лезут и всегда с насилием?», «Примитивизм и техника», «Эпоха самодовольства», «Величайшая опасность – государство», «Кто правит миром?».

Идеально, считает Ортега, когда миром правит творческое меньшинство, а инертное большинство ему подчиняется. Так и было на протяжении веков. Но вот массы восстали и теперь действуют на свое усмотрение. Так что пусть вас не смущает изысканно одетый человек на телеэкране, отдающий распоряжения ассистентам. Это не аристократ, а представитель восставших и победивших масс.

Никого, кроме зайчиков и лисичек

В начале 30-х по обвинению во вредительстве арестовали друга Хармса поэта Александра Введенского. На допросе он честно, безо всякого давления признался в том, что исповедует монархические принципы. «Почему?» – спросил следователь поэта. «Потому что при монархии к власти СЛУЧАЙНО может прийти порядочный человек. А при демократическом правлении это исключено».

Но дело не только в порядочности. Принцип отрицательной селекции, свойственный демократическим обществам, проверен неоднократно. И в гитлеровской Германии, и в Советском Союзе, и в Соединенных Штатах, и в постсоветской России. Большинство всегда выбирает худшее: политиков, певцов, писателей, товары, идеи. Если не худшее, то как минимум самое заурядное. Ведь масса, как писал Ортега, «есть совокупность лиц, не выделенных ничем». То есть нечто противоположное личности. В идеале – робот или компьютер. Трудно ждать откровений от робота и компьютера. А уж соблюдения моральных норм – и вовсе смешно. На то она и машина.

На эту тему
• Классика кризиса: Радикальное ничто
• Классика кризиса: В конце концов к коммунизму
• Классика кризиса: Щепка в водовороте
• Классика кризиса: Терпеть или атаковать?
• Классика кризиса: Один упадет, другой поднимет

Собственно, вся история ХХ века и начала XXI была историей уничтожения личностей. Это непосредственно связано с повышением жизненного уровня. Ведь чем лучше нам живется, тем меньше необходимости совершать подвиги и даже элементарные усилия.

Недавно, во время празднования Дня Победы, я услышал интересную реплику. Зачем, дескать, Матросов бросался грудью на пулемет? Надо было вызвать авиацию, хорошенько отутюжить вражеские позиции и только после этого начинать атаку.

Зачем Сахаров нарывался на неприятности с КГБ? Мог же эмигрировать в Штаты и спокойно заниматься наукой.

Зачем Политковская проводила расследования в Чечне? Есть ведь много других способов заработать.

Всё это вопросы сытого человека. Привыкшего решать проблемы малой кровью. По возможности чужой. Такому человеку жизнь представляется подобием Диснейленда, а в Диснейленде нет и не может быть героев, кроме рисованных зайчиков и лисичек. И заранее известно, что все кончится хорошо.

Зачем нам новая Илиада?

В 1998 году в рецензии на книжку Алексея Козлова «Козел на саксе» я написал: «Трудные времена будто созданы для тех, кто любит совершать подвиги. Но стоят ли подвиги того, чтоб жить в трудные времена? Видимо, нет».

Речь шла о том, что все сколько-нибудь серьезные художественные открытия ХХ века совершались неблагополучными людьми в неблагополучных обстоятельствах. Писатели – уроды и сумасшедшие. Музыканты – наркоманы и уголовники. Художники – вообще беспринципные негодяи. А искусство зато великое.

Мы тогда долго спорили с Дмитрием Быковым по поводу этой фразы. Он считал, что да, конечно, оно того стоит. Естественно, разумеется. А я не соглашался. Говорил, что, мол, пусть будет скучно, зато легко и без человеческих жертв.

Десять лет назад позиция Быкова казалась мне наивно-романтической. И к тому же небезупречной с этической точки зрения. Это все равно как если бы Гомеру сказали: «Мы сейчас для вас организуем небольшую бойню, а вы потом напишете Илиаду».

Сейчас я согласился бы с Быковым. Сегодняшняя ситуация напоминает мне бородатый анекдот про хирурга и пациента. Человек много лет страдал от опухоли. Мучился, думал об этом, переживал. Постоянно находился на грани жизни и смерти. Наконец лег в больницу, и ему удалили опухоль. «Доктор, я жить буду?» – спрашивает больной. «А смысл?» – говорит хирург.

То есть жить-то можно и даже неплохо, вот только непонятно, зачем.

Одна из ключевых мыслей Ортеги-и-Гассета – связь человека с обстоятельствами его жизни. Именно в преодолении обстоятельств формируется личность. Никто не гарантирует, что в борьбе с обстоятельствами родится новый Шостакович, а не новый Гитлер. Но если борьбы нет, как у нас последние десять лет, то не появится ни тот, ни другой.

Мне часто приходится слышать, что пока литературная Москва тусуется, жирует и делит премии, где-нибудь в провинции подрастает новый Бродский или Довлатов.

Вполне возможно. Только это должна быть очень далекая провинция. А лучше всего – какая-нибудь нищая развивающаяся страна. Там у людей еще сохранилась мотивация что-то делать не для денег и собственного благополучия, а просто потому, что так надо.

Но даже если такой человек появится, почти наверняка он обречен прозябать в безвестности. Москва его не поймет, как перестала уже понимать подвиг Александра Матросова. И действительно, куда это он полез?

Если бы кризиса не было, его стоило бы придумать, чтобы напрячь дряхлые мышцы потребительского общества. Иначе оно умрет, как говорил Ортега-и-Гассет, «самой мертвой из смертей – ржавой смертью механизма», предварительно высосав из человека все соки.

Нет никакой надежды, что после кризисных потрясений, если они, конечно, не плод фантазии журналистов, вымрут все обыватели, на Земле останутся одни дон-кихоты. Не будет этого никогда. Поэт и драматург Джордж Гуницкий, сооснователь группы «Аквариум», высказался по этому поводу исчерпывающе точно: «Что из того, что кончилась эпоха? Петрову никогда не будет плохо».

Петровы бессмертны. Они уцелеют даже после ядерного взрыва. Но если нам вновь придется сопротивляться обстоятельствам, есть слабый шанс, что в мире появится хоть кто-нибудь, кроме них.

Рубрика «Классика кризиса» в газете ВЗГЛЯД (по четвергам):

21 мая, «Радикальное ничто» (Освальд Шпенглер, «Закат Европы»)

14 мая, «В конце концов к коммунизму» (Карл Маркс, «Капитал»)

7 мая, «Щепка в водовороте» (Синклер Льюис, «У нас это невозможно»)

30 апреля, «Терпеть или атаковать?» (Ганс Селье, «Стресс без дистресса»)

23 апреля, «Вкус мяса» (Джек Лондон, «Смок Беллью»)

16 апреля, «Это их затронет, а нам капец» (анекдоты)

9 апреля, «Нельзя ли попроще?» ( Кнут Гамсун, «Голод»)

2 апреля, «Рим без границ и стен» (Жак ле Гофф, «Цивилизация средневекового Запада»)

26 марта, «Нас называли детьми Депрессии» (Чарльз Буковски, «Хлеб с ветчиной»)

19 марта, «Один упадет, другой поднимет» (Джон Стейнбек, «Гроздья гнева»)

12 марта, «Утопим весело умы» (Александр Пушкин, «Пир во время чумы»)

5 марта, «Вчера было много, а сегодня мало» (Антон Чехов, «Вишневый сад»)

26 февраля, «Двенадцать устриц вместо тринадцати» (Сомерсет Моэм, «Луна и грош»)

17 февраля, «Доллар растет, жизнь – падает» (Эрих Мария Ремарк, «Черный обелиск»)

Следующий выпуск рубрики будет посвящен статье Александра Блока «О назначении поэта»