Бродский и другие

Беседа с тенями классиков предшествует даже рассказу о коте.

Антипов оценивает стихи Бродского без пиетета перед мэтром, даже дерзко: «…описание мелочей бытового характера в состоянии интеллектуальной экзальтации

1. Медленное чтение

Борис Голлер. Возвращение в Михайловское. Роман. Книга вторая // Дружба народов. 2008. №3, 4.

Пушкин в Михайловской ссылке. В этой части романа действие происходит зимой и весной 1825 года. Сам автор определяет жанр книги как «реконструкцию».

«Этот разговор слышали… разве только стены, которые давно рухнули: три пожара, три сгоревших эпохи…», и надо восстановить утраченное «из писем, статей и случайных обмолвок, застрявших где-то среди внушающих мало доверия меморий».

Еще одна версия судьбы поэта. Ее право на существование Борис Голлер обосновал в обширных комментариях. Они не отодвинуты в подстрочник, как это принято, а чередуются с основным текстом, занимая равноправное положение.

Элла Корсунская. Возвращение. Рассказ // Звезда. 2008. № 5.

О людях и кошках. Искренняя симпатия к тем и другим. Доброжелательная наблюдательность. Действие начинается в раю. Точнее – изгнанием героя из рая, но с милосердным разрешением проститься с самыми дорогими (он и прощается с Пушкиным и Гоголем) и самому выбрать новое воплощение на земле.

Волк? Нет, убивать придется. Дерево? Стоять триста лет на одном месте. Кот!

Дальнейшее на земле в образе кота.

Таисия Фомина. Книга о моей прожитой жизни, страшной войне и поминании невинно загубленных// Дружба народов. 2008. № 5.

Без вымысла. О жизни простых крестьян в оккупированной фашистами Белоруссии (1941–1944).

«…в лесах появились партизаны, а под их марку – разные бандиты. Все грабили и забирали последнее. И убивали всякие, у кого только было оружие. Каратели наемные, СС и прочие не щадили деревни… Когда дом горит – это страшно. Но это горела вся деревня – тридцать шесть дворов. Всё ревело, кричало, голосило. Стреляли, убивали».

Олег Неустроев. Миниатюры // Дружба народов. 2008. № 5.

Стихотворения и маленькие поэмы в прозе. Благостное созерцание обычных людей и вещей. Нечто похожее на буколику, только вместо античного пастуха на лоне природы – слесарь Петров в своей квартирке.

«…огнем лилась по пищеводу, упала в жаждущий желудок и там уютно растеклась, согрелась водка и парила. Налил еще и молча выпил. А с третьей бабку помянул – жена скончалась прошлым летом и больше у Петрова никого… Меняется пространство после третьей – неуловимо и легко, и время мягче протекает, не так безжалостно к нему. Скользит, как шелковая нить, и раны рваные края без боли зашивает».

Наталья Лазарева. Последнее место ссылки. Повесть // Звезда. 2008. № 5.

Невыдуманная история. Безыскусная повесть о жизни. Название ей дала народная расшифровка аббревиатуры ПМС (путевая машинная станция). Рабочие с семьями, с детьми годами жили в дощатых теплушках (в пассажирских вагонах – только начальники и детский сад). Запрещалось выключать радио: оно выполняло роль селекторной связи. Как будто параллельный мир рядом с относительно благополучной жизнью советских людей в шестидесятые-семидесятые годы.

Пассажиры проходящих поездов считали их зэками, бросали продукты и папиросы.

2. Бродский: pro et contra

Беседа Иосифа Бродского и Октавио Паса // Звезда. 2008. № 5.

Беседа о политике, поэзии, читателе.

Октавио Пас сомневается, есть ли у современного поэта читатель. Бродский ему возражает:

«…аудитория ограниченная, здесь, в Штатах, существует главным образом в колледжах, в университетах… университет выполняет роль средневекового двора или двора времен Ренессанса».

Евгений Антипов. Дума о Бродском, или «Письмо с флота» // Сибирские огни. 2008. № 5.

Очень неожиданно в ряду почтительных высказываний о Бродском. Эссе написано в остро-ироничном, пародийном, даже гротескном ключе.

Стеб начинается с первых же фраз: в начале восьмидесятых «за одно только имя Бродского, нечаянно произнесенное вслух, можно было получить пулю в затылок и даже без права переписки… сотни тысяч были расстреляны, а миллионы заживо сожжены…»

Антипов оценивает стихи Бродского без пиетета перед мэтром, даже дерзко: «…описание мелочей бытового характера в состоянии интеллектуальной экзальтации».

И зачем всё это? А чтобы освободиться от подавляющей власти кумира. А главное – в назидание идолопоклонникам, юным эпигонам Бродского.

Руслан Измайлов. «Библейский текст» в творчестве Бродского: священное время и пространство // Сибирские огни. 2008. № 5.

Серьезная филологическая статья посвящена библейским мотивам в поэзии Бродского. Подробно разбирает «Исаак и Авраам», «Сретение» и «Рождественские стихи».

Андрей Битов. Стихи из кофейной чашки. Мемуар // Звезда. 2008. № 5.

Добавлю от себя: очень короткий мемуар. Писатель перебирал свои старые замыслы, и вдруг из вороха неоконченных сюжетов, незначительных и неинтересных деталей выпорхнуло легкое воспоминание и возник действительно живой образ Иосифа Бродского.

3. Из архива

На эту тему
• Закат Европы и России?
• Веселая арифметика
• Драйзер и Гамильтон в Екатеринбурге
• Между Азольским и Шаргуновым
• Журнальные реки: почти по Гришковцу

Елена Папкова. «Из Индии в Сибирь»: возвращение Всеволода Иванова // Сибирские огни. 2008. № 5.

О непрочитанном Всеволоде Иванове. Заслуженный успех его прозы пришелся на двадцатые годы. В тридцатые жесткие картины гражданской войны и голода (рассказы «Крысы», «Полная Арапия»), герои-правдоискатели и любовь к Индии были не нужны власти. При внешнем благополучии после 1930-го Иванова печатали мало. Огромный архив писателя еще ждет прочтения и осмысления.

Всеволод Иванов. Сон Ермака. Из легенд об умершей Сибири // Сибирские огни. 2008. № 5.

Неизвестные рассказы молодого Всеволода Иванова. Они печатались в 1916–1919 в сибирских газетах «Приишимье», «Степная речь», «Согры». Сохранились в семейном архиве.

Удивляет редкое для двадцатилетнего автора богатство жизненных впечатлений и острая наблюдательность.

Из рассказа о волке: «Обнялись две молоденькие сосеночки и улыбаются над чем-то лукаво… В их зеленые кудри луна запустила серебряные пальцы… Хромоногий прыгает на воздух, широко разбросив передние лапы, словно желая обнять врагов своих и в смертных тисках раздавить… Потом валится на снег… Последний раз кажется Хромоногому, что высоко – до самых облаков – он прыгнул… и падает оттуда… падает…»

Иван Гронский. Арест. Лагерь // Звезда. 2008. № 5.

Иван Гронский (Федулов) 1896–1985, из крестьян. В Первую мировую награжден Георгиевским крестом. В тридцатые – знаковая фигура. Работал в «Известиях», «Красной нови», «Новом мире». Вместе с М. Горьким создавал Литературный институт. Был знаком с Блоком, Шаляпиным, Троцким, Бухариным, Радеком Зиновьевым, Тухачевским. Этого было достаточно для ареста. Он и последовал 1 июля 1938 года. Затем были Лубянка, Лефортово, Бутырки, лагерь под Воркутой.

Публикуются устные рассказы Гронского, записанные его дочерью Светланой, а также письма из лагеря.

4. Филология

Самуил Лурье. Палец Гарпократа // Звезда. 2008. № 5.

Гоголь был прототипом Хлестакова.

Сюжет «Ревизора» напоминает «одну из самых эффектных мистификаций Гоголя: …вчерашний гимназист из провинции, притом отнюдь не отличник, сумел, обведя вокруг пальца некоторых влиятельных лиц, попасть на кафедру Санкт-Петербургского, прикиньте, университета. Ну, не профессором. Ну, адъюнктом… Авантюра-то удалась. Продержался целый семестр... Разыграл гениального ученого… и все (кроме студентов) поддались, подыграли – в том числе министр просвещения, а это вам не Городничий».

5. Отстой

Татьяна Перцева. Сильные люди // Дружба народов. 2008. № 5.

«…в Париже мы танцевали на площади перед Сорбонной. Шел дождь… Ты сказал, что мы справимся, потому что мы – сильные люди».

Кто они? Почему они сильные? Вот единственный стимул для дальнейшего чтения. Может быть, выносливые? Они танцуют на площадях, ходят по музеям в Москве, Париже, Хельсинки и Тбилиси, пьют коньяк и кофе.

Претенциозность, самолюбование, жеманство. Нет даже чувства меры. Ни путешествия, ни высшее образование не заменят таланта, но вкус они могли бы привить.

6. Полный отстой

Лесли Бланш. Заложники. Фрагменты из книги «Сабли рая». Перевод с английского Ирины Дорониной // Дружба народов. 2008. № 5.

Повесть о грубоватых, но благородных горцах, о жестоких и кровожадных русских (но временами тоже благородных), о героической борьбе свободолюбивых народов Кавказа с империей Николая Первого.

Автор воспроизводит все расхожие западные мифы о России и Кавказе, толком не зная ни русской жизни, ни быта аварцев и чеченцев, ни ислама, ни военного дела и военной истории, наконец.

Стиль напоминает нечто среднее между четверочным школьным сочинением и троечной курсовой.

Исторические ляпы девать некуда.

Главный герой – имам Шамиль, которого Лесли Бланш упорно называет «пророком Аллаха», что, вероятно, ужаснуло бы самого Шамиля, ведь мусульмане считают последним пророком Мухаммеда.

Горцы сопротивляются героически, а русские способны только заваливать противника трупами. Здесь американская писательница ссылается на фразу генерала Драгомирова, произнесенную, если уж на то пошло, много лет спустя после окончания Кавказской войны: «Солдаты – первое и самое лучшее оружие в бою».

Невдомек американке, что смысл этих слов прямо противоположен ее трактовке: Драгомиров считал залогом победы хорошую подготовку солдата, его профессионализм.

Зачем фонд «Русский мир» взялся «поддержать» публикацию этой галиматьи? Почему редакция «Дружбы народов» решила ее напечатать?