Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
11 комментариевСны, которых не увидишь
На днях прочел в ленте Живого Журнала то, что всё затмило: «...Снова снится повторяющийся сон. Во сне я иду на спектакль, на который невозможно попасть. Это как будто Мариинка. И зрители смотрят его из фойе, потому что он слишком прекрасен, чтобы выдержать его в зале. Но я всё равно иду в зал, смотрю – и плачу. Просто-таки утопаю в очень горячих слезах. И главное – таки не вижу ничего на сцене от слез, просто знаю, что там очень и очень хорошо».
По-моему, замечательно.
Всё, что мы так хотим увидеть, – оказывается непереносимым.
В прямом смысле.
– Познакомьтесь, это К. А это Р.
Р. смотрит на К., ничего не видит.
Стихотворение – это вспышка. Даже если – всего одной первой строфой. Дальше будет – только страшнее. Всё видно
Под зонтом (да, тогда как раз шел дождь – это-то ты помнишь) сплошное сияние. Он что, пожарник? Нет, просто вместо лица – солнечный свет.
Спрашивается: откуда в дождь солнце?
Спрашивали – отвечаем: от верблюда.
Ответ неправильный.
Нам застит глаза. Мы – не готовы.
(Кажется, Гумберт Гумберт свою Лолиту тоже увидел на солнечном пятачке?
Да, точно, на пятачке: на ней же были черные очки. Но она-то отлично видела, он же – не очень. Вышел шатаясь. «Вы будете снимать комнату?» – «Да».
Мы знаем, чем это кончилось.)
Непереносимо.
– Посмотри, какой невозможный закат!
– Да, невозможный. Смотрел бы – не отрываясь всю жизнь.
(И тут же – сам отвернулся)
- Грубый апрель
- Свидетели говорят (2)
- Там человек сгорел
- Смерть во сне
- Корабль в сквозняках и одуванчиках
Невозможно смотреть. Красота разрывает.
...Приходит первая тема стихотворенья – и опять нестерпимо: приходится убегать.
(Ахматова: «Когда ко мне пришла «Поэма без героя» – я бросилась делать что угодно: стирать белье, полоскать, гладить. Чтоб только не думать о ней».)
Неудивительно. Ведь стихотворение – это вспышка. Даже если – всего одной первой строфой. Дальше будет – только страшнее. Всё видно.
Не нравится?
А кому ж понравится.
– Все бельишко перестирали?
– Да.
– Ну тогда – пожалуйте бриться.
Тоже мне – крыса-полоскун.
Не отвертишься.
...Потом мы увидим этот же сон через год, и опять нам слезы будут мешать его разглядеть: что ж там на сцене.
Потом через десять лет.
Потом перед смертью.
И тут-то мы и поймем, что там играли.
Жалко только, что – поздно.
Почему ж мы – такие трусы?
знаешь, уже давно
все то хорошо, то плохо
так быстро,
что будто одновременно:
хорошо-плохо, хорошо-плохо
такое однородное состояние
говорила мне Маша
после третьего аборта
опухшая
красивая
дорогая
в прекрасный
солнечный
весенний
я тоже могу заплакать
мне кажется все прекрасно
все дохлятины
что мы похоронили
идут нам поклониться
все хомяки во фраках
гляди какие
представляешь, тут у каждого
есть Маша
и все какие-то неземные