Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
12 комментариевОт Москвы до самых до окраин
Выставки недели
В серии экспозиций «Классики российской фотографии» в Центральном Манеже демонстрируется ретроспективная выставка Юрия Рыбчинского: работы периода с 1970-х по 1990-е. Временной охват – три десятка лет. Будучи корреспондентом АПН, «Комсомольской правды» и «Смены», Рыбчинский попадал в закрытые для простого советского гражданина места, будь то колония или церковный собор.
Советский Рыбчинский
Рыбчинский передал общую атмосферу СССР, показав, что обычные граждане этой закрытой территории были относительно свободны
Фотограф всегда схватывал основной парадокс: противоречие между реальностью и идеальным представлением о ней. И оказывалось, что в ИТК (исправительно-трудовой колонии) находятся не только монстры в наколках, но и лопоухие тонкошеие парни, поющие в хорах и изучающие астрономию.
А на «Приеме по случаю интронизации Патриарха Пимена» в банкетном зале гостиницы «Россия»(1971) на столах кроме колбас, осетрины и коньяков с винами имелась еще и дичь. И дичью кажется вся эта пышность для церковнослужителей.
Но и зэкам, и священникам «ничто человеческое не чуждо». «Человеческое» – главный объект фотоохоты Рыбчинского. Он показывает человеческие слабости, демонстрирует зазор между радужными лозунгами и тусклой действительностью, идеологией и бытом, между «как надо» и «как есть».
Бодрый призыв «Получим от каждой коровы три тысячи литров молока» комично смотрится на фоне мрачных помятых животноводов, не горящих желанием бить рекорды.
В цикле «Городок» множество снимков провинции: перед зазывно возвышающимся над площадью рестораном замер мужик. Ему явно хочется устроить «праздник души» в этом «бардельеро», как Егору Прокудину из «Калины красной».
Рыбчинский «застает врасплох» не только своих персонажей, но и само Время, его поворотные моменты, отметки-символы.
Бесконечные банкеты завершаются циклом «Вытрезвитель» (1980), где милиционеры «веселы» так же, как их клиенты.
А вот двое запредельно бухих граждан валятся с ног прямо посреди мостовой. Рыбчинский успел поймать их «в полете» («Пьяные упали», 1984). Этот отпечаток – высшая точка запоя-застоя, дальше – по наклонной. Может, не так был неправ Горбачев, развернувший антиалкогольную компанию?
«Ночь на старом Арбате» (1987) – гитары, девушки, улыбки: начальная, романтичная фаза перестройки. На снимке 1990 года – завершающая: малыш в коляске на фоне порнухи («На выставке эротического искусства»). Как обычно, в лихую пору объявились экстрасенсы, принимающие «Программу помощи человечеству».
Человечеству можно помогать по-разному. Можно – ОМОНом. Недобрые молодцы застыли в шеренге, их увещевает сердобольная бабуля («ОМОН на Тверской, 20 августа, 1991 года»).
А можно – психотерапевтом Кашпировским, который положил свою длань на макушку дочери генсека – Галины Брежневой во время «сеанса массовой психотерапии на стадионе «Динамо». Вероятно, не очень подействовало – на соседнем фото Галина буйно выплясывает на столе с закусками перед парадным портретом отца («Галина Брежнева. Домашний праздник», 1992).
Лицо у Ельцина на знаменитой фотокарточке 1991 года словно высечено из камня. В чертах первого российского президента чувствуется тяжелая поступь кризисной эпохи. Знаковые личности: Ростропович, Кабаков, Проханов, Жириновский. Чертиком из дырки в картине с изображением ударниц труда выскакивает могильщик соцреализма – еще не седой Владимир Сорокин.
Рыбчинский передал общую атмосферу СССР, показав, что обычные граждане этой закрытой территории были относительно свободны. Ад – в тюрьме, рай – в кабаке. За нравственность отвечала партия, а не церковь.Да, «ни церковь, ни кабак – ничто не свято», однако жители, погруженные в собственное приземленное существование, кажутся вполне довольными: под гигантским панно с вдумчиво строчащим Леонидом Ильичем молодые мамы безмятежно прогуливаются с колясками.
Официоз живет государственными хлопотами, обыватели – личными. Два этих бытия почти не пересекались. Хотя государство регулярно напоминало о себе программой «Время", военно-патриотическими монументами и гипсовыми девушками с веслами. Трансформацию этих отношений отразил Игорь Мухин.
Тотальный Мухин
Работа, Игоря Мухина "Москва 1996" |
В галерее «На Солянке» в ретроспективной экспозиции (1990-2006) известный российский мастер отслеживает воздействие на общественное подсознание образов-символов. Раньше российский гражданин находился под пристальными взглядами Ленина, Маркса и Энгельса, теперь – ковбоя из «Мальборо» или девиц в бикини, приглашающих дернуть «Пепси».
Идолы-великаны не призывают к миру, маю и труду, они радушно, но не бесплатно протягивают чашку «Нескафе» или часы «Ролекс». Медийному влиянию Игорь придает мистико-фантастический оттенок «Матрицы» или «Generation П».
Обыватели, словно металлические опилки, выстраиваются вдоль силовых линий магнитно-волевого поля, которое излучает уже не Идеологический Центр, а Западный Капитал. Главный Источник незаметен, мы наблюдаем только его ретрансляторы и усилители.
Раньше их роль выполняли идеологические панно и статуи, теперь – биг-борды. В подборке «Фрагменты и монументы» Игорь бережно отслеживает путь «ретрансляторов», вышедших из употребления: полустертый портрет героя Соц. Труда, облупившийся гипсовый штангист в парке.
Мухин скрупулезно запечатлевает массы, движимые импульсами извне (серия «Шествия»). Сотни лиц глядят в одну сторону, тысячи ног шагают в одном направлении. Этот человечий муравейник на его снимках близок конструктивизму Родченко.
Старики, привыкшие получать «подзарядку» по-советски, преданно несут портреты вождей, но те уже «не работают». Вся материальная мощь влилась в Образы Западного Капитала. Мухин чувствует скрытую «денежную энергию» предметов и людей. Даже безыскусный пейзаж с «Волгой» Газ-21 на крымской набережной у него выглядит гламурно.
Мир делится на Манипуляторов (обладателей силы) и Автоматов (тех, кем манипулируют). И в этом смысле каких-то духовных открытий у Игоря нет, но есть ощущение тотальной взаимозависимости.
Даже на снимках знаменитостей, которых у него немало, они – фигуры, олицетворяющие успех (Те, Кто Влияет). Хотя Игорь не прочь показать и цепочку безымянных балерин, и толпу восторженно задравших головы школьников («Выпускники»).
Однако Мухин не стремится проникнуть в «душевные закоулки» своих объектов, он демонстрирует (по-своему классно) их внешние связи с миром – миром телесным, предметным. В отличие от своего любимого фотографа и учителя Сан Саныча Слюсарева , показывающего на снимках метафизические «перекрестки» разных уровней реальности.
Зато на мухинских кадрах часто можно видеть настоящую дорожную разметку, вдоль которой (силовая линия!) движется публика. Так же он запечатлевает и тех, кто на обочине, кто выпал из строя: пожилой аккордеонист, играющий на пустынной улице или барахольщики, разложившие немудреный товар под надписью «Машины не ставить».
Из-за некоторого «материального перекоса» Игоря девушки на его фото получаются излишне кокетливыми. Олегу Виденину удается своих женщин раздевать до души.
Проникновенный Виденин
Ровесник Мухина, фотограф из Брянска Олег Виденин завоевал Рунет и Москву буквально за два года. До этого он практически, не выставлялся. « Gallery.Photographer.Ru» представляет его серию «Портреты с окраин»(2007).
Все его модели, начиная от детей и заканчивая обнаженными потрепанными жрицами любви, предельно искренни. Непонятно, почему они ему ТАК доверяют. Половина ответа в названиях работ «Ксения», «Даша и Маша», «Аня и Юрик», «Светлана, плечевые» – Виденин знает своих брянских героев.
«Плечевыми» называют проституток, работающих на трассах. Олег сфотографировал трех таких женщин: Лолу, Наташу и Светлану – с выбритыми лобками, со шрамами и синяками. Обычно представительницы древнейшей профессии вызывают или отвращение, или плотское желание, или осуждение.
На этот раз – ни то, ни другое, ни третье. Все они словно омыты светом. Да так, что стало видна их неиспорченная сердцевина. Надо отчаянно любить людей, чтобы в дорожных проститутках, узреть, как выразился поэт Заболоцкий, «огонь, мерцающий в сосуде».
Если даже дамы легкого поведения у Виденина «мерцают», то из детских изображений бьют снопы света. Такого количества доброты, заключенной в каждом квадратном сантиметре «Портретов с окраины» не припомню ни на одной выставке современного искусства.
Художники, погрязшие в концептуальных экспериментах, сильно проигрывают фотографам, достигшим сейчас вершин мастерства. А все потому, что последние, к счастью, не могут слишком отдалиться от человека. А Виденин сократил до минимума расстояние от модели до зрителя.
«Ксения» – перепачканная в грязи девочка с крестиком на шее. И тем не менее, ее лицо и глаза – воплощение духовной чистоты. Есть работы и без пафоса, с юмором. Например, портрет двух неунывающих мальчишек, обе руки одного из которых в гипсе, называется «Переломный возраст».
Практически у всех «окраинных» персонажей глаза источают свет. Они этим даже похожи. Все вместе они и образуют Святую Русь: смесь наивности и чистоты, щедрости и милосердия. И чудо это заключено не только храмах, но и в душе ее жителей. Надо только внимательнее вглядываться в глаза друг друга.