Евдокия Шереметьева Евдокия Шереметьева Почему дети задерживаются в мире розовых пони

Мы сами, родители и законодатели, лишаем детей ответственности почти с рождения, огораживая их от мира. Ты дорасти до 18, а там уже сам сможешь отвечать. И выходит он в большую жизнь снежинкой, которой работать тяжело/неохота, а здесь токсичный начальник, а здесь суровая реальность.

20 комментариев
Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Единство ЕС ждет испытание угрозой поражения

Лидеры стран Европы начинают понимать, что вместо того, чтобы бороться за живучесть не только тонущего, но и разваливающегося на куски судна, разумнее занять место в шлюпках, пока они еще есть. Пока еще никто не крикнул «Спасайся кто может!», но кое-кто уже потянулся к шлюп-балкам.

5 комментариев
Игорь Горбунов Игорь Горбунов Украина стала полигоном для латиноамериканского криминала

Бесконтрольная накачка Украины оружием и людьми оборачивается появлением новых угроз для всего мира. Украинский кризис больше не локальный – он экспортирует нестабильность на другие континенты.

3 комментария
8 октября 2008, 15:40 • Культура

Квинтэссенция Пелевина

Квинтэссенция Пелевина

Квинтэссенция Пелевина
@ pelevin.nov.ru

Tекст: Андрей Архангельский

Первое, что бросается в глаза в новой книге Пелевина, – она пухлая, толстая. При том, что число страниц в «П5» меньше трехсот, а шрифт крупный. Просто бумага у страниц толще, чем принято, раза в два. Издательства обычно экономят на бумаге – а тут такая щедрость! С чего бы это? А с того, что книга одного из самых известных авторов России должна хотя бы внешне отвечать массовым представлениям о чудесном: новая книга Пелевина обязана хотя бы на ощупь быть большой. Прочтение ее, однако, доказывает: чудес не бывает.

Эта книга сделала бы честь многим пишущим в современной России, однако ведь от Пелевина ждешь всегда большего, он приучил нас этому со времен «Дженерейшн Пи» и «Жизни насекомых». Но, поскольку новая вещь даже не роман, а сборник повестей (точнее, одна повесть, три рассказа и одна притча), как-то сразу сбавляешь обороты ожиданий.

У Пелевина особенно заметна сознательная эксплуатация одних и тех же литературных схем и приемов – именно этот схематизм создает ощущение генеральной предсказуемости произведений

Но раз так, то у нас есть приятная возможность не скакать галопом, а разобрать подробно каждое из произведений.

Опять же, что бросается в глаза – все новеллы соответствуют основным тематическим предпочтениям писателя; они словно путеводитель по любимым авторским приемам.

Первая вещь – «Зал кариатид» – посвящена теме изменения сознания при помощи психотропных средств (средство помогает замирать на двое суток в одной позе, изображая амуров и подставки для мраморных выступов). Вторая – перемещению в пространстве и времени при помощи некой трансцендентной силы. Третья – острая социальная сатира на существующий политический строй с элементами эзотерики и мистических практик. Причем, комизм ситуации создается здесь за счет соединения двух несовместимых практик – в данном случае образа жизни работников ГАИ и ритуальных практик, связанных с культом умерших, согласно которым прах умерших оказывает влияние на жизнь мира живых.

Четвертая вещь – об энергии больших денег и ее влиянии на людей. Третья и четвертая новеллы, кроме того, являются развернутыми метафорами и построены на буквальном прочтении понятий: в первом случае обыгрывается термин «лежачий полицейский», а во втором – пословица «деньги липнут к деньгам».

Наконец, пятая вещь написана в традиционном для Пелевина жанре суффийской псевдопритчи и опять же является вариацией на классическую тему побега из рая.

Как мы видим, это концентрированный Пелевин, квинтэссенция всего, что он умеет лучше всего – это-то более всего и угнетает. Все изящно написано и местами даже смешно – но не покидает ощущение, что все это уже было в том или ином виде у самого Пелевина. Это самоповтор, надо заметить, становится уже ахиллесовой пятой современных топ-авторов: «Сахарный кремль» Сорокина, например, также является расширением пространства прежней его вещи – «Дня опричника».

Общей причиной такого самоповтора, такого ремейкообразия современной русской прозы критики справедливо считают тот факт, что оба автора связаны договорами с крупными книжными издательствами – «ЭКСМО» и «АСТ» – и должны выпускать по книге в год. Года, как выясняется, автору оказывается маловато для того, чтобы выдумать новый сюжет и новых героев, чтобы родить новую фабулу.

У Пелевина особенно заметна сознательная эксплуатация одних и тех же литературных схем и приемов – именно этот схематизм создает ощущение генеральной предсказуемости произведений даже при частном незнании сюжета и героев. Забавен в этом смысле отрицательный эффект последней пиар-кампании Пелевина: две недели назад каждому журналисту на презентации раздали разные отрывки из книги – примерно по два абзаца на брата, всем разные, – разрешив их перепечатать.

Это будоражило воображение и рождало досаду, что нельзя даже пофантазировать, о чем вещь, – слишком был мал для реконструкции подопытный отрывок. Теперь же, по прочтении всей книги, с досадой понимаешь, что чтением этих двух абзацев можно было и ограничиться – потому что «что-то в этом роде» ты себе и представлял.

У Пелевина есть потрясающая врожденная способность первые страницы своих произведений писать так, что захватывает дух, и кажется – вот, вот сейчас дальше что-то будет такое, от чего перевернется мир и откроется дверь в нечто Прекрасное, Умное и Блестящее, но постепенно это ощущение сказки пропадает, дух начинает буксовать и тонуть в этих непременных тонких шутках о повседневности, в этих метафизических диалогах, проперченных сознательно вульгарными сравнениями с действительностью.

Авансы эти из любви к автору ты готов был раздавать до сих пор – за те чувства, которые испытывал когда-то при чтении, скажем, «Омона Ра», – но, кажется, пора с авансами заканчивать. Потому что с каждым разом это все больше напоминает плохой детектив, в котором заранее знаешь, кто кого убьет. Ну, нельзя же, в конце концов, прощать автору всё только за одни его блестящие политические пародии, щедро рассыпанные на этот раз в рассказе «Некромент».

Главный герой этой новеллы, например, отчасти напоминает генерала юстиции Колесникова – хотя, конечно же, образ этот собирательный. В других героях опознаются Глеб Павловский, Марат Гельман*, министр по делам молодежи Якименко. Мимоходом, кстати, достается заодно и Каспарову с Лимоновым. Все это до известной степени даже смешно, но уже начинает немного надоедать. Если не сказать – задалбывать.

Наиболее успешной надо признать в сборнике вторую вещь – «Кормление крокодила Хуфу», где, к радости работников культуры, жестоко наказываются представители второго поколения русской нуворишеской среды. Ставшие респектабельными, выучившими «хронцузский» и рыночные термины, но в глубине души все так же остающиеся людьми, глубоко не уважающими культуру и законы и вообще все, что называется в современной философии термином «другой».

Эти люди якобы «знают жизнь» – но их подводит именно глубокая уверенность в несомненности и универсальности своих знаний. В уверенности, что чудес не бывает.

Это «прочное стояние на земле» именно более всего и бесит в 30-летних менеджерах среднего и прочих звеньев, и эта самоуверенность отечественных материалистов в рассказе очень скоро будет наказана.

Легким движением сознания некоего божества (которое предстает в образе глухонемого фокусника-аутсайдера), русские туристы, которым вечно «скучно» и «неинтересно», перемещаются на две тысячи лет назад, где их ждет неминуемая смерть за опоздание на строительство великой пирамиды Хеопса – они будут съедены крокодилом. А ведь сколько раз уже предупреждали: не заговаривайте с незнакомцами. Не кормите чужих крокодилов. Вообще, ради бога, не трогайте вы руками чужих статуй. Не для того они тут поставлены.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом