Путешествие из Москвы в Петербург

Пролистываем у кассы

Критики шагу не ступят без священных слов «дискурс», «шизоанализ», «постмодернизм». Хороший способ повесить лапшу на уши читателю

Владимир Елистратов. Накануне реализма//Нева. 2007. № 10.

Блестящий Владимир Елистратов легко, играючи разделался с постмодернизмом, постструктурализмом, Мишелем Уэльбеком и вообще современной переводной литературой:

«Русский книжный рынок превратился в склад второсортной зарубежной литературы. Во многих отношениях (не постесняюсь сформулировать и так) – в помойку». «Читаешь очередного «культового» какого-нибудь южноафриканского писателя – и как будто жуешь промокашку».

Ругает критиков, которые шагу не ступят без священных слов «дискурс», «шизоанализ», «постмодернизм». Хороший способ повесить лапшу на уши читателю или зрителю, не более.

Есть три великих понятия – герой, тема и язык. При помощи этих простых, но вечных слов и следует анализировать и классические вещи, и современные.

Молодец!

Вбив последний гвоздь в гроб постмодернизма, Елистратов приветствует возрождение реализма. Хорошо, только где-то я все это уже читал.

Валентин Курбатов. Время жизни//Дружба народов. 2007. № 11.

Статья Валентина Курбатова все о том же: «Никакие проблемы – общественные, социальные, нравственные – никуда не делись. И все старинные литературные темы могут быть продолжены с запятой».

Критик приветствует возвращение «высокой, грозной и строгой» литературы, но этим сходство с Елистратовым и заканчивается.

Почти все наши критики работают строго в соответствии с политической «пропиской». «Либералы» читают только «либералов» и только о них и пишут. Почвенники читают только почвенников. Редактор одного почвеннического журнала накануне присуждения «Букера» не знал, кто входит в шорт-лист, и даже ничего не слышал, например, об Иличевском.

Курбатов читает всех, но «свои» ему все-таки ближе. Есть авторы близкие, а есть чуждые. Близость эта не политическая и тем более не этническая, а мировоззренческая.

Борис Агеев, Захар Прилепин, Валентин Распутин, Александр Проханов, Роберт Паль, Евдокия Турова – свои. Они получили высокие оценки.

Борис Евсеев, Дина Рубина, Игорь Ефимов, Глеб Шульпяков – чужие. Им досталось от критика.

О «Площади Революции» Бориса Евсеева: «вихрь интеллектуальной иронической пустоты».

Ответственность писателя: Круглый стол журнала «Москва»//Москва. 2007. № 11.

Участвовали писатели Леонид Бородин и Алексей Варламов, критики Владимир Бондаренко и Павел Басинский, издатель Александр Иванов и другие.

Тон задавал Леонид Бородин:

«Предлагаю следующую тему… «Правомерность привлечения писателя к уголовной ответственности за его писания». «Второй мой срок я получил за литературу… И считаю, что совершенно правильно и справедливо был осужден … я глубоко уверен, что государство имеет полное право, какое бы оно ни было – советское, антисоветское, коммунистическое, капиталистическое, – если оно видит опасность, имеет право преследовать».

Александр Иванов: «Для меня этот разговор напоминает беседы даже не двадцатого, а именно девятнадцатого века».

В зале ожидания

Времени у нас еще много, самое интересное уже прочитали, но за большой роман или повесть приниматься рано. Почитаем публицистику.

Юрий Каграманов. Как уберечь луну от волков//Дружба народов. 2007. № 11.

Луна, точнее, полумесяц – известный символ ислама. Волки – ваххабиты и им подобные адепты «одичавшего ислама».

Мусульманская община (умма) расколота, мусульмане дезориентированы, они легко становятся «добычей» фундаменталистов. «Когда нам показывают по телевизору муфтиев Равиля Гайнутдина и Талгата Таджуддина как «представителей» мусульманской уммы, следует иметь в виду, что на самом деле они мало кого представляют».

Все это нам давно известно. Что же предлагает Юрий Каграманов?

Оказывается, надо развивать систему мусульманских школ, строить новые медресе, но следить, чтобы там не преподавали люди, замеченные на сайтах фундаменталистов, а также все когда-либо побывавшие в Саудовской Аравии.

А еще надо вводить шариат, очевидно, на государственном уровне: «…шариат, при условии умного его истолкования, может поспособствовать воспитанию демократических убеждений у российских мусульман. Более того, он может внести вклад в построение российской демократии в целом».

Эх, г-н Каграманов, вашими устами да мед пить…

Василий Голованов. Кровавая чаша. Персидский поход Разина//Дружба народов. 2007. № 11.

«Разин определил русский народный характер, может быть, не в меньшей степени, чем время ордынского ига. Он – подлинный герой народа, ему посвящены былины, песни и предания, которые, не иссякая, плодятся до наших дней».

В Персидском походе и сформировался образ Стеньки Разина. В поход на богатый, но слабый Иран отправился обычный «воровской» атаман. Из похода вернулся победитель, богатый, щедрый и даже «справедливый». Бандит, разбойник и убийца стал народным героем.

Народ любит победителей, любит «удалых людей» и терпеть не может скучных и трусливых чиновников, представляющих государство. Так было и в XVII веке.

Илья Куксин. Вадим Макаров//Нева. 2007. № 10.

Вадим Макаров – это сын знаменитого адмирала Степана Осиповича Макарова.

Вопреки известному правилу («природа отдыхает на детях великих»), Вадим Макаров был человеком одаренным, деятельным, а главное, успешным. Участник Первой мировой, соратник Колчака на Гражданской войне, он, однако, не подходит под хрестоматийный образ русского эмигранта первой волны (печального неудачника, вечного изгнанника). Русский офицер стал в Америке преуспевающим бизнесменом, умер миллионером.

Медленное чтение

На эту тему
• Виктор Топоров: Итоги литературного года. Часть 2
• Раздача новогодних слонов
• Смотр чудотворцев
• Ночные страхи
• Книжные башни

Валерий Исхаков. Призрак автора. Роман//Дружба народов. 2007. № 10–11.

Известный прозаик написал новый театральный роман.

Писатель Самострелов, нетеатральный человек, попадает в мир театра, точнее, в «Вечный театр» (ВТ). Попадает не метафорически, а буквально.

В театре живут и играют давно умершие знаменитости. Двойной юбилей (40 лет со дня рождения и 90 лет на сцене ВТ) отмечает ведущая актриса Елизавета Воронцова-Вульф.

ВТ – это еще и «Волшебный театр», «где в афише всегда … новые пьесы Шекспира, Лопе де Вега, Шиллера, Мольера, Чехова… И все это играется в таких звездных составах, что и помыслить нельзя! Мочалов, Щепкин, Сальвини, Сара Бернар, Комиссаржевская – это только первые, кто в голову пришел, а если перечислять всех великих…

– А представляете: Мольер играет Мольера в пьесе Булгакова…»

Роман надо читать очень внимательно, медленно, чтобы находить аллюзии, реминисценции, угадывать прототипы.

Анатолий Азольский. Маргара, или Расстреляйте меня на рассвете. Повесть//Дружба народов. 2007. № 11.

Середина 60-х. История любовного многоугольника. Две сестры, связанные подпиской не общаться с иностранцами, инженер режимного НИИ, офицер из дружественной восточноевропейской страны (слушатель высших командных курсов «Выстрел»), а еще таинственная уборщица из библиотеки и некая Диана с «Ленфильма», она же агент западных разведок. Спецслужбы (наши и западные) играют роль фатума.

На 23 журнальных страницах событий столько, что другому хватило бы для создания многотомной эпопеи.

Здорово!

Сергей Дигурко. Песок и время. Повесть//Нева. 2007. № 10.

О малоизвестных событиях недавней истории. Интересен сам материал, «фактура»: 1987 год. Советские военные специалисты в Ливии. Обслуживают военную технику войск ПВО. Теракты, столкновение с французским Иностранным легионом и многое другое.

Вместо снотворного

Борис Агеев. Мастер спорта. Два жакана. Рассказы//Москва. 2007. № 11.

В «московской» подборке одного из наиболее значительных современных писателей-почвенников всего два рассказа. «Паровозом» здесь идет «Мастер спорта», о нем и речь.

Место действия – Камчатка. Сложнее с исторической эпохой. Жизнь героев рассказа, охотников и рыбаков, настолько далека от советской и постсоветской цивилизации, что определить не только год, но и десятилетие сложно. Может быть, 70-е, а может, 80-е и даже позднее.

Неспешное, обстоятельное повествование, сродни деревенской прозе времен ее расцвета. Есть местный колорит, но в меру. Автор щадит читателя, а потому не «нагружает» его подробностями засолки икры или утиной охоты.

И чем дальше, тем больше проникает в душу читателя неясная тревога. Вот сбежали преступники из лагеря, откуда ни возьмись появился странный охотник («инженеришко», а стреляет как снайпер), пролетела огромная стая ворон, в небе появилось странное светящееся облако.

Чем же все кончилось? А ничем не кончилось. Вместо финала – отписка в несколько строчек и ни к селу ни к городу несколько банальных фраз о «лихих 90-х». Уж лучше бы и вовсе не заканчивал.

Автор как будто доказывает спорную, но небезынтересную идею: покой важнее «дикой» свободы. Размеренная мирная жизнь жителей Камчатки олицетворяет этот самый покой, но вот тема «свободолюбивых» уголовников едва обозначена. Столкновения не получилось.

Борис Агеев завязал множество узелков, но не развязал ни один. Бросил своих героев на полпути.