Невзгоды режиссера

Семейная комедия со специями

На этот раз Стуруа, славный в первую очередь интерпретациями классических пьес (в разные годы мы видели его «Макбета», «Короля Лира», «Ричарда Третьего», «Двенадцатую ночь»), привез две истории на национальном материале.

Грузинская диаспора достаточно живо реагировала на события обоих спектаклей. Из чего можно сделать вывод: только им и понятна та реальность, о которой говорит режиссер…

Первая пьеса – молодого драматурга Ираклия Самсонадзе «Сладковато-печальный запах ванили», вторая – почти вековой давности комедия Давида Клдиашвили «Невзгоды Дариспана».

Первоначально в афишу гастролей должен был войти спектакль «Солдат, Любовь, Мальчик из охраны…и Президент», в основе которого две пьесы Лаши Бугадзе, одного из самых ярких грузинских драматургов.

Однако по неким политическим причинам спектакль решили не привозить. А зря. Возможно, это позволило бы картине гастролей не быть столь досадной.

Поначалу «Сладковато-печальный запах ванили» выглядит как традиционное юмористическое сочинение о том, как сложно обзаводиться семьей.

Мужчина по имени Гурам привел в дом новую жену; парочку тут же оккупировали активные тесть с тещей да надоедливый сосед с бесконечной потребностью поговорить; по ходу дела к ним присоединяется бывшая пассия главного героя, оказавшаяся подругой его жены.

Вроде бы наивно, но симпатично. Весьма эффектная декорация: уютный дом, в стены которого вламываются огромные любопытствующие головы кукол; куклы же составляют и часть обстановки – то диван поддерживают, то из клетки выглядывают. Ощущение, что герои живут у всех на виду.

И мелкие обаятельные режиссерские находки тут есть. Скажем, когда герой подводит жену к фотографии своих умерших родителей и долго ее представляет, та украдкой показывает снимку язык.

Или герои со слезами провожают наконец-то собравшихся уехать родителей, а когда за теми захлопывается дверь, пускаются в пляс. Однако если бы в таком – сдержанном и стильном – ключе продолжался весь спектакль, его можно было бы смотреть с удовольствием.

Но ритм то и дело сбоит, а режиссерские штучки выглядят откровенно лишними. Быть может, дело в полном отсутствии событий у автора (хотя тогда сразу встает вопрос – зачем брать столь неудачную пьесу?).

С чего вдруг мама с дочкой то ходят, то вдруг приплясывают под клавесин, а папа неожиданно снимает один носок и так ходит битый час?

Все бегают, кричат, встают на четвереньки – но при этом остаются пустыми и неинтересными, как те самые куклы. Смотришь на весь этот сумбур, что называется, с холодным носом: не смешно, никак не задевает.

Действие с места не сдвинулось

Второй акт начинается пугающей фразой: «Прошло семь месяцев, дело с места не сдвинулось».

Событий и правда больше не становится, зато появляются странные абсурдистско-политические подтексты. На первый план выходит неожиданно вернувшийся из Америки сын того самого соседа, познакомившийся со всеми прелестями «самоанализа».

На эту тему
• Человек Бога не разумеет
• Станцованная философия
• Вниз по аллее
• Борис Грозный
• Пьеса – хорошо, а спектакль – лучше?

Этот странный тип (названный в программке Печальный Незнакомец) в галифе и цилиндре разгуливает по сцене под свет лампочных гирлянд, матерится по-русски и по-английски, как сомнамбула, повторяет «новое эго», «самореформа» и пытается рассказать про свое детство, откуда тот самый запах ванили.

Его сопровождает еще один чудик – лохматый худой юноша по имени Зиги (это, надо полагать, Зигмунд Фрейд), изображающий собаку. Семейство, о котором вроде бы была история, возникнет по касательной.

Речь идет только о молодой жене, переживающей беременность и оттого чудящей со страшной силой. Тут же врываются слова «роды как революция», «у него будет эго реформатора».

Наверное, в подобных текстах есть глубокий смысл, связанный не то с политическими событиями в Грузии, не то еще с чем, – время, а следовательно, и контекст совершенно неясны.

И зрителю никто не потрудился их раскрыть.

В итоге спектакль выглядит вульгарно-броским и отчаянно скучным зрелищем, где никто, включая персонажей, не понимает, что, собственно, происходит.

Печаль его темна

«Невзгоды Дариспана» – тоже семейная комедия, только сочиненная почти век назад.

Живет себе человек по имени Дариспан, есть у него четыре дочери, и ни одна не замужем, потому что мужчины или воюют, или просто не хотят жениться. Поэтому появившийся на горизонте соседский молодой человек прямо-таки берется в плен и вызывает дикую ненависть, когда говорит, что у него уже есть невеста.

Однако сюжет выглядит так понятно лишь в виде синопсиса в буклете. Разобраться, что происходит на сцене, временами трудно, а временами просто невозможно.

Простенький сюжет растягивается на все лады. Громкая музыка, актерские трюки и трючки, настоящий автомобиль, разъезжающий по сцене, табло для титров, живущее своей жизнью, – всего этого так много, что самой истории почти не видно, она проясняется только моментами.

В «Дариспане» заняты превосходные давно знакомые в столице актеры. И смотреть на них – горько. Решительно непонятно, почему тонкая, глубокая, красивая Нино Касрадзе, играя бойкую тетушку Марту, кричит так, что боишься за ее связки, и страшно пережимает.

Почему Заза Папуашвили (тот самый Дариспан), актер удивительного обаяния и внутренней силы, здесь почти не привлекает внимания. А молодые актеры просто огорчают. Хотя на их совести лишь тот факт, что они добросовестно выполняют режиссерский рисунок. А зачем режиссер решил сделать героев морально неполноценными – вопрос без ответа.

Самое интересное, что находящаяся в зале грузинская диаспора достаточно живо реагировала на события обоих спектаклей. Из чего можно сделать простой вывод: им понятна та реальность, о которой говорит режиссер.

Однако зрителю столичному, не осведомленному о тонкостях грузинского менталитета и знающего о событиях в Грузии исключительно из обрывочных новостей, многое осталось непонятным.

И нельзя упрекать за это зрителя. Скорее это камень в огород режиссера: да, он ставит, что называется, о своем. Но на то он и мастер своего дела, чтобы «свое» донести, сделать понятным любому, вне зависимости от национальной принадлежности.