Человек Бога не разумеет

Сочетание едкой иронии, черного юмора, достоверности характеров и феерических театральных придумок позволяет работать с драматургией Макдонаха в любом ключе.

Другое дело, что отнюдь не у всех увлекшихся получаются хорошие спектакли. Потому что цель многих – сам факт постановки. А уж забираться вглубь лучше потом. Или вообще не забираться.

Однако отношение к выходящим спектаклям разное: чьи-то вызывают скуку или негодование, а чьи-то – искренний интерес. К последним можно отнести работу Константина Райкина, поставившего в родном «Сатириконе» одновременно две пьесы Макдонаха из так называемой «Линнэнской трилогии».

Люди-звери

Сочетание едкой иронии, черного юмора, достоверности характеров и феерических театральных придумок позволяет работать с драматургией Макдонаха в любом ключе…

Три составившие «Линнэнскую трилогию» пьесы состоят в занятной связке. Вроде бы это самостоятельные истории, объединенные только местом действия: герои обитают в крошечном вымышленном городишке Линнэне, яростно-глухой провинции, где убить отца или мать, покалечить сестру или брата и все такое – нормальный, рядовой поступок. Не сложнее, чем поздороваться.

В каждой пьесе по касательной обсуждается то, что происходит в других. Звучат имена, но герои пьес ни разу не встретятся в сценических обстоятельствах.

Наверное, оригинальнее всего было бы поставить сразу все три части трилогии. Райкин поставил первую и третью – «Королеву красоты» и «Сиротливый Запад». Объяснив это прежде всего тем, что тогда нарушалось бы задуманное единство (оба спектакля играются в одних декорациях): в двух пьесах действие происходит в соседних домах, а в пьесе «Череп из Коннемары» – еще и на кладбище.

Маленькая шероховатость в этот замысел все же вкрадывается – в «Западе» ключевая сцена происходит на берегу океана. Однако она удачно обыграна, и «нарушение правил» не особенно заметно. А оба спектакля на самом деле выглядят смысловым продолжением друг друга.

Сюжетная экспозиция «Королевы красоты» (или «Красавицы из Линнэна», как еще переводят название) – затянувшийся на долгие года конфликт восьмидесятилетней старушенции Мэг Фолан и ее дочери Морин, сорокалетней старой девы, живущих под одной крышей.

У обеих дамочек бешеный темперамент, поэтому бесконечные разборки то и дело соскальзывают из уморительного фарса в кровавый ужастик. Женщина, как водится, хочет любви, а мамаша из страха, что ее бросят одну, вытворяет всяческие пакости.

Играть Макдонаха – одно удовольствие: драматург сочиняет такие роли, что любо-дорого. В «Королеве» женские образы «вкуснее» мужских. Что мама, что дочка – такой клубок эмоций, комплексов и не всегда здоровых мыслей, что любому актеру есть где развернуться.

А старая мамаша интересна еще и тем, что ее может сыграть как женщина, так и мужчина. В постановке «Королевы» Пермского театра «У моста» (этот спектакль дважды привозили в Москву) как раз мужчина великолепно играл эту роль.

У Райкина схожая история: старушку играет Денис Суханов, один из ведущих актеров труппы, способный, как выяснилось, с каждой новой работой повышать качественную планку.

Его Мэг – приземистая, «в теле», но при этом весьма шустрая бабулька, притворяющаяся немощной, но проявляющая недюжинную энергию, когда ей это надо.

Суханов играет подробно, с множеством нюансов. Находясь в двух шагах от зрителей, он так точно показывает и дрожание рук, и старческую походку, и согбенную спину, и недобрый подозрительный взгляд, что, несмотря на осознание театральной условности, ему веришь безоговорочно.

И, что самое интересное, актер, при всей непривлекательности образа, вызывает симпатию к своей старушенции. Чего, по идее, быть не должно: Мэг сочинена стопроцентным домашним монстром. Однако монстром в куда большей степени выглядит ее дочь Морин.

Ангелина Варганова играет ее усталой, озверевшей и лишенной любых душевных проявлений. Даже в случайной любовной истории с соседом Пато Дули (Александр Гунькин) она ищет только возможность сексуального удовлетворения, а вовсе не возможности сбежать из захолустья и создать семью.

А уж в душераздирающей сцене выливания кипящего масла на руку матери Морин действует как палач: привычно, спокойно, будто только и ждет повода устроить экзекуцию. И в ее случае финальное помешательство, пожалуй, лучший выход.

Такой душе не стоит задерживаться на свете надолго.

Братский гнев и братская любовь

На эту тему
• Станцованная философия
• Вниз по аллее
• Борис Грозный
• Пьеса – хорошо, а спектакль – лучше?
• Чертова дюжина

«Сиротливый Запад», пожалуй, самая сильная пьеса из «Линнэнской трилогии».

На первый взгляд – еще один трагический семейный триллер. Два брата едва ли не с рождения дико и необъяснимо ненавидят друг друга, странным образом объединяясь лишь для «серьезных дел»: когда один сносит из ружья голову отцу, второй соглашается выгородить убийцу, чтобы получить отцовское наследство.

Долгие годы этих двоих пытается помирить местный священник, не пожалевший для этой цели собственной жизни. Но неразрывно с первым планом существует второй – отсыл к самым популярным библейским мотивам.

Так, в образе священника просматривается Иисус, пожертвовавший собой для искупления людских грехов. Только вот оценят ли люди эту жертву – вопрос. И это самое страшное.

К сожалению, «Запад» удался режиссеру и актерам в меньшей степени. Играющие братьев Алексей Бардуков и Константин Третьяков оказываются не в состоянии полностью «войти» в образы героев, а работают, как говорят, «на уровне горла».

Они старательно кричат – от боли, ярости, удовольствия, смачно дерутся и вполне неплохо слышат друг друга. Слышат, но не понимают. Для них происходящее – не более чем веселая игра. И оттого смотреть на них – неинтересно.

Хочется верить, что со временем молодые актеры «впустят» в себя своих героев и отнесутся к ним всерьез. Отлично работает в «Западе» только Тимофей Трибунцев, чей священник, грустный, сломленный неудачами человечек, оказывается способен на такую благородную душевную ярость, что, кажется, сгорает в огне, бушующем у него внутри.

По просмотре обоих спектаклей невольно думаешь: да, каких-то принципиальных новаций в плане подачи материала, чаще всего ожидаемых от постановок современной драматургии, здесь нет.

Зато есть другое: понимание самих историй, искренняя попытка их прожить так, чтобы они стали близки тем, кто придет их посмотреть именно в этом театре. А зрительское доверие всегда было для Константина Райкина одним из важнейших факторов.