Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
8 комментариевНа аллеях Гайд-парка
Что-то опять привалило всевозможного петита – публицистики, эссеистики, литературной и архитектурной критики. Не успеваешь обозревать поэзию: на две-три подборки стихов приходится добрый десяток трепологического разновсячья.
Гайд-парк какой-то: о чем только не говорят авторы литературных журналов – о переходных глаголах русского языка и об уроках богословия, о михалковском «Дяде Стёпе» и о Валерии Попове, о ласточках, о молодых поэтах, о фильме «Ночной дозор», о песне «Лили Марлен», о 70-летии Андрея Битова, о капусте и о королях.
Алла Латынина – Фаберже от литературной критики…
Четвертые номера «Нового мира» и «Октября», третий номер «Знамени», наконец-таки добравшийся до Майкопа. Три журнала. А петитных текстов в них – на тридцать три журнала. Делать нечего, сочиняю очередной (внеочередной) хит-парад петита. Стихи подождут.
Разговоры по делу (от 15 до 10 баллов)
15. Эдуард Зибницкий. Будет ли православие присутствовать в российской школе? («Знамя», № 3)
Монархический принцип и власть («Новый мир», № 4).
Пример профессионального подхода к делу. Исследования на заданную тему – серьезные, доскональные, корректные. Может быть, даже слишком корректные, но это им не в укор. Седая история и животрепещущая современность препарированы Зибницким с равной добросовестностью.
14. Кирилл Кобрин. К истории одного цвета («Октябрь», № 4).
Пражский денди Кирилл Кобрин представляет эссе на тему «Метафизика жОлтого цвета в творчестве Александра Блока», переходящее в диалог с художником Пивоваровым. Рекомендую читателям-гурманам.
13. Алла Латынина. «Видел я, как зло красиво, как занудливо добро» («Новый мир», № 4).
Каламбур так и просится на язык: «Ночной дозор», «Дневной дозор» и большой обзор. Панорама интерпретаций нашумевшей кинодилогии. Нет необходимости говорить, что выполнен латынинский «обзор дозоров» («дозор обзоров») на высочайшем, на ювелирном уровне. Алла Латынина – Фаберже от литературной критики.
12. Феликс Новиков. Пять сюжетов об архитектуре («Новый мир», № 4.)
Хоть и об архитектуре (в которой я не смыслю совершенно), но читается с неимоверным интересом. Вот что значит живая, самостоятельная, творческая мысль. В союзе с талантом популяризации.
Кирилл Кобрин |
Научное сообщение о судьбе одной песни с подробными биографическими экскурсами (поэт, композиторы, аранжировщики, продюсеры, исполнители, переводчики). Искусство и война. Искусство, побужденное войной, прославленное благодаря войне (другой войне), преодолевшее войну (войну как таковую). Песенка о любви, звучащая по обе стороны фронта.
10. Мария Краснова. Этот странный гражданин («Новый мир», № 4).
Развернутый комментарий к знаменитому циклу поэм Сергея Михалкова о дяде Стёпе – плотное исследование контекста эпохи. Все подробности «несерьезных стишков» подвергнуты тщательному истолкованию и убедительно выявляют свою значимость. Хотелось бы увидеть текст Красновой под одной обложкой с «Дядей Стёпой». Детская книга? Ну и что. Ребенком я читал комментарии Н. Демуровой к «Алисе в Стране чудес» – не мог оторваться.
Любопытные разговоры (от 9 до 2 баллов)
9. Андрей Битов. Дуэль Лермонтова и Пушкина («Октябрь», № 4).
Битов который год вьет и пестует свой бесконечный проект с Каменноостровским циклом А.С. Пушкина и выдуманным пушкиноведом-любителем Боберовым. Непонятно, как реагировать на сей проект. Смак битовской игры, «приколов» до меня, увы, не доходит. С другой стороны, чистой филологией это тоже назвать нельзя. Затей подобный проект кто другой, не Битов, – я бы порадовался. Но Андрей Битов. Автор «Пушкинского дома»… Вообще, характер позднего битовского творчества меня тревожит. Вот уж два десятилетия – и все одна и та же картина: маргиналии по поводу маргиналий, обрывки, кусочки, фрагменты, фрагментики, не прикладывающиеся ни к чему. Крохотные открытия, обсасываемые годами. Какие-то литературные нанотехнологии. Это, конечно, не взрыв, да и не всхлип, а иссыхание. Так и кончается мир…
Ирина Сурат. Три века русской поэзии («Новый мир», № 4).
Дары к юбилею Андрея Битова – из нескольких стран, на разных языках (в первоисточнике) и на любой вкус. На мой же вкус, среди этой пестрой кучи интернациональных бисероиграний и юнесковских благоглупостей прилично выглядит только статья Ирины Сурат, посвященная «Преподавателю симметрии».
Достоин многих похвал и новомирский текст Сурат, тонко анализирующий образ ласточки в стихах русских поэтов. По справедливости надо бы отнести оба суратовских текста в предыдущий раздел. Но… На язык просится библейское изречение: «Блажен муж, иже не идёт на совет нечестивых». Ирину Сурат никак нельзя назвать «блаженным мужем», поэтому переделаю цитату. Блаженна филологиня, иже не идёт на совет международных пустоболтов. А филологиня, иже идёт на их совет, – не блаженна.
7. Игорь Клех. «Евгений Онегин» и просто «Онегин» («Новый мир», № 4).
- Художники, гэбисты, овцеводы…
- Весенние шатуны
- Олигархи и раздолбаи
- Остатки сладки
- Толстый слой литературы
При всех плюсах изящного эссе Клеха скажу: никак не могу всерьез воспринимать комплименты по адресу пресловутой англо-американской киноэкранизации «Евгения Онегина» – смехотворной и напичканной нелепыми анахронизмами. Лишь вспомню, как Онегин говорит Ленскому: «Вы нарушаете закон о частных владениях», или как Татьяна Ларина резвится под музыку из «Кубанских казаков»… Нет, нет и еще раз нет.
6. Марк Амусин. Два века Валерия Попова («Знамя», № 3).
Статья. Грамотная, аккуратная, честная и совершенно адекватная объекту исследования.
5. Андрей Архангельский. Свободы сеятель пустынный («Октябрь», № 4).
Вечная беседа русских интеллигентов о том, кто есть русский интеллигент, о том, хорошо или плохо быть русским интеллигентом, а также о том, чем русский интеллигент отличается от русского интеллектуала и кто из них лучше – интеллигент или интеллектуал, продолжается. Не буду ей мешать.
На сей раз Эпштейн смотрится прилично. Относительно прилично. И шарлатанства в его как бы лингвистическом тексте почти нет. Хотя, конечно, оно есть. Выводить из малого количества переходных глаголов в русском языке особенности «загадочной русской души» – что это, как не шарлатанство, рассчитанное на иностранную публику?
Михаил Эпштейн |
Был такой виртуозный график-карикатурист Вячеслав Сысоев. Типа антисоветчик. Он еще сидел во времена оны по делу о «порнографии». Девка-колбаса, разрубленная мясниками; разухабистые фантазии с Марксами, серпами и молотами – помните?
Журнал «Знамя» решил опубликовать переписку Вячеслава Сысоева с дочерью друга Екатериной Дементьевой. И теперь стало окончательно ясно (впрочем, было ясно и раньше), что живописуемый художником «совок», со всеми его унылыми прелестями и с колбасой заместо солнца, – суть мир души своего автора – беспросветно дремучего мизантропа.
Честертоновский патер Браун сказал об одном генерале: «Он был старым англо-индийским солдатом протестантского склада. Подумайте, что это может означать, и, ради всего святого, отбросьте ханжество». Вячеслав Сысоев воплощал в себе не менее очевидный тип: он был густым «русским мужиком-правдоискателем, талантливым ненавистником «совка». Подумайте, что это может означать. Если без ханжества.
2.Вячеслав Пьецух. Пособие по воспитанию хорошего человека («Октябрь», № 4).
Еще одно невольное саморазоблачение очередного «искателя истины».
Вячеслав Пьецух славен своим стилем. Точнее, стильком – шутейным, перифрастическим и однообразным (лично у меня этот стилёк вызывает в памяти некоторых персонажей Горького – провинциальных лавочников и акцизных). Поначалу многим казалось, что Пьецух имеет свой стиль. «Пособие…» показало, что все обстоит ровно наоборот: это стиль имеет Пьецуха и почти доимел его. Хочет Пьецух всерьез поведать о своем детстве, о родителях, бабушках-дедушках, о первой любви – и хватает его лишь на два абзаца, после которых опять включается шутковательный автопилот. Речевая маска приросла к лицу. Трагедия.
Пустой разговор (1 балл)
1.Елена Погорелая. Над бездонным провалом в вечность («Знамя», № 3).
Я всегда думал, что способен понимать литературную критику. Читал Белинского с Добролюбовым – и мне они были понятны. Читал Чуковского с Айхенвальдом, читал Адамовича с Ходасевичем, читал Кожинова с Рассадиным, читал даже Ролана Барта. И вроде бы понимал всех. Читаю статью Елены Погорелой о молодых поэтах – не понимаю в ней ни единого предложения…