Новый Акунин явился?

И действительно, нам пока не удалось выяснить, кто этот человек на самом деле. Журналист-международник? Политолог? Дипломат? Советник президента?

Сегодняшнее развитие мира и подтверждает: Азия возвращается на ведущие позиции…

Впрочем, мы и не прилагали особой настойчивости для раскрытия этой тайны: во-первых, из уважения к пожеланиям автора, а во-вторых – исходя из глубокого убеждения, что все тайны рано или поздно будут раскрыты. Культурный процесс – это тоже своего рода детектив, и надо иметь терпение, чтобы при чтении получить удовольствие.

– Скажите, пожалуйста, будем ли мы раскрывать ваше инкогнито? Насколько оно для вас важно? Как возник ваш псевдоним?
– Ну давайте все же не будем, раз уж так получилось. Хотя дело было не в том, чтобы никто не знал, кто такой Мастер Чэнь, а в одном практическом соображении.

Вообще-то я довольно известный человек – в неких кругах. Если знать, какими поисковыми системами пользоваться, то на мою фамилию выскочат десятки ссылок, да еще и на разных языках. И по большей части это то, что я написал или сказал.

В этом хаосе «Любимая мартышка дома Тан» просто потерялась бы. Поэтому мне с самого начала было ясно, что не надо создавать для читателя сложности, следует начинать с чистой страницы. А какой именно псевдоним, я думал буквально десять секунд – потому что я уже был Чэнем, когда в середине девяностых работал в Гонконге.

Джефри Чэнем, чтоб быть точным.

– Говоря по правде, я очень одобряю ваш псевдоним. Вкупе с потрясающим знанием китайской истории и лирики он по-хорошему сбивает с толку, поскольку до конца сохраняется впечатление, что автор книги – как минимум выходец из Китая. Скажите, изучение китайской истории – это хобби или профессия?
– Сейчас хобби. Хотя по диплому я как раз историк-китаевед.

История – это попросту потрясающе интересно. И если знаешь историю, то совершенно по-другому видишь то, что с нами всеми происходит сегодня. Точно так же если знаешь историю и культуру Азии, то совсем по-иному видишь, что такое Европа (и отпочковавшиеся от нее Америка и Австралия) на самом деле. А именно нечто очень молодое, не вполне еще разумное, имеющее в силу этой молодости массу проблем и так далее. И ни в коем случае не центр Вселенной и не образец для прочих, а как раз наоборот. Что сегодняшнее развитие мира и подтверждает: Азия возвращается на ведущие позиции. Для меня, по крайней мере, это самое развитие не было такой неожиданностью, как для самих европейцев или американцев.

– Чем вы занимаетесь в жизни, кроме литературы? Вы много ездите по миру. Это как-то связано с профессиональной деятельностью?
– Конечно. Вот сейчас я беседую с вами из Дели, где после визита Владимира Путина мы сидим с индийскими коллегами – политологами и прочими – и размышляем о том, что нашим нациям не хватает для того, чтобы они еще лучше понимали друг друга и лучше использовали всяческие возможности. Немножко ругаемся. Но между старыми друзьями это ничего. Еще пишу обо всем этом. Как в зарубежных СМИ, так – редко – и в наших. И далеко не только об Индии. Азию я, кажется, объехал всю, а многие ее места по нескольку десятков раз.

– В послесловии вы написали, что идею книги вам подарили древние керамические фигурки. Это реальный факт? И в связи с этим: какую роль для вас как для автора исторического романа сыграли артефакты эпохи, которые довелось увидеть собственными глазами?
– Если написал, значит факт реальный. Зачем что-то придумывать, если оно было на самом деле? А если не увидеть что-то своими глазами, то ничего не получится.

И видел я не только фигурки. Практически все, что описано в моем романе, я видел своими глазами – и местность, и стены, и в каком-то смысле даже людей. Вот только носороги по берегам Янцзы больше не живут. Но жили. А так – путь своего супершпиона на юг, например, я себе очень хорошо представляю. И деревню Мавэй. И еще многое другое.

Роман «Любимая мартышка дома Тан»

– Как, по-вашему, следует сочетать правду и вымысел в историческом романе? Я имею в виду не только фабулу, а те детали, которые, собственно, и создают эпоху. Например, каких-то подробностей или диалогов не найти в сочинениях эпохи Тан, но с современной точки зрения они необходимы. Как их ввести в повествование, не впадая в анахронизм, не нарушая правдоподобия?
– Вот это великолепный вопрос. Дело в том, что есть профессия историка. Это такой следователь. Он должен сказать, в точности по Конфуцию: что мы знаем, а что не знаем. Отделить одно от другого – это и есть знание. То есть историк работает строго по правилам. А вот автор исторического романа – это человек, которому очень обидно, что фактов не хватает. Это лицензированный фантазер. Хотя кто выдал лицензию – неясно.

Что касается деталей, создающих эпоху, то они у меня настолько достоверны, насколько это вообще возможно. Я начинал с того, что утыкал закладками два погонных метра книг (если их сложить боками, как на полке).

Потом эти детали стали расходиться по файлам: файл «Одежда», «Лошади», «История Ань Лушаня», «Медицина», «Шелк» и т.д. Самое обидное, что девять десятых этих великолепных подробностей так в файлах и остались – я боялся перегрузить книгу, она ведь должна читаться абсолютно легко, без малейшего напряжения. Поэтому у меня там целое поле айсбергов: не хочется читателю выяснять, что это за молитвы такие читает шпион Маниах, – не надо. Или что это за сказку такую он рассказывает возлюбленной.

Далее, от танских времен осталось множество изумительных повестей, где диалогов сколько угодно, и вообще стиль жизни и мышления людей того времени очень нагляден.

Чуть сложнее было с фабулой (то есть с историей мятежа Ань Лушаня). Ведь там вроде бы все задокументировано, факты известны. Но все равно мятеж считается какой-то дикостью, объясняют его тем, что полководец сошел с ума. То, что я сделал со своим шпионским сюжетом, – я просто заполнил пустоты. Предложил свою версию событий. Для чего кое-что придумал.

Например, план второго похода на Запад. Истории о таком плане неизвестно. Но если он вдруг обнаружится в архивах, то я не удивлюсь, потому что я очень старался, чтобы этот план вписывался в реально творившиеся тогда при дворе интриги.

Или, например, фамилия Маниах. Она очень хорошо известна тем, кто знает историю Средней Азии. А вот передать его шелковый и одновременно шпионский бизнес по наследству, из поколения в поколение – я думаю, это допустимо. Потому что шелковые торговые дома тогда играли ту же роль, что сегодня большие нефтяные компании. А как работают последние – мы знаем.

И еще немножко я поразвлекался. Там есть у меня один персонаж... настоящее имя его выплывает в самом конце, а это все-таки детектив, поэтому ради будущих читателей не будем его называть... так вот, для нескольких сотен миллионов китайцев та роль, которую я ему отвел, будет полным шоком. Да и для многих россиян это тоже был шок – звонили уже. Но некоторые из звонивших говорят: я тут посмотрел биографии этого человека, и меня как током ударило – да как же я раньше не видел того, о чем в романе написано! Ясный же пень, что этот человек работал в разведке!

Вот такие забавы с историей, я думаю, вполне допустимы. А главное – это же весело.

– Встреча главного героя – согдийца Маниаха и китайского монарха в романе вызвала у меня ощущение недостоверности. Как мог глава торгового дома, человек высокообразованный, сведущий в политике, да еще и со шпионскими полномочиями не знать дворцового этикета, предписывающего падать ниц перед властителем Поднебесной?
– Об этикете какой династии вы говорите? Циньской, последней? Честно говоря, не знаю, при какой династии при дворе появился идиотский обычай падать лицом в грязюку. Но при Танах этого не было, совершенно точно.

Этикет тогда был очень прост: два человека сидят на ковриках друг против друга. И все. Хотя – не рекомендовалось, чтобы посетитель оказывался выше монарха. Кстати, в Таиланде и сегодня это очень важно, если вы с кем-то говорите – сядьте, а он будет стоять, оказавшись выше вас, – и разговорчик наладится.

Как раз тогда, кстати, в Китай из Ирана и Средней Азии стала ввозиться мебель. Это такие были невысокие подставочки, платформы, что ли, которые застилали коврами, или низенькие стулья – но на них сидели еще поджав ноги, как на ковре. И цель этих предметов как раз и состояла в том, чтобы приподнять одного из собеседников, но не сильно. Кстати, точно таким же был ритуал при общении посетителей с халифами сначала Дамаска, а потом и Багдада. Два коврика.

Но что было еще очень важно – это запахи. Все азиатские цивилизации отличаются тем, что люди там с глухих времен мылись, причем каждый день. В отличие от Европы, где такая привычка возникла еле-еле в XX веке. А после мытья именно в VIII веке люди буквально поливали себя духами.

Но тут ритуал при дворе халифов отличался от танского. У халифов посетителю предписывалось надеть под верхнюю одежду джуббу – стеганую куртку, чтобы запах его (если все же он есть) не беспокоил монарха. У танских императоров между властителем и посетителем ставилась штуковина из бронзы, в которой дымились благовония. Этакая дымовая завеса.

Так вот, необычность ситуации разговора моего героя со спасающимся бегством императором была в том, что курильницы не было. И что представлял гостя не тот чиновник, который обязан это делать, а главный евнух. Но танская цивилизация была очень молодой, все это было для нее не так уж и важно. А окостеневшие ритуалы – это всегда признак кризиса, упадка. При Танах такого не было.

– Скажите, за прошедшие две тысячи лет у ваших предшественников-романистов не возникало желания, подобно вам, подарить жизнь прекрасной Ян Гуйфэй?
– Честно говоря, не знаю ни об одном таком случае, но в самом Китае написано на эти темы столько, что... Но дело не в предшественниках. А в том, что в ее смерть отказывались верить – ровно с момента ее смерти – сотни миллионов китайцев на протяжении многих веков. И легенду о том, что она жила после этого в Японии, не я придумал. И я задумался: а возможна ли была операция по ее спасению? И как совместить два факта: что казнь наблюдало множество людей и в то же время разговоры о ее бегстве в Японию тоже вело множество людей? Надеюсь, что мой ответ на эту загадку убедителен.

– Как вы думаете, насколько большую роль в современном культурном процессе способна сыграть китайская культура? Насколько она важна лично для вас?
– Для меня... даже не могу сказать. Наверное, она – часть меня, я даже как-то не вижу, что во мне от китайского воспитания, а что от какого-то другого.

А для наций, далеких от китайской цивилизации, было бы полезно многому у нее научиться. Например, уважению к достоинству человека вместо постоянной ожесточенной борьбы за права человека.

Разница тут очень велика. Права – это нескончаемая битва одного человека с окружающей его средой. Человек как бы расширяет вокруг себя зону безопасности, борется с другими людьми и прежде всего с государством. Что неудивительно, если вспомнить, в какой ужас превратилась Европа веке этак в XV...И что произошло в конце XVIII века.

А достоинство личности можно и нужно уважать при любой ситуации, даже если людям, скажем так, очень тесно. Поэтому в Азии не хамят – открыто. А улыбаются. Далее, китайцы первыми сформулировали положение, при котором управлять – страной или департаментом – может только образованный человек.

Другое дело, что у них всегда были проблемы с исполнением этого принципа. А европейская цивилизация начинала с того, что управлять можно только по праву крови, а пришла к тому, что это может делать любой. Но ведь это бред – мы же все видим, что все равно безграмотный человек заваливает дело, зачем же столько лицемерия? То есть для меня китайская культура – это не стихи или вазы, а нечто куда более фундаментальное, то есть отношения между людьми. В принципе, на востоке мне дышится легче.

– Когда протагонист романа Маниах становится монахом-даосом, ему дают ваше литературное имя – Мастер Чэнь. Это, разумеется, намек. На что? На ваше особое отношение к даосизму или на некую форму отождествления с главным героем? Или это постмодернистское «подмигивание» читателю из глубины исторического полотна?
– Наверное, все-таки «подмигивание». Причем, признаюсь честно, не могу точно сказать, зачем я это сделал – наверное, в чисто даосском духе сработал на интуиции. Но расскажу, как это было.

Я только что рассказывал, что Чэнь – мой давний псевдоним. Вопрос в том, откуда он взялся. А взялся он из Гуанчжоу. Того самого города, в котором кончается действие «Любимой мартышки».

В самом начале 90-х я был там и зашел в знаменитый музей – дом клана Чэней из Гуанчжоу. Буквально недавно я туда снова приехал, потрогал один из столбов, поддерживающих изогнутую крышу, и сказал себе: Чэнь, ты сам-то хоть понимаешь, что написал? Кто же в итоге есть кто и что было сначала: ты написал книгу о человеке, он стал реальностью и в этой реальности основал семью Чэней из Гуанчжоу, от которой остался этот дом, – и при этом ты сам стал Чэнем? Или все так и было, как ты описал, а тебе это все пришло во сне? И кто теперь из вас бабочка, которой снится, что она – Чэнь, и кто – Чэнь, которому снится, что он бабочка?

– Как мне показалось, вы стремились сочетать традиции авантюрного романа и аутентичной исторической прозы. Есть ли кто-то среди отечественных авторов, кто преследовал бы те же цели?
– Акунин, видимо. Я с большим почтением к нему отношусь – это прежде всего безумно красиво, это такая великолепная игра…

Но вообще-то я больше читаю на английском, чем на русском, и мало знаю о нашем литературном процессе. Вот в англоязычной литературе можно найти что-то похожее, но за одним исключением. Шпионских и тому подобных романов о Великом шелковом пути или Танской империи на мировом англоязычном рынке нет. Потому что эти вещи надо очень хорошо знать...

А что касается отечественных авторов, то у меня очень печальный ответ есть на этот вопрос. Дело не в их целях. Преследовать цели не запрещено. А в том, что писать такие романы материально невыгодно. Огромная работа по вгрызанию в историческую реальность, у меня на эту стадию ушло года полтора, после чего собственно писать показалось пустяком, – и это притом что я все-таки историк и китаевед. То есть что-то знал и раньше. Так вот, при той ситуации, что сейчас есть на книжном рынке, такую работу может проделать только джентльмен-любитель. То есть человек с независимым доходом. Профессиональный литератор – не сможет. Это просто реальность, и бороться с ней бессмысленно.

– Как вы оцениваете современное состояние жанра исторического романа в отечественной словесности? И в зарубежной?
– Жанр мутирует. Ему приходиться сливаться с другими жанрами – того же детектива или фэнтези.

Первое нормально, более того – так было всегда, тот же «Айвенго», скажем... в конце концов, люди всегда находили в прошлом вполне реальные потрясающие сюжеты. А вот второе создает проблемы. Потому что очень уж легко писать. Как бы создать параллельный мир и в нем творить что хочешь. Конечно, в какой-то степени любой исторический роман создает в прошлом параллельную реальность. Ведь хотя и Ришелье, и д’Артаньян – реальные фигуры, но именно такого разговора, как у них идет на последних страницах «Мушкетеров», все же не было. Значит, фэнтези?

Тут дело в том, чего хочет автор – понять историю, для того чтобы понять сегодняшний день, или у него совсем иные задачи, а историю он просто использует. В общем, жутко рискованный жанр, где нет никаких законов и правил, и от этого как-то не по себе.

На эту тему
• Андрей Горохов: «Кризис не требует рецепта»
• Андрей Монастырский: «Попса – это вопрос доступности для скотоподобных масс»
• Майкл Джира: Самое страшное страдание – скука
• Масахико Симада: «Я не такой любитель Соединенных Штатов, как Мураками»
• Ху из хунвейбин

– И последнее: можем ли мы надеяться на появление нового романа? О чем он будет? Может быть, о среднеазиатских оазисах?
– Если уж он анонсирован на последних страницах «Любимой мартышки дома Тан», то что-то будет. Более того, уже точно будет. Дело в том что я посмотрел на тип характера уважаемого мною Нанидата Маниаха и его славу воина, шпиона и героя – и задумался: а как же это могло с ним произойти? Наверное, интересная была история.

А оазис такой есть, называется – Мервский. Сегодня он в Туркмении, стране, которой в VIII веке не было. Тогда это был восточная окраина Ирана. Который был завоеван арабами, а уже после они пошли на Среднюю Азию. И тут именно в Мерве начался бунт, по сути гражданская война в халифате. И вы же понимаете, кто все это подстроил: уже знакомые нам шпионы из Самарканда.

В «Мартышке» обо всей этой истории говорится вскользь, а тут будет долго, со страшными подробностями, войной, заговорами, сексом и прочими захватывающими штуками. Только вот очень грустный роман что-то получается.