Искусство требует риска

- Сергей, а как вообще родилась идея снимать кино о бандитах?

Все, что происходило в нашей стране в начале 90-х, – это не традиционный бандитизм, это скорее гражданская война

- Персонажи «Бумера» – не бандиты. Все, что происходило в нашей стране в начале 90-х, – это не традиционный бандитизм, это скорее гражданская война. Это история передела собственности, накопления первоначального капитала, история протеста в душах людей, которые были отрезаны от дележа пирогов и пошли отбирать у других. Уверен, что большинство людей, которых относят в нашей стране к организованной преступности, в другой исторической ситуации туда бы не пошли. Но разрушенная империя не оставила им выбора. Это, по сути, воины, которые не хотят быть лохами в краткой истории слома государства.

- Сейчас ситуация действительно изменилась?
- Конечно. Сейчас появилась целая прослойка менеджеров среднего звена. Те, с кем я знаком, – топ-менеджеры, владельцы и совладельцы, акционеры, – очень серьезные, ответственные люди, которые научились многое делать.

Для большинства из них важны семейные ценности. Они заботятся и о женщинах, и о детях, даже рожденных вне брака. В них есть созидательное начало. Они создают не только свой бизнес, но еще и рабочие места. А если человек много зарабатывает, почему он не может ездить на хорошей машине или жить в хорошем доме? Это оправданно. Они и есть буржуазия... Но называть буржуем всякого, кто ездит на Porsche Cayenne, я не готов. Потому что пилить бюджеты, жить на откатах – это не буржуазно. В общем, к тем, кто созидает, я отношусь позитивно. Но есть те, кого я резко не люблю.

- Кого именно?
- Того, кто выдает себя за другого. По принципу «место красит человека». Сидит в чужом кресле, держится за равновесную систему и топит того, кто рядом.

- А как вы для себя решаете эти вопросы: богатство, престиж, статус? Ведь в кинобизнесе, где вертятся большие деньги, все это имеет значение?
- Я бы так не сказал. Наш кинобизнес только встает на ноги. Да, есть рост, но деньги там относительно небольшие. Я вынужден существовать в двух ипостасях: в бизнесе и в творчестве. Это меня изматывает и разрушает.

Сергей Члиянц

Работать, с одной стороны, с барыгами и коммерсантами, а с другой стороны, с художниками. Это постоянное переключение – как лампочка, которая быстро сгорает. Вот такой лампочкой я себя и чувствую. Я упрекаю себя за то, что перестал читать, перестал слушать определенную музыку. У меня становится меньше сил. И мне некогда тратить деньги, некогда ходить по магазинам. Мне даже одежду приносят на съемки. Я трачу деньги на фильмы.

Я пытался летать с друзьями на спортивных самолетах. Но у меня неравномерный график: монтаж, озвучивание, встречи с режиссерами и сценаристами – все это непрогнозируемо. Поэтому отдых я совмещаю с командировками, с фестивалями. Вот в Каннах нырнул, снимал в Крыму – еще поплавал в море. Снимал в Одессе с Кирой Муратовой – тоже здорово, все-таки родной город. Со стороны многим кажется, что жизнь продюсера – это одни сплошные кинофестивали, награды. Но все это давно уже превратилось в суету. Единственное, что я люблю, – это езду на быстрых машинах. Позволяю себе «оторваться» и самоутвердиться за счет других водителей. Иногда разгоняюсь до 270 км/час – на загородных шоссе. Я езжу на BMW M5, а зимой – на BMW X5. Проедешься вот так по МКАД и по Кутузовскому с риском для жизни – и как-то адреналинчик помогает. Хотя бессмысленно за рулем я не рискую.

- А в бизнесе вы тоже агрессивны?
- Я убежден, что конкуренция – это не расталкивание локтями и не достижение цели любыми способами. Именно поэтому я не считаю зрителей быдлом, которое все «схавает».

- А как вы решаете, что будете снимать? Это интуиция или технологии?
- Никаких технологий здесь нет. Если бы они существовали, то славный Голливуд не имел бы неудач. Любое произведение киноискусства обязательно содержит в себе признаки и художественного произведения, и товара. Соотношение этих признаков и формирует фильм. Я не буду делать порнуху. Но экспериментальные, киноязыковые картины я тоже не буду делать. И не потому, что «мне все ясно». Ничего заранее не известно – зрителя вообще узнать можно только потом. И никаких социологов, маркетологов и психологов не хватит для того, чтобы предсказать результат. В первую очередь я обращаю внимание на сценарное качество проекта. Если оно там есть, то есть повод поговорить о нем всерьез. Если в проекте есть еще и идеология – круг мыслей, которые мне близки, – я включаюсь эмоционально. Например, мой последний фильм «Живой». Сценарий к нему писала группа людей, которые делали «Бригаду». А «Бригада» написана качественно, это самый успешный российский сериал со времен Штирлица. В «Живом» есть круг мыслей, который трудно обозначить, которые я понимаю, ощущаю.

- Популярная сейчас тема войны, патриотизма?
- Это тема для киноведов и публицистов, которые потом скажут: «Этот фильм рассказывает о том, как люди вернулись с войны и что с ними стало» – либо: «Это фильм о поколении, которое вынуждено оставаться на войне, потому что им некуда вернуться в мирную жизнь». Конечно, это социально важно. Но для меня не это главное. Такое кино формирует протестный посыл. Оно было, есть и будет. Вспомните «Волосы» Милоша Формана. Вся эта рок-культура, пацифисты – это протест против существующего уклада, где одним все, а другим – ничего. Где одни – в Монте-Карло на папином Bentley, а другие – в Чечне с калашниковым наперевес. Вот этот заряд в картине есть. Фильм достоверен, эмоционален и взывает к чувствам.

Кадр из фильма "Живой"

- Как вы реагируете на критику?
- Серьезную критику я уважаю. Но утверждаю, что о вкусах спорят. Знаете, есть такое выражение: «его натолкнули на мысль, а он затоптал ее». Например, Достоевский и Толстой друг друга писателями не считали. Послушать идеологического противника или эстетического врага бывает полезно. Скажем, мат в «Живом». Я утверждаю, что в тех случаях, где он органичен и необходим, заменять его другими словами нельзя. Некоторые люди матом объясняют, что мат надо убрать. Это ханжество. Есть те, кто искренне не приемлет мат. Надо уважать и эту позицию. Поэтому мы предупреждаем: в фильме есть мат. А что делать, когда в фильме стоит реальная фонограмма боя, когда все ждут помощи? Как они еще будут реагировать?

-А если фильм захотят показать по какому-нибудь из центральных каналов?
- Федя Бондарчук вырезал же из «9 роты» весь мат. И мы вырежем.

- Вы согласны с тем, что роль кинематографа в формировании «картинки мира» зрителя стала меньше?
- Мы можем формировать облик будущего. Но не через Интернет и не через театр (потому что это более узкая элитарная вещь), а через кинематограф. Недавний успех фильма «Питер FM» подтверждает мои слова. Там показана не та жизнь, что за окном, а та, которой нет, тем не менее люди смотрят его с удовольствием. В этом смысле он похож на фильм «Я шагаю по Москве»: я молод, дождь пошел, мне весело и никаких проблем. Это же не было отражением реальной жизни... Но все смотрят, потому что – хит!

Мы растем! Я это заметил по Каннскому фестивалю. Вообще это закрытое мероприятие, которое сильно замешано на серьезном бизнесе и на политике, потому что оно серьезно влияет на общественное мнение. На фестивале интересно наблюдать за тем, как устроены касты европейского кино. Несчастные убогие продюсеры, которые пилят государственные бюджеты! Они вообще не говорят о доходах, они говорят только о расходах. Они со своей системой хеджирования застраховались от всего на свете, в том числе и от зрителя.

Кадр из фильма "Живой"

Там очень развита система предварительных продаж (т. н. пресейлы), которая полностью исключает коммерческий и художественный риск. Там невозможен «Бумер» или «Живой». Результат: Америка их съела. Последний европейский оплот – это французы. Часть из них снимает в Голливуде, часть сдала позиции, и все, что они могут, – это законодательно защищать свой рынок от экспансии. Русские – другой случай. Посмотрите, как русские картины потеснили американские в прокате. Очень сильно. И подвинут дальше. Просто американские фильмы зрелищны, нам конкурировать с их киноиндустрией – все равно что «жигулям» с «мерседесом». Зато у русских есть тренд: кино про себя, про свою душу. И американцы с этим ничего не сделают. Так что я верю в развитие русского кино. И не хочу, чтобы пришли американские продюсеры и стали снимать русские фильмы по своим лекалам.

- Вы часто обращаетесь за помощью к госструктурам или рассчитываете только на свои коммерческие средства?
- Бюджетная поддержка очень важна. Она страхует зону коммерческого риска, когда вы делаете, например, такие фильмы, как «Настройщик», который был бы невозможен без поддержки Министерства культуры. Как и «Живой». Этот фильм недешевый, сложный и долгий. И я бы не стал его ставить на коммерческие деньги. Поэтому я обратился в Министерство культуры, и его там сразу одобрили. Сейчас я понимаю, что обошелся бы без этой помощи, но не было бы денег на рекламную кампанию и пр. Так что говорить, что «нам не нужна никакая поддержка, рынок сам все отрегулирует», просто опасно. Ничего подобного! Если говорить о кинематографии, где есть не только мейнстрим, но и разные другие проекты, то весь этот спектр невозможен без государственной поддержки. И государство получает взамен очень серьезную отдачу – культурный процесс. Иначе остались бы только те, кто выживает на рынке.

На эту тему
• Глянцевое кино
• Кино берет кассы
• Спасение кинорынка в России
• Счастливое время в кино
• Миллионы Эрнста
• Московские кинотеатры пустуют

- Это правда, что вас однажды спонсировал дворник?
- Да, была такая история. Она случилась в тот смутный период начала 90-х, когда я дебютировал как режиссер и деньги мне дала государственная структура. Но она быстро закрылась. И я познакомился в Ленинграде с одним очень талантливым человеком по кличке Беня. Когда-то при советской власти он работал дворником и жил в дворницкой – во дворе на улице Герцена. Но он так мощно ворочал извилинами, что пока я начал снимать картину (это был фильм по рассказам Довлатова), он сказочно разбогател. И когда я как-то заехал к нему попить водки в дворницкую, оказалось, что он миллионер. Он позвал кого-то и просто так дал мне большую сумку денег. Когда деньги закончились, Беня привез еще одну сумку денег. И еще он дал деньги почти всем режиссерам киностудии, в том числе Кире Муратовой. Она сняла фильм «Чувствительный милиционер». Поэтому все статьи про Беню назывались «Чувствительный миллионер». А потом его выкрали бандиты, и несколько лет его никто не мог найти. Спустя много лет мы снова встретились, но это был уже другой человек...