Советский жор от Бильжо

Действительно, читая книгу А. Бильжо, вдруг ощущаешь самое, казалось бы, неуловимое былой жизни: память нёба.

Макароны по-флотски

Обложка книги Андрея Бильжо «Еда»

Начиная со шпрот, этих безголовых рыбок на праздник, которых в новогоднее утро в гостях не всегда уже отличишь от плавающих в шпротном масле окурков. Или с сосисок «Молочных», которых в стоячих пивных варили прямо в целлофане, похожем на использованные презервативы. А ведь кто-то закусывал водку морожеными сосисками.

Сначала свои рассказы про блинчики, зеленый горошек, салат оливье и прочее Андрей Бильжо записал для выставки в Крокин-галерее, где все эти чудесные ностальгические блюда были нарисованы на одноразовых бумажных тарелочках. Получилось так «вкусно», как говорили эстетически продвинутые граждане начала 90-х, что издатели подоспели сами собой с предложением издать все отдельной книгой.

Вот и книга получилась на загляденье. Где еще увидишь приклеенную в углублении обложки алюминиевую вилку «в полный едоцкий рост». Теперь, правда, книгу не пронесешь в самолет из-за «террористической угрозы», зато в трудную минуту используешь по прямому назначению, обозначенному в названии.

Между делом, как всякий творческий человек будущего, Андрей Бильжо сделал судьбоносное открытие: в котлеты надо класть не картошку или хлеб, а геркулес. Попробовав, как настоящий ученый и кандидат наук, это открытие на себе, А. Бильжо сначала похудел на 20 килограммов, став стройным и вечно молодым, а затем и вовсе перестал что-либо есть, кроме зелени и рыбы.

А еще еда – это повод поговорить о хороших людях, которые умеют смачно готовить то или иное блюдо. Или о хороших местах, где ел ту или иную еду, вроде шашлыка, сарделек с горчицей или спинки минтая.

А сколько связано с одной обычной селедкой, которую в больнице имени Кащенко, где работал, давали на завтрак, а в детском саду – на обед, и директриса обещала непокорному ребенку ввести ее ему «через зонд», если добром не съест, а вот на плавбазе «Наталья Ковшова» в Тихом океане автора наконец-то научили ее правильно разделывать.

Не забыть, что Бильжо, рассуждающий о еде, – это врач и пациент в одном лице, которому, стало быть, можно вдвойне верить. «Не повреди и излечись сам» – это про него.

Излечился и не повредил.

Съестное и думы

Семья Бильжо - Андрей, Антон, Света

Каждому человеку есть что вспомнить о былом и съеденном, а некоторым и о самом Андрее Бильжо.

Светлана Конеген, телеведущая:
- Я счастливый человек, который без всякой диеты получил отвращение к еде благодаря дружбе с двумя настолько большими кулинарами, что это уже граничит с извращением. В первую очередь я имею в виду Владимира Сорокина. Он прекрасно готовит абсолютно все, но особенный виртуоз по части мясных деликатесов. Его изощренность ненормальна. Второй такой же человек – Андрей Бильжо. Теперь он вслед за Сорокиным, посвятившим жратве немало литературных слов, тоже разразился книгой, в которой с садомазохистским восхищением воспел советский общепит. К сожалению, я по возрасту еще не достигла в советское время полноценной кулинарно-сексуальной зрелости и потому не могу с таким же пафосным извращением, как он, относиться ко всем этим банальным и незатейливым котлеткам, пюре и киселям из детсадовской столовой. Видимо, все мое внимание тогда было отдано моей первой любви по старшей группе детсада со знаковым именем Володя Ульянов.

Вадим Жук, поэт, сценарист, телеведущий:
- Назвать себя едоком у меня язык не поворачивается. Я не гурман, в еде не понимаю, хотя иногда приходится есть для поддержания жизненных сил. Всю жизнь любил завтракать. Очень люблю готовить – не столько для себя, сколько для других. Еда для меня – это прежде всего дружество. Если кто-то рядом, то я, как ни странно, могу съесть очень много для своих 55 кг веса. Но один есть не могу, и это ужасно.

Книга Андрея очень правильная и нежная и вызывает во мне множество ответных мыслей и желаний. Я бы и сам хотел написать такую же книгу с шестьюдесятью другими блюдами. Потому что чаще всего у Андрея идет речь о совместной трапезе, о преломлении хлеба, о дружеской закуске, деленной на компанию. Все общности в нашей жизни окрашены какой-то совместной трапезой, и дело даже не в еде, а в том, кто с тобой в этот момент рядом. Роскошь, о которой пишет Андрей, небогата – это яйцо с икрой, или, как он забавно пишет, «яйца в яйцах». Или бутерброд с икрой, на котором икринка, как чукча в снегах, теряется в бескрайнем пространстве. Я читаю книжку, спорю с ней. Он пишет про винегрет, а я про винегрет знаю другое. Я помню его со школьных, а потом с институтских завтраков, где он стоил четыре копейки. Я убеждал свою прежнюю тещу, что не надо класть в винегрет зеленый горошек и капусту. А нынешнюю – что не надо его мелко резать, потому что это не салат. Я бы вспомнил, что винегрет, пришедший от французов, стал дешевой закуской московских чиновников, что у Иртеньева есть стихотворение: «Что-то русское есть в винегрете./ Что-то в нем евразийское есть./ Потому в привокзальном буфете я люблю его взять да и съесть».

А как бы я повспоминал об алкогольных напитках, у каждого из которых было свое лицо, даже у пива. Как раз в год появлялось мартовское пиво. Как с 80-х годов пиво испортилось, потому что на пивных заводах начали воровать сахар, и пиво стало жидким и дрянным. Прорва любопытнейшего приходит в голову, и это книга Андрея рождает такой творческий импульс.

Юрий Аввакумов, архитектор, дизайнер:

Света Конеген и Екатерина Деготь

- Самое замечательное в книге Андрея – что еду, которую он представляет в своих картинках и текстах, каждый читатель узнает сразу – на уровне вкусовых рецепторов. И каждый может продолжать этот ряд своими воспоминаниями. И сразу возникает очень плотная пространственная среда памяти.

И делается понятно, как все изменилось. Двадцать лет назад я даже не представлял, что в Москве появятся итальянские рестораны, что я, как и Андрей, буду часто ездить в Италию и окажется, что итальянская кухня мне ближе, чем, например, французская. Хотя у меня, как, наверное, у каждого, особый случай. Я родился в Молдавии, и эту, условно говоря, молдавскую, румынскую, средиземноморскую кухню хорошо помню из раннего детства. Она была родная и опять стала родной, когда я стал ездить в Турцию и в ту же Италию. А сегодня предпочитаю еду, которую готовит моя жена, – простую, полезную, не итальянскую, не русскую, а домашнюю. Но при этом люблю приходить в тот же «Петрович», потому что здесь ем не как дома, а как в детстве. Вкусовая память где-то отложена, и иногда ее надо поощрять, тешить, чтобы она не превратилась в тяжелый камень на сердце и в желудке.

На эту тему
• Хармсоеды
• Театр на бумаге
• Хармс-рок
• «Убить президента»? No problem!
• Лавка миров закрыта
• Леннон, Высоцкий, Дассен: три цвета времени

Екатерина Деготь, арт-критик:
- В первый раз я увидела проект Андрея Бильжо на выставке в Крокин-галерее, где прочитала эти тексты о еде с не меньшим наслаждением, чем если бы все это съела. Меня поразил примерно один и тот же сюжет – какие замечательные голубцы, котлеты или шашлык готовили моя мама, Светина мама, наши бабушки, – но это было 20 лет назад, я теперь это давно уже не ем. Во всем лейтмотив внимания к фигуре, который, видимо, нас всех сейчас одолел. Поэтому скажу о себе, что мое отношение к еде сильно не изменилось. Разве что только географически. Стоит мне недели две побыть где-нибудь за границей, как, возвращаясь в Россию, мне страшно хочется гречки и свеклы – вещей, которые в обычной жизни я ем на самом деле довольно редко. И эта тоска по ним организма указывает, что в нас есть какие-то пищевые корни, справиться с которыми нельзя, да, видимо, и не надо.