Михаил Бударагин: Хуже нацистских знаков только фашистские ценники

Новость о том, что общественность, побывав в «Детском мире», возмутилась некими изображающими нацистов «солдатиками», за выходные стала в Рунете главной темой для обсуждений, кривотолков и взаимных обвинений.

«Выстрелил» сюжет «России-1», в котором рассказывалось о том, как в главном детском магазине гражданам предлагают купить изображения палачей.

Дальше пошло по нарастающей: одни уповали на то, что всех хорошо бы укатать (за что – найдется), другие напирали на то, что, мол, у всех были солдатики, дайте нам Гитлера в каждый дом.

Сошлись, в общем, огонь и пламя.

Все уперлись рогом: первые теперь станут рассказывать о том, что нацисты обижают память предков, и вынуждены будут объяснять, что нам делать с художественным изображением Штирлица (Тихонова, конечно, уже не привлечь, а художника, который его рисует прямо сейчас – можно ли?), а вторые дойдут – просто из принципа – до того, что и Гитлер лучше, чем «сажать за солдатиков».

Вот и поговорили.

К сожалению, проблема, которая случайно стала предметом обсуждения, вообще не касается ни солдатиков, ни нацистов. Посмотрите сюжет еще раз, пожалуйста, и вы увидите, что перед нами очень точно выполненные фигуры, которые стоят от 15 до 20 тысяч рублей, а не копеечные оловянные солдатики, которые и продают-то комплектами.

Не солдатики это (фото: кадр из видео)

Это – не солдатики. Это – не нацисты, это в детском магазине за 20 тысяч рублей продают не пойми что. Подобное – в стране, где и 15 тысяч – отличная зарплата – плевок в лицо не только ветеранам, но и обычным родителям.

И почему-то так вопрос задать стыдятся обе стороны полемики. Я задам, мне не стыдно.

Моему сыну – 7 лет, и я прорву времени трачу не на борьбу с оправданием нацизма (это быстро и просто объясняется, поверьте), а на то, чтобы рассказать ему о том, что 10 тысяч рублей за конструктор – это много, и я не нарисовал эти 10 тысяч рублей.

Я их заработал. Это – не просто, и даже эту колонку я пишу в свой выходной (хотя какой выходной?) И тот факт, что у других детей есть что-то, что нет у него, вовсе не означает, что кто-то любит кого-то больше, а любовь вообще не измеряется игрушками.

Я борюсь не с нацистами. Я борюсь со всем этим «Детским миром», который соблазняет машинками за 30, куклами за 50, трусами за 120 тысяч рублей.

Я брюзжу что-то, как старик, о том, что я-то в его годы играл в хоккей и разбивал очки, и клюшки у нас были одинаковые, а коньков не выдавали, раскатывали сапоги до прямых подошв. И носы у всех были одинаковые, били потом в нос, и я бил, и мне били, и ничего страшного, никто не умер.

Были, конечно, уже и первые приставки («Денди», старожилы помнят), и какие-то игрушки, солдатики были и конструкторы, и позорные выпрашивания были, но сверхпотребления для детей – этого не было.

Игрушки в месячную зарплату по стране, наверное, существовали, но никто их не видел. Изображения фашистов, кстати, рассматривали (никто не зигует), а этого – нет, не было, извините. Всему есть предел.

Мы, современные родители, избалованные тем, что ребенка можно отвлечь гаджетом, все-таки много работаем и часто устало поддаемся на уговоры, покупая мелочь и прививая ребенку чувство совершенно ложного вещизма. Это – большая поколенческая проблема, с ней трудно справиться, и вину родителей никто не снимает.

Но вина коллективного «Детского мира» – огромна. Дети развращены, и развращены в том числе и потому, что в Москве в принципе возможны куклы по 50 тысяч рублей. Тряпка, которую рядом, в Столешникове, продают за 100 тысяч – еще больший позор и еще большее издевательство, но взрослые все-таки могут сказать себе «нет».

Дети этого не умеют.

И если бы в сюжете, с которого все началось, фигурировали бы не нацисты, а примеры сверхпотребления (в «Детском мире» их достаточно), мы уже имели бы крайне важную общественную дискуссию о недопустимости соблазнения малых сих.

Вещизм страшнее нацизма, потому что в Киеве выступали сначала за «трусики и в ЕС», а неонацистский батальон «Азов» появился позднее. Нацизм вырастает из бюргерства, из колбас, из потребления, из пивных, там – среди отцов, чьи дети хотят и требуют, требуют и хотят – начинали те самые злодеи, которые заказывали потом абажуры из кожи заключенных концлагерей.

И я полагаю, что память о великом подвиге советского народа – это борьба не с фигурками нацистов, а сражение с фигурками за 20 тысяч рублей. Мой дед, который прошел войну и никаких фашистов – ни живых, ни мертвых – не боялся, был не только русским солдатом, но и советским человеком, и он бы сегодня со мной согласился.

Берлин они брали не для того, чтобы в центре столицы продавали детям игрушки, которые стоят столько, сколько получает в месяц огромная страна. Они не спали сутками, падали лицом в грязную, нераспаханную, теплую русскую землю, потому что артобстрел, голыми руками, сухими, хрупкими, неживыми пальцами строили блиндажи, на своем горбу выносили из болот раненых, пели тихо и молчали долго – для того, чтобы их праправнуки смогли услышать когда-нибудь о том, что есть равенство людей, есть прошлое и будущее, отличные люди и хорошие книги.

А игрушек за 20 тысяч – нет.

Так, может быть, память погибших оскорбляют не нацистские знаки, а фашистские ценники?