Егор Холмогоров: Христос не боится карикатуры

Есть широко распространенный предрассудок, что Пасха – это православный праздник, а Рождество – это западное баловство с подарками, Санта-Клаусами и «дарами волхвов». Поэтому у российской интеллигенции, воображающей себя то ли посольством, то ли резидентурой Европы в нашей «Стране рабов», принято кокетничать с Рождеством (точнее с «Кристмас»), даже если кокетничающий ни во что не верит или принадлежит к религии отличной от христианской.

Подражая Христу, христианин станет терпеливо сносить насмешки, станет молиться за обидчика и уж точно не станет его убивать

Год назад, когда оказалось, что Дары – это древние византийские святыни, к которым стоят очереди из десятков тысяч бабок и отроков, один из наивных московских либералов на пике интеллигентского беснования по этому поводу выпалил: «Увы, «Дары волхвов» – это больше не рассказ О`Генри». Мол, Пасха – это ладно, это для ватников. А наш Кристмас – не тронь.

Рукопожатные персоны не ошибаются только в одном: Рождество взаправду имеет прямое отношение к подлинным европейским ценностям. А вот они сами – нет. В этом году уникальность христианства как религии была как раз на православное Рождество подтверждена с небывалой выпуклостью терактом в Париже.

Христос, Магомет и карикатуры

Покойные карикатуристы глумились надо всеми и всем (кроме Холокоста и сына Николя Саркози, разумеется, – за обиду последнего один из художников был с позором из «Шарли Эбдо» уволен). Они глумились над Христом, христианами и христианством даже, пожалуй, побольше, чем над исламом.

Когда российские прогрессивные блогеры обнаружили антихристианские номера расстрелянного журнала, они – в «знак поддержки» – начали фотографироваться именно с ними, объясняя это тем, что «в России православие более актуально и нужна большая смелость, чтобы сняться с карикатурой на Христа, а не на Магомета».

Разумеется, это вранье, и они банально струсили. За карикатуру на Христа в России можно получить в худшем случае двушечку и выйти по УДО (и то вряд ли – с этой карикатурой придется пойти в храм и там сплясать). А вот за карикатуру на Магомета полагается пуля в лоб на месте.

Христиане не убивают карикатуристов. Не потому, что им не обидно, а потому, что Христос не боится карикатур. Никогда и никаких. Христос – Бог, принявший полноту природы человека. Добровольно подвергшийся голоду, изгнанию, насмешкам, хулам, поношениям, неправедному осуждению, пыткам, мученической смерти. Христос умирал среди издевательств и насмешек.

Требовали от Него, кстати, именно того, чтобы Он взял в руки автомат Калашникова и показал насмешникам, кто есть кто. Если бы Христос поубивал на Голгофе пару тысяч человек – Его бы, несомненно, признали царем. А так даже на кресте один из распятых рядом разбойников поносил Его.

Илья Глазунов. Великий Инквизитор. Левая часть триптиха. 1985. Триптих Легенда о Великом Инквизиторе (фото: Игорь Бойко/РИА "Новости")

И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого. И была над Ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: Сей есть Царь Иудейский. Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. (Лук. 23, 35-41)

Христос – Бог, пришедший быть подвергнутым унижениям, насмешкам и пыткам. При этом Христос изобразим. Это утверждено было Седьмым Вселенским Собором в борьбе с иконоборчеством. Кстати, иконоборцы, чье учение возникло во многом под влиянием ислама и поддерживалось уверенностью в том, что именно непоклонение изображениям дает мусульманам военную силу, тоже любили сатиру и юмор.

Император Феофил – последний из иконоборцев, сочинил сатирические стихи против православных братьев Феофана и Феодора, которые в споре указали ему, что он искажает текст писания, и велел выжечь им эти стихи на лбу. «Обнажил зверя и сказал: «Негоже царю терпеть оскорбления от таких людей», а потом велел отвести их во внутренний сад Лавсиака, дать по двадцать ударов и на лбу у каждого по варварскому обычаю выжечь нелепые ямбы собственного сочинения».

Христос не боится своего истинного изображения – иконы – и не убоится насмешки над иконой – карикатуры. Одно из древнейших известных нам изображений креста – карикатура, найденная на римском холме Палатин, где располагался императорский дворец, и датируемая около 200 года нашей эры. На ней изображен человек, стоящий перед распятым на кресте человеком с ослиной головой (язычники утверждали, что христиане поклоняются ослиной голове), и подпись: «Алексамен поклоняется своему богу». Мы не знаем, кто такой был этот Алексамен, мирно ли он скончал свои дни или стал мучеником, но карикатурой его точно было не испугать и не смутить.

Отношение основателя ислама к насмешкам в свой адрес отличается от христианского. Есть замечательная книга отечественного историка О.Г. Большакова «История Халифата», написанная на огромном фактическом материале, чуждая какой-либо враждебности и исламофобии, но и свободная от малейшей «политкорректности» по отношению к основателю ислама и стремления его непременно оправдывать. Думаю, что материал из этой книги, в отличие от похабных карикатур, перепечатывать современные политкорректные СМИ не решатся. И рассказано там, в том числе, и о том, как Магомет относился к насмешкам в свой адрес.

Еще перед вступлением в Мекку, когда было приказано не убивать в Мекке никого, кроме тех, кто выступит с оружием, шестеро были объявлены вне закона: ...Абдаллах б. ал-Хатал из бану тайм, которого Мухаммад послал собирать садаку, а тот сбежал с собранным скотом в Мекку; две его рабыни-певицы, распевавшие насмешливые песенки о Мухаммаде... Одна из певиц была поймана сразу и казнена, другой удалось скрыться и через некоторое время получить прощение. (О.Г. Большаков. История Халифата. том 1).

Казнен был также ал-Хувайрис б. Нукайз – «ал-Балазури обвиняет его в сочинении сатир на Мухаммада».

Магомет пришел в мир, чтобы явить силу и мощь Аллаха, которые проявлялись через внешнюю победу, через военное и политическое торжество над врагами. И насмешки, конечно, задевали и его достоинство, и достоинство провозглашаемой им веры. А уж карикатура, с учетом исламского запрета на изображения вообще, была бы равна абсолютному богохульству.

Дело не в том, что «все религии одинаковы и одинаково учат миру, а плохие фанатики-последователи все искажают». Напротив – личность основателя и доктринальный центр религии формирует поведение ее последователей самым непосредственным образом.

Подражая Христу, христианин станет терпеливо сносить насмешки, станет молиться за обидчика и уж точно не станет его убивать. Подражая Магомету, мусульманин вполне может убить насмешника, хотя может и проявить милосердие. Учиняя «православный талибан*», христианин вольно или невольно исламизируется. Проявляя терпение, мусульманин показывает себя немного христианином.

Впрочем, гораздо лучше и короче меня написал об этом Тимур Кибиров в замечательном стихотворении «Их-то Господь – вон какой».

Европейские ценности

Христианство не «возникло в Европе», не было «принято Европой», а образовало Европу из античной Праевропы. Именно встреча европейских народов и их древних культур (античной и варварских) и христианства и создало европейский феномен.

Там, где она произошла – будь то в России, Англии, Сербии или Португалии – там Европа. А где нет – там, увы, никакой Европы нет. Только в Европе христианство оказалось напрямую связано с представлением об уважении к человеческой личности в социальном контексте. Там, где христианство сломало идею «пытать людей не грех и вообще ничего страшного» – там Европа. Там, где пытка представляется чем-то само собой разумеющимся – там Азия.

В чем было образующее европейские ценности начало христианства? В том, что оно единственное абсолютизировало значение конкретной живой исторической личности – Иисуса Христа. Это абсолютно историческая, абсолютно личностная, абсолютно живая и самоудостоверяющая себя через свою абсолютную нелитературность и немелодраматичность история человека, который родился, жил, учил, был подвергнут неправому суду, мучим, страдал, распят, умер и воскрес. При этом осуждение и распятие Иисуса было не неким космическим символическим событием наподобие «жертвоприношения Пуруши», а вполне реальной историей из уголовной хроники протектората Палестина.

Особенность этого случая в том, что фигурантом этой хроники был Сам Бог. Именно божественная личность Бога Слова – творца мира была тем самым Иисусом, всецело была человеком, разговаривала, пила в Кане, прощала грехи прелюбодейке, была предана Иудой, говорила с Пилатом и подвергалась бичеванию и унижению. Страдало не Божество, но страдал Бог. И вся эта биографическая история – это история Бога.

Буддизм строится на абсолютной взаимозаменяемости будд. Ислам – на абсолютной предопределенности Магомета. И только христианство – на абсолютной значимости конкретного исторического события, которое не было предопределено, хотя могло быть предсказано.

В течение столетий в христианском мире шла ожесточенная борьба между защитниками халкидонского догмата о том, что Христос – всецело Бог и всецело человек, в защите этого догмата Рим и Константинополь были заодно, и характерным для восточных районов христианского мира монофизитством, учившим, что после воплощения Божество и человечество соединились в «единую природу». Европа – это область халкидонского христианства и ее распространения из богословия в метафизику и антропологию.

Философской проекцией этого догмата является персонализм. Если человеческая природа может вместить ипостась Бога, то значит и ипостась человека, пребывающая в человеческой природе, обладает ценностью и достоинством. Если Христос был равен нам, значит мы равны Христу (это не касается учения о богопричастности по благодати и святости, а исключительно равноправия по человеческой природе). Равны Ему во всем, кроме греха, который над Ним не имеет силы, а над нами тяготеет, пока Он не освободит нас.

На эту тему
• СМИ: Близкие Черчилля отговаривали его от принятия ислама
• Кадыров обвинил главреда «Эхо Москвы» в желании оскорбить мусульман
• В Казани впервые в истории России началось круглосуточное чтение Корана
• Турция призвала Европу ответить на исламофобию

Этот персонализм пусть не сразу и с бесчисленными греховными отягощениями порождает характерные черты цивилизаций европейского типа – представление о свободе воли, свободе выбора, ответственности за свои поступки, свободе мысли и слова, свободе поиска и эксперимента.

Процесс

Еще одним мощным образующим европейские ценности фактором была сама История Иисуса и прежде всего история Его предательства, осуждения и казни. Божественная личность в Своей человеческой природе подверглась всей обычной азиатской несправедливости – произволу, клевете, предательству, пыткам, унижению, казни. При этом представитель праевропейской культуры, вроде бы зацикленной на правосудии и справедливости, каковой всегда считался Рим, – Пилат не только не воспрепятствовал беззаконию, но еще и отрекся от фундамента правосудия – Истины.

Вопрос Пилата: «Что есть истина?» – это ведь не только вопрос о метафизике, но и вопрос о справедливости, отказ от рассмотрения дела о правосудии по существу.

И вот развитие европейской цивилизации в ее социальном ядре – правового государства – строилось именно вокруг идеи исключить повторение обстоятельств осуждения Христа. Если вы проследите те процессуальные формы, в которые выливалось развитие европейского права, то это было именно отстраивание системы гарантий, которая бы прошла «краш-тест» на процессе Иисуса.

Хотя для античности был важнейшим моментом процесс Сократа и его несправедливое осуждение, но античная правовая практика отнюдь не строилась на том, чтобы исключить казус Сократа. Христианский мир с самого начала сосредотачивается на том, чтобы не допустить повторного осуждения Христа. Начиная от наивного восклицания франкского вождя Хлодвига: «Если бы я тогда был в Иерусалиме со своими франками, уж я бы Христа в обиду не дал», европейская цивилизация – это грандиозная попытка «защитить Христа», и Самого, поставленного в современные обстоятельства, и в лице одного из наших ближних, одного из малых сих. Не случайно, наверное, число присяжных равно числу апостолов.

Сама идея Страшного Суда в христианстве совершенно непонятна, если не осознавать, что Страшный Судия – он же Неправедно Осужденный. И такие же неправедно осужденные и казненные или сосланные воссядут с Христом судить народы на местах апостолов. И такие же неправедно осужденные сонмы мучеников составят, так сказать, большую коллегию присяжных. Вот перед этой коллегией из сотен и тысяч неправедно осужденных предстанет каждая человеческая душа – и уж кому, как не им, знать о том, что такое несправедливость, и стремиться избежать ее.

Ко второй половине XIX – первому десятилетию ХХ века шлифовка европейской правовой системы дошла до предела. Хотя в ней все равно образовывались всё новые и новые дыры, примером чего было Дело Дрейфуса, парадокс которого состоял в том, что христиане и церковники требовали осуждения невиновного (то есть шли по пути Синедриона) из своих корпоративных соображений, а дрались за этого невиновного атеисты и агностики (впрочем, тоже зачастую из корпоративных соображений).

Достоевский как наиболее законченный представитель русской христианской мысли совершенно заворожен темой Процесса во всей его метафизической сложности. Собственно, последний его роман «Братья Карамазовы», так сказать, художественное зеркало метафизики, христианской философии и догматики – это Роман-Процесс о суде праведном и неправедном.

И именно в нем Христос в «Легенде» Ивана Карамазова предстает перед лицом Великого Инквизитора. И через осатаневшего, осуеченного мирскими делами и идеями старика-инквизитора Достоевский хочет показать отступление Запада от Христа. «Завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя. Dixi», – кричит инквизитор Христу. Но все-таки не может, не решается осудить Его.

Строго говоря, «Воскресенье» Толстого – это тоже Роман-Процесс, просто из-за особенностей позднего Толстого, пытавшегося провозгласить христианские идеи, упразднив христианство, гораздо менее удачный.

ХХ век – это действительно распад европейской цивилизации. Процесс здесь оказывается емким символом этого распада. В СССР происходят Московские Процессы, которые были и в самом деле новым словом в эволюции абсурда. Их поразительная процессуальная черта – они полностью построены на показаниях, без единой улики, без единого вещественного доказательства. Полностью выдержаны в жанре драматического говорения.

То, что происходит на Западе, гениально выражено Кафкой в его мифологеме «Процесса». Из ритуала правосудия, из Решения Процесс превращается в процесс – безначальный, бесконечный и бессмысленный. Размываются понятия ареста и свободы, виновности и невиновности, оправдания и осуждения, исчезают понятия закона, права, размывается инстанция решения. И в итоге этот процесс попросту приводит к уничтожению Йозефа К. без приговора. Этот процесс, в котором нет ни Истины, ни Оправдания.

Типичным кафкианским процессом является работа Гаагского суда. Что творится с процессом у нас – все тоже в курсе. И Кафка и Достоевский просто умерли бы от ужаса, если бы это увидели.

Но вот здесь вопрос – останемся ли мы фундаментально христианской цивилизацией, которая на каждую несправедливость в ходе процесса реагирует как на осуждение Христа, или же мы скатимся в соединительную рубцовую ткань азиатчины, которая никакой процессуальной несправедливости не видит и полагает, что каждый, кто сидит, тем самым и виновен, ибо если бы не был виновен, его бы и не посадили.

***

Вся свистопляска вокруг карикатурного теракта не имеет никакого отношения к той истине, которую принес и которой образовал европейское человечество Христос. Одинаково абсурдно – убивать за карикатуры и в знак протеста против убийц солидаризироваться с богохульниками или кривляками в богохульстве и кривлянии, а не в уважении их права на жизнь, достоинство и правосудие.

Европейские ценности – это прежде всего право и правосудие. И борьба за них – это не борьба за человеческие хотения, а борьба за Христа и образ Христа в нас. Европейская цивилизация – это цивилизация, в которой неправедное осуждение Иисуса столкнулось бы с определенными процедурными и содержательными трудностями. И в этом смысле, боюсь, современный ЕС от данного идеала далек – в нем подлинный Христос, Христос евангелий, обязательно подвергся бы обструкции как нетолерантный экстремист и обвинен бы был в сексизме, расизме, гомофобии и прочем.

Но и России гордиться особо нечем. У нас народилась целая порода идеологических попугаев, которые радостно гогочут: «Как хорошо, что Россия не Европа», подразумевая прежде всего именно распад системы правосудия и гуманного отношения к личности, воспевая азиатчину и тоскуя о «православном талибане». Но если вы не хотите, чтобы вас пытали – вы по своей сути европеец. Если вы орете «не нужны нам ваши европейские ценности» – вас однажды будут пытать.

А потому я люблю Рождество. День рождения Бога, не боявшегося ни пыток, ни смерти, не злившегося на карикатуры и не считавшего недостойным Себя иметь День рождения.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ